Странствие Парка - Кэтрин Патерсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты тут забыла?
Она пожала плечами.
— Здесь можно где-нибудь побыть одному?
Она снова пожала плечами.
— Я идти тебя будить. Ты опоздать.
У Парка похолодело внизу живота.
— Где миссис Дейвенпорт?
— Не знать, — ответила она. — Может, у дедушки? («Мозет у дедуськи» — так она произнесла).
Так все было в порядке? Правда? Ничто не нарушало обычный порядок. Парк осмелился спросить:
— С ним все хорошо?
— Не знать. Мне не рассказывать. Может, не хорошо. Она звать Фрэнка прийти.
У мальчика все внутри оборвалось. Вдруг они узнают о прошлой ночи? Нет, не может быть.
— Ты когда встать?
— Когда ты уйдешь, — резко ответил Парк.
Господи, что же он наделал?
Тхань скривила рот в своей обычной дерзкой манере, повела маленьким бедром и важно вышла из комнаты. Он подождал, пока та спустится в гостиную, выскочил из кровати и с размаху захлопнул дверь. И тут же подумал, что не стоило так сильно хлопать, одна надежда, что внизу не так слышно. Если тяжелая дверь в спальню закрыта, то никто вообще не мог ничего услышать. Парк натянул джинсы. Дрожащими руками с трудом застегнул молнию и еле-еле справился с застежкой.
Крадучись, мальчик спустился по лестнице. Внизу остановился и прислушался к звукам за дверью. Слышался голос, голос Фрэнка, но слов было не разобрать. Парк обогнул перила. Под лестницей в своей дурацкой манере на корточках сидела Тхань и ухмылялась.
— Ты зачем шпионить? — спросила она, явно довольная тем, что поймала Парка, когда он собирался подслушать разговор.
— Я не шпионил! — шепотом отрезал мальчик.
Она подняла бровь и снова ухмыльнулась.
— Да все в порядке.
Парк прошел мимо нее в столовую и дальше на кухню. Для него лежали приборы, но еды уже не было. Он открыл холодильник, заглянул туда, но не мог сообразить, что взять поесть. Он вообще не мог соображать.
— Голова слишком горячая?
Парк резко обернулся.
— Нет, у меня не горячая голова. Я ищу, что поесть, — он увидел яблоко, взял его и закрыл дверь. — Ты мне мешаешь.
— Ах, простить, мистер Холодная Голова, — она сделала шаг в сторону, — но Фрэнк просить идти в сад.
— Отлично! — он сердито откусил от яблока. — Я иду.
Парк закончил полоть горох и, когда Тхань по второму разу объяснила, как выглядит зеленый лук, принялся за него. Лучше бы он надел сырые кроссовки. В резиновых сапогах было жарко, и они терли под коленками. Солнце пекло голову, но мальчик не останавливался даже, чтобы вытереть дурацкий пот, заливавший глаза.
— Тебе надо кепка, — Тхань сняла свою красную бейсболку, вытерла пот со лба и подошла к нему.
Можно это считать знаком от Бога? Вряд ли. К тому же она вроде язычницы, все эти люди были такими.
— Я в порядке, — ответил он, хотя понимал, что сказать эти слова самому не в счет.
— Пить хотеть? — она сняла с пояса маленький термос и протянула его мальчику.
— Спасибо, — он с трудом распрямил затекшие ноги.
«Как они могут так сидеть часами?» Парк подождал, чтобы Тхань дала чашку. Чашки не было. Тогда он открутил крышку термоса. Ну и пусть он подхватит какую-нибудь азиатскую болезнь. Неважно. Все равно он проклят.
— Он умирает, миссис Броутон. К сожалению, я ничего не могу сделать.
— Нет, доктор, нет! Пожалуйста, можно, я поговорю с ним. Мне нужно ему сказать!
— Не думаю, что он вас услышит.
— Он должен. Он должен знать, что все хорошо. Он ни в чем не виноват. Никто не винит его.
— Вам бы раньше ему это сказать, миссис Броутон. А сейчас боюсь…
— Не будь свиньей. Я тоже хотеть воды.
Он протянул термос Тхань и вытер рот тыльной стороной ладошки.
Она достала из кармана джинсов носовой платок и тщательно вытерла край горлышка, прежде чем сделать большой глоток.
— Дедушка сегодня сумасшедший.
Парк встрепенулся.
— Кто сказал?
— Фрэнк. Сказать маме, — тут она сделала еще один бесконечно длинный глоток.
Парк должен был опереться рукой, чтобы сохранить равновесие.
— Да ну? — он старался, чтобы голос звучал буднично. — А мне никто ничего не говорил.
— Они не сказать тебе! — она смотрела на него сверху вниз с таким презрением, что мальчик вскочил на ноги, чтобы снова стать выше.
— Что ты хочешь сказать?
«Неужели кто-то узнал, что случилось прошлой ночью?»
— Ты ребенок. Они не говорить детям, что дедушка сумасшедший. Я слышать.
Парк вспотел от радости. Она имела в виду, что они не станут с ним говорить о таких вещах, но никто ни в чем его не обвиняет.
— Что значит «сумасшедший»?
— Ну, знаешь, он плакать, плакать, плакать все время. Он не говорить, только плакать все время, — она хихикнула. — Как ребенок.
— Не смешно.
Она пожала плечами.
— Откуда ты знаешь? Ты, наверно, его даже не видела ни разу.
— Я видеть. Когда я приехать. Фрэнк брать меня. «Это Тхань», — он сказать дедушке, и дедушка кричать, чтобы Фрэнк увести меня. Но… — она прищурилась и хитро посмотрела на мальчика, — я тебе сказать, я подглядывать. Иногда они вывозить его в кресле на веранду. Я за кустами. Иногда я выглядывать в окно, но дедушка заметить и кричать, и я убегать как заяц.
Она захихикала.
— Ты не должна так делать.
— Тогда Фрэнк меня поймать. И, наверно, рассердиться.
— Да нет, глупая. Я говорю, что ты не должна подглядывать, а не убегать.
— Мне нравится, — отрезала она.
— Это нечестно.
— Нет нечестно. Я хотеть видеть.
— Но ты не должна.
Она вскинула голову.
— Хочешь видеть?
Парка снова бросило в жар.
— Твой дедушка. Ты видеть.
— Нет.
— В следующий раз. Я прийти за тобой. Мы подглядывать. Ты и я. Идет?
— Нет.
— Ты не бояться. Он не ругаться.
— Я не боюсь.
— Так как? Идет? Тебе показать. Идти сейчас. Смотреть в окно.
— Нет, ты сама сказала, ему сегодня плохо.
— Он не видеть нас. Мы видеть его. Иди.
Что ему оставалось? Он пошел за ней к дому. Ноги налились свинцовой тяжестью, сердце гулко стучало в груди. Она провела его вокруг забора. Джуп, виляя хвостом, бросился к ним навстречу через двор.
— Ш-ш-ш-ш, — произнесла Тхань.
Потом открыла ворота и знаком показала Парку следовать за ней. С южной стороны дома просторная передняя веранда чуть выдавалась вперед, прямо напротив окна спальни на первом этаже. Вокруг угла дома росли усыпанные голубыми и белыми цветами кусты калины высотой примерно с Парка. Тхань схватила мальчика за руку и повела его за кусты на скрытую ото всех часть веранды. Дети присели под окном, чтобы отдышаться.
Наконец Тхань приподнялась над подоконником и заглянула внутрь.
— Спать, — разочарованно сказала она.
Раз старик спит, бояться нечего, правда? Парк тоже заглянул в окно.
Он разглядел кровать. Над кроватью, словно цирковая трапеция, блестел в лучах солнца железный треугольник, под ним на высокой подушке лежал старик. Он лежал на спине с закрытыми глазами и открытым ртом. Точно мертвец.
— Все, я его увидел. Пошли, — Парк снова присел под подоконник.
Тхань улыбнулась:
— Ты трусить.
— Чего тут трусить? Просто я думаю, нам лучше пойти поработать.
Девочка пошла за Парком, ухмыляясь, словно тыквенная голова на Хэллоуине.[39] Они пересекли двор и вернулись в огород.
Если Парк не придет на веранду в полчетвертого, Фрэнк поймет — что-то случилось.
Дядя сказал лишь:
— Ты не пришел утром доить коров, — и это могло означать, что он о чем-то догадывается.
— Простите, — мальчик пробормотал, что проспал, Фрэнк в ответ кивнул, взял ключи, достал винтовку и патроны, и они поехали.
Вдруг будет заметно? Вдруг у Парка будут так дрожать руки, что он и близко не попадет в цель и Фрэнк заподозрит… но, к счастью, у мальчика все получилось не хуже, чем в первый раз.
— У тебя неплохо получается, — похвалил Фрэнк, когда Парку удалось выбить две пятерки за четыре выстрела.
Дядя откашлялся.
«Сейчас начнется».
Парк, как лежал на животе с винтовкой у плеча, так и застыл.
— Я вижу, ты удивлен, почему я до сих пор не познакомил тебя с полковником, — он вздохнул, и Парк вздохнул, только тише. — Я… понимаешь, я никогда… никогда не знаю, как на него повлияет какое-то событие. Никто не знает. Первый удар — тот был легким — случился сразу после развода, а последний…
— Развода?
Фрэнк присел и наклонился так, что его голова оказалась почти на одном уровне с Парком.
— Прости, — произнес он, — кажется, я сказал лишнее. Я думал, мама рассказала тебе.
— Рассказала что? — мальчик с трудом выговаривал слова.
— Ты не знал, что они с Парком развелись?
У мальчика перехватило горло. Он не смог ответить даже, если бы от этого зависела его жизнь. Развелись? Такая мысль никогда не приходила ему в голову. Когда? Почему? Почему она ему не сказала? Разве у него нет права знать такие вещи?