Скованный - Теодор Картер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Когда ты успел все здесь наладить? — спрашивает Диана, вздыхая в возбуждении.
— Попросил соседа помочь, когда мы уйдем…
Томас заносит руки под юбку и впивается в ягодицы Дианы. Она дотрагивается до его ширинки и сжимает напухший бугор.
— Да, — вздыхает Диана. — еще!
Брюки слетают с Томаса. Диана, в одном нижнем белье, больше похожая на слегка чахлую проститутку, изнемогает от желания раздеться полностью и отдаться мужу. Но Томас дразнит ее. Маринует. Он медленно охватывает ее грудь, поглаживая соски, и продолжает целовать в морщинистую шею.
Томас говорит.
Диана слушает.
— Встань ко мне спиной и выгнись… — шепчет он.
Она повинуется. Треугольная спина, перевязанная лифчиком, искривляется дугой, уходит в ноги, разделяется на упругие половинки персика. Он прижимает ладони к ним и медленно раздвигает. Томас целует ее. Целует в лопатки, позвоночник и поясницу. Он наклоняется. Диана, прижатая к стене, вздыхает лаской.
Томас вспоминает чердак. Как он прижимал ее к опорной балке. Задирал ей юбку и заносил между ног пальцы. Как он опускался вниз, отодвигал ткань трусиков и выставлял язык. Он вспоминает вкус, вспоминает тонкие складки, перебираемые языком. Он всегда любил смотреть на нее сзади.
Томас наклоняется ниже, едва заметно проводя двумя пальцами по ткани ее трусиков. На обратном пути он незаметно просунул два пальчика в нее. Диана вздрогнула, издав слабый стон. Она мокрая. Безмерно мокрая. Томас пьянеет и вдыхает аромат своей жены. Но не тот. Совсем не тот. Томас вытягивает пальцы. Полоска слизи тянется от них к ногам Дианы.
Сперма.
— Кто тебя трахал, шлюха?
— Ты, Томми, ты меня трахнул!
Томас поднялся, резко разворачивая Диану лицом к себе.
— С кем ты трахалась, шлюха?!
— Ч… что?
Он протягивает ей два пальца.
— Ты вся в сперме, сука! Кто тебя трахает?!
Закаленное возбуждение пропадает. Они медленно приходят в чувства. Нет, это не романтика. Это вечер псих-больных, решивших, что они здоровы.
— Томми, это не то…
— Это сперма! — Томас напряжен. — Тебя кто-то трахнул.
— Томас…
— Кто? Ты изменяешь мне, скотина?
Томас кричит на молчаливую Диану. Она краснеет и тянется к простыне, чтобы прикрыться. Пальцы невольно сжимаются в кулак, один за другим, словно Томас последовательно нажимал на клавиши пианино.
— Не надо, пап.
Раздался грохот. Диана неподвижно стоит напротив Томаса. Его правая рука прижата к стене.
— Твою мать, — говорит Томас. — На что я надеялся…
Он медленно садится на край кровати. Диана поспешно одевается и отворачивается от него.
— Рассказывай…
— Томас, что тебе рассказывать?
— Ты же сама знаешь.
Она включила свет и села на ту же кровать с другой стороны.
Измена — рискованное блюдо корейской кухни. Что-то вроде сушеных тараканов или хвостов змей. Не для всех. Для изысканных гурманов. Может как вернуть любовь к обычной пище, так и навсегда ее убить.
В комнате стоит тишина, но они слышат отчетливый треск. Они не подают вида. Они оба знают. Знают, что это скрипит дом, в котором они жили. Что скоро крышу чердака снесет ветрами, балки прогнуться и его наполнит вода. Они знали, что он прогибается под тяжестью времени. Знали, но молчали об этом.
Атмосфера начала густеть. Воздух становился плотным. Головокружение — менее приятным.
— А что мне еще оставалось, Томас… После смерти Элли… Я ждала поддержки от тебя, ждала любви и ласки. Но ты пропал, Томас. Пропал не только из этого дома, но из моей жизни. А я, как ни крути, женщина. Да, потрепанная временем, да, не такая сексуальная, как когда-то, но все-таки женщина. Мне хотелось чувствовать себя любимой и красивой. Я также хотела получать оргазмы. Я не виновата в том, что ребенок, которого я носила в животе практически целый год, разодрал всю меня, выжал все соки и умер… Я любила ее.
— Я тоже ее любил, Диана. И до сих пор люблю. Как и тебе, мне ужасно не хватало поддержки. Я может и был раньше каким-то отчаянным, рискованным, смелым. Но я же человек! Человек, Диана! Не робот… Я тоже чувствую и тоже хочу быть любимым. Но только я не плакал при тебе, потому что старался быть сильным. От этого наверное и стал бесчувственной мразью.
Свечи погасли, извернувшись перед смертью. В квартире не существует времени, не существует прошлого, будущего и настоящего. Есть только они — Диана и Томас. Словно кто-то поставил паузу.
— Я знаю, Томас, знаю, но, твою мать, как же мне тяжело было справляться с этим… Тебе не понять. Ты не вынашивал ребенка. А потом не принимал смерть человека, который вылез из тебя…
— Мне не понять? — он усмехнулся. — Всю твою беременность и всю ее болезнь я находился рядом. Я старался тебя поддерживать в это время. Терпел твои истерики. Но был рядом и заботился о тебе… Я понимаю тебя как никто другой, Диана, как никто другой…
— Может быть ты и понимаешь, но Томми, ты пропал! Тебя просто не было в моей жизни. Мы готовились к этому дню. Каждое утро я просыпалась как в последний раз. Но почему ты не удосужился просто быть рядом?
— Ты знаешь, почему…
— Ты винишь себя в этом, я знаю. Но я виню себя не меньше…
Настала тишина. Спиной друг к другу, в одном нижнем белье, словно кто-то поставил зеркало, словно кто-то провел черту… Затем Томас заговорил.
— Я тоже тебе изменил…
— Я знаю…
Тишина.
— Мне трудно это признавать… Я испытываю странные эмоции, но сейчас ты для меня чужая. Как будто не было двадцати лет, — говорит Томас.
— Я чувствую то же самое…
— Нам нужно развестись…
Молчание.
Они не смотрели друг другу в глаза. Не стоило.
Томас медленно встали и оделся, собирая свою одежду по всем углам. Он подходит к порогу и обводит квартиру взглядом. Он прощается. Каждая бессмысленная покупка стала истиной в его глазах. Он смотрел на купленный хлам и видел пустоту. Но этот дом… Он стал родным.
Томас открывает дверь, шагает за порог и уходит.
В этот вечер слезы Дианы снова испачкали пол.
Тишина.
Треск заглушал все мысли. Они знали, что их родной, родительский дом, уже наполовину разрушен. Одна стена обвалилась, первый этаж наполовину ушел под землю. Они знают это. Знают и бессмысленно молчат.
Глава 4. Цербер
1
Итон Спаркс. Выдающийся среди бездарных. Бог среди полубогов. Птица среди насекомых. Не вникая в суть своей нелепой жизни, он открывает холодильник, хватает грязными руками пиво и открывает его с «пшиком». Поверхность дивана подмята под его зад, на спинке отпечатан кривой позвоночник. Итон
