Выстрел на окраине - Николай Почивалин

Невысокого мнения о Пике была одна, кажется, Тоня. Вспомнив недавний эпизод, Антон невольно улыбнулся.

Вскоре после возвращения из школы Антон показал ей собаку. Когда он уезжал, Пик был восьмимесячным щенком, очень крупным для своего возраста, но все-таки щенком; теперь у ног Антона спокойно сидела рослая овчарка, не признающая никого, кроме своего хозяина. Тоня попыталась погладить Пика — он злобно ощетинился.

— Пик, ты что это! — начала стыдить Тоня. — Ну, познакомимся?

Антон сразу же остановил ее: с собакой разговаривать не полагается, она должна знать всего лишь несколько команд, вызывающих по условным рефлексам определенные действия, и принимать эти команды только от своего проводника. Посторонние разговоры рассеивают внимание собаки, отвлекают ее и категорически запрещены.

— Ты как на уроке, Антон! — засмеялась Тоня, но в душе, кажется, не согласилась с тем, что подозрительным Пик должен быть даже к ней. — Не Пик, а условный рефлекс!

С тех пор Тоня так и звала собаку — Рефлексом. Вечерами, когда Антон возвращался с работы, Тоня шутливо осведомлялась:

— Ну как твой Рефлекс?

Но если Тоня, ласково подтрунивая над мужем, все понимала, то мать, узнав как-то от невестки о повадках собаки, возмутилась: никаких рефлексов она не признавала.

Заставив Антона и Тоню долго смеяться, она неодобрительно говорила:

— Не знаю, сынок, что у тебя там за чудо, только что уж это за собака, что своих не признает? Наш Дружок, бывало, почитай, всю улицу знал, увидит кого — так хвостом и наколачивает, даром что неученый...

Подумав о Тоне, Антон снова улыбнулся, но теперь это была другая улыбка — мягкая и теплая. Сидящий напротив майор Гольцев, вставляя в самодельный мундштук очередную сигарету, с удивлением посмотрел на Петрова: держит в руках раскрытую книгу «Служебная собака», а сам о чем-то размечтался!..

Массивная, обитая клеенкой дверь кабинета открылась. Петров быстро поднялся.

— Здравия желаю, товарищ полковник!

— Здравствуйте, лейтенант, — приветливо кивнул вышедший из кабинета человек в хорошо отутюженном сером костюме с университетским ромбиком на пиджаке. Внимательные голубые глаза полковника удовлетворенно окинули невысокого подтянутого лейтенанта. — Как дежурство?

— Скучно, товарищ полковник! — искренне пожаловался Антон. — Никаких происшествий.

Глаза полковника весело заголубели.

— Радоваться надо, Петров, а вы недовольны. Если тихо у нас — значит, спокойно в городе. По-моему, это очень хорошо! Как, товарищ майор?

— Так точно, товарищ полковник! — проворно встал Гольцев.

— Вот, лейтенант, слышали, что старый служака говорит? — усмехнулся полковник и тут же, уже серьезно, с горчинкой, добавил: — Работы вам еще хватит, Петров. К сожалению, разная человеческая дрянь еще не перевелась!..

Антон сконфуженно промолчал. К полковнику он относился с большим уважением и мысленно всегда ставил его себе в пример. Это человек! Внимательный, подтянутый — даже штатский костюм, который он иногда носит, не может скрыть завидной выправки. Виски только сединой тронулись, а так — совсем еще молодой человек; говорят, что он занимается гимнастикой и здорово ходит на лыжах.

Антону здесь есть у кого поучиться. Взять хотя бы майора Чугаева — пришел в милицию по комсомольской путевке рядовым милиционером, а теперь начальник уголовного розыска. Двадцать пять лет отслужил — чего только не перевидал! И в него стреляли, и он стрелял, Красную Звезду получил; вспомнит что из своей практики — заслушаешься... Или вот капитан Бухалов. По виду совсем неприметный человек, только что высокий да сутулый, а прозвали грозой преступников. Самое сложное дело распутает, и все молчком, покашливая, — он словно в стороне, а дело само по себе решилось. Услышит о каком происшествии, потрет залысину и вспомнит: похоже, говорит, на почерк Сеньки Чижа. И, смотришь, через неделю-другую берут уже этого Чижа с поличным. Недаром к Бухалову все молодые оперативники льнут: вроде института он для них!

Резко зазвонил телефон. Задумавшийся Антон вздрогнул, невольно подался вперед. Может быть, это смешно, но Антону казалось, что по каким-то неуловимым признакам он умеет отличать обычный звонок от того единственного, который тревожно извещает о происшествии.

Ну, конечно! Майор Гольцев раскрыл журнал и, повторяя, торопливо записывал:

— Так, так: Почтовая, сорок, квартира три! Есть, сейчас выедем.

И, заканчивая запись, уже положив трубку, озабоченно кивнул:

— Ограбление квартиры!

Гремя сапогами, Антон скатился по узкой винтовой лестнице, побежал в питомник. Спустя пять минут, вместе с Пиком он уже сидел в покрытом брезентом «газике». Устроившийся рядом с шофером лейтенант Меженцев, поминутно поворачиваясь к Петрову, азартно доказывал:

— Точный расчет! Дом коммунальный, все на работе — вот и срезали! Ничего, найдем, похлеще распутывали!

Пожилая женщина с мягким расстроенным лицом показывала Меженцеву и Петрову распахнутый шифоньер с разбросанной одеждой, комод с выдвинутыми и перерытыми ящиками, возбужденно рассказывала:

— Прихожу это я на обед, за дверь взялась — батюшки ты мои! — открыта. Я в комнату, а тут все вверх дном!..

— Какие вещи похищены?

— Сразу в таком содоме разве разберешь! Из шкафа-то костюм мужнин взяли, юбку мою шерстяную. Остальное будто все цело, только мешалку сделали! Да еще часы вот с гвоздика пропали. Их-то жальче всего: именные, министр подарил! Сам-то у меня машинистом на дороге работает, а тут, как на грех, третий день в больнице: аппендицит ему резали. Вот он часы-то на гвоздике и оставил. Расстроится теперь — барахло-то наживное, а это — подарок.

— Найдем, мамаша! — уверенно пообещал Меженцев.

Слушая хозяйку, он оглядел дверной замок — никаких повреждений, вор действовал отмычкой.

Антон Петров меж тем подошел к окну и почувствовал, как Пик заволновался — черная густая шерсть на загривке взъерошилась, нервная дрожь, поднимая щетинку волос, побежала вдоль хребта. Ошибки быть не могло — Пик почувствовал чужой запах.

Антон внимательно оглядел раму: наклеенная по пазам белая бумага почти по всей линии лопнула, на подоконнике лежали сухие куски замазки. Очевидно, вор хотел уйти другим путем и пытался открыть окно.

— Батюшки ты мои, а я и не заметила! — всплеснула руками хозяйка. — Вся моя клейка пропала, гляди-ка ты!

Выяснилось еще одно важное обстоятельство, о котором поначалу хозяйка забыла рассказать.

Оказывается, две девочки, живущие в этом же доме, видели утром, как в подъезд входили двое мужчин. Один из них без пальто, в пиджаке и свитере. На щеке у этого мужчины был шрам, или, как сказали девочки, «большая оспа». Вот этот, с «оспой», еще шугнул их — не крутитесь под ногами! Обо всем этом девочки сказали тете Маше, когда женщина, обнаружив кражу, выскочила во двор.

Это уже было драгоценной находкой — примета, по крайней мере одного жулика, надежная.

Лейтенант Меженцев пошел с хозяйкой повидать девочек. Антон, с трудом удерживающий Пика, отпустил, наконец, поводок, коротко скомандовал:

— След!

Впрочем, Пик не нуждался уже в понукании. Плотно прижав уши к затылку, он ринулся из комнаты в коридор, вывел на лестничную клетку, взлетел на три ступеньки вверх по лестнице, ведущей на второй этаж (вор, должно быть, кого-то испугался и пережидал), и тут же устремился во двор. Здесь он пробежал у самой стены, почти касаясь ее боком, невольно повторив осторожную повадку жулика, и уверенно выбежал на улицу.

За воротами Петрова нагнал Меженцев и, пристраиваясь к его крупному частому шагу, довольно подтвердил:

— Точно! Один со шрамом на левой щеке!

С ночи подморозило, день выдался холодный, серый, по бокам тротуара нетронуто лежал мелкий сухой иней. Пик уверенно бежал по асфальту, наклонив голову, неутомимо ловя вздрагивающими ноздрями чужой, одному ему ведомый запах. Возбуждаясь все больше, собака пошла крупными ровными скачками. Удлинившему поводок Антону и следовавшему за ним Меженцеву пришлось бежать.

Квартал, второй, третий. Прохожие предупредительно уступали дорогу, с любопытством оглядывались на рослую овчарку и молча бегущих за ней двух офицеров милиции.

С Почтовой Пик свернул на Чапаевскую, пробежал квартал и вдруг, тревожно фыркая, закружился на месте: здесь Чапаевскую пересекала центральная магистраль города — Ленинская, до блеска накатанная троллейбусами, автобусами, автомобилями. В острой смеси запахов бензина, гари, сотен пешеходов потерялся, исчез запах одного-единственного человека. Пик стоял на самом перекрестке, словно перед крутым обрывом, опасаясь неверного шага. Подняв голову, он нетерпеливо и жадно втягивал воздух, используя свою последнюю возможность — «верхнее чутье», но в этот раз не помогало и оно.

— Потерял? — огорченно спросил Меженцев, вытирая влажный лоб.