Дело чести (СИ) - Земляной Андрей Борисович

Эжен Франсуа Видок

Флот воздушный зародившись буквально на наших глазах, быстро оброс собственными правилами, легендами и даже терминами. Многое заимствовав из флота морского, тем не менее создал и собственное, ни на что не похожее, воздушное братство людей, большая часть жизни которых проходит в небе.

И уже не морские волки, с их просоленными бродами и широкими клёшами, тревожат женские сердца, а подтянутые молодые люди в белоснежной форме Воздухофлота, и красотки — стюардессы, чья ангельская стать заставляет чаще биться сердца пассажиров, даже глубоко почтенных возрастом.

И весь воздушный флот, также молод, красив, проворен словно белка и всё более и более решительно входит в нашу жизнь. Самолёты и воздухолёты не так комфортабельны, как магистральные поезда, и не могут взять на борт столько же груза, но они куда быстрее, что в наш век скоростей, чрезвычайно ценится публикой. Добраться от Нижнего до столицы не за четыре с половиной часа, а за полтора часа, а от Владивостока до Киева не за девять дней, а за трое суток, не это ли идеал человека, ценящего время? И порой уже встречаются господа, летающие на обед в Киев, а на ужин в Нижний Новгород.

Мариэтта Шагинян специально для Московского Вестника. 12 мая 1924 года

Российская империя, Москва, Генеральный штаб.

— И как же это всё понимать, Георгий Семёнович? — Генерал Духонин был зол, и возбуждённо ходил из угла в угол огромного кабинета поскрипывая сапогами, начищенными до «голубой искры». Только что ему доложили о том, что Белоусов — младший обнаружил посох, пусть и без алого бриллианта, но сама реликвия найдена. И это после того, как он отрядил в распоряжение генерала Сокольского, который командовал внутренней контрразведкой генштаба, своих лучших людей. Головорезов, которым сам чёрт не брат, способных на всё. Генерал клятвенно пообещал ему быстрый результат, и что? — И что, я вас спрашиваю? — Духонин остановился напротив генерала. — Вы арестовали два десятка человек, но так и не смогли получить хоть тень результата. А этот мальчишка…

— Виноват ваше высокопревосходительство, но я дал команду нашим специалистам посмотреть на их технику, так мы даже названий таких не знаем. — Генерал развёл руками. — Мы всё правильно сделали. И людишек взяли каких надо, и допросы провели правильно, только вот полковник этот, он словно из другого времени. С фотографами на их языке, со скорохватами, тоже не теряется, да и когда с полицейскими разговаривал, те ему в рот смотрели словно отцу родному. А технику эту… Я сам видел. Привезли её а он самолично распаковал, да разобрал на глазах, как мои люди пулемёт разбирают. Кстати, пулемёт-то тоже его конструкции. Он словно из завтра к нам пришёл.

— Это не он из завтра. — Духонин наконец успокоился и сел. — Он как раз из сегодняшнего дня. Это мы с вами, генерал старые перечницы. И это значит, что мы должны подтянуться, и заставить себя учиться. А иначе нас молодёжь быстро сожрёт.

Российская империя, Москва, Тайная Канцелярия.

После первого успеха у группы Белоусова началась полоса тишины. Уже перетряхнули всех, кто мог помочь преступникам сбыть краденое, ювелиров и нечистых на руку торговцев. Трясли даже бывших уголовников, картёжников, и вообще антисоциальные элементы, а раскрашенная фотокарточка бриллианта разослана по всем отделениям полиции, пограничной и таможенной службы. Все специальные службы империи буквально были в пене, но реликвия словно канула в воду.

Белоусов ко всей этой кутерьме относился спокойно. Как минимум потому, что основная реликвия всё-таки была возвращена, а во вторую очередь, потому что у него в программе стояла защита диплома, и всё что не относилось к этой задаче, было отодвинуто в сторону.

Темой диплома, было управление потоком топлива и воздуха в зависимости от режимов работы двигателей внутреннего сгорания, и поэтому на огромном столе перед ним, стояли разные модели двигателей, карбюраторов, и прочей механики, которые по его заказу изготовили на опытном участке Русской Стали.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Николай всегда старался появляться в Университете в штатском, а точнее в форменном костюме инженера — механика, но в этот раз пришлось надеть парадный мундир со всеми наградами, так как этот пункт был прямо прописан в академических правилах. Об этом ему жёстко сказал декан факультета, который знал где служит Николай. Видимо для каких-то его внутренних интриг нужно было появление студента Белоусова при полном параде.

Зрелище выходящего на трибуну полковника Тайной Канцелярии, с высшими орденами империи, и двумя георгиями, сначала вызвало шок у преподавательского состава, а после паузы, они все как один встали аплодисментами приветствуя Николая.

В такой обстановке, защита прошла конечно же без сучка и задоринки, а когда декан, вручая диплом, объявил, что все двигатели и учебные пособия, изготовленные для демонстрации, остаются факультету, снова раздались аплодисменты.

В соседней аудитории, официанты уже сервировали столы с угощением для комиссии и всех присутствующих, а Николай, тепло простившись с преподавателями, поехал отмечать окончание университета с родными. Мамой, папой и Анечкой.

У самого Николая, момент окончания Университета, почти не вызвал никаких эмоций, так он устал от учёбы и подготовки к защите.

Но и во время банкета, и позже, когда он лёг в постель, сон всё не шёл. Он пытался понять, что— же ему не даёт покоя. Словно мелкая заноза. Ноет где-то, а не понять где.

Расслабившись и погрузившись в медитативное состояние, Николай начал просматривать прошедший день, словно визиографическую ленту, кадр за кадром, медленно и неторопливо. Слова людей, их мимика, жесты, кто и где стоял, и что при этом делал…

Искомое нашлось быстро. В ресторане, где он с родителями и Анечкой праздновал окончание Университета, где-то на периферии зрения, маячила пара. Тощий словно палка метрдотель и крупноватый, и грузный толстый старший официант, следившие чтобы у дорогих гостей заведения всё было в порядке. И их разговор, на грани слышимости, но когда вдруг замолкла певица, слова прозвучали слишком громко и потому ясно.

«— Дак как не порадеть родному человечку-то? Сам знаешь. Ради своих — то и не так через себя перепрыгнешь. Родная кровь не водица.»

Да, это была та самая заноза, что не давала покоя.

«И чего я так прилип к этим словам?»

Николай встал, включил свет, и пройдя в кабинет, взял с полки первое, что попалось, а этим оказался пистолет Штайр 1912 года, раскатал на столе кусок сукна, и разобрав оружие, стал неторопливо чистить его, не мешая мыслям свободно течь.

Фраза была самой обыкновенной. Семья и семейственность, среди народов, населяющих Россию, была в почёте, и одно из самых тяжких оскорблений звучало как «Иван родства не помнящий».

И всё же, почему подсознание сначала выделило эту фразу из общего потока шума?

Если голова его уже не была занята подготовкой к диплому, то следующей болевой точкой следует признать похищение жезла Феофана Грозного. И какое отношение имеет семейственность к похищению?

Собирая уже вычищенный до стерильного состояния Штейр, Николай вдруг остановился, и замер, затем отложил оружие и потянулся к телефону.

Уже как год, телефонные станции избавились от барышень, и соединение происходило путём набора номера через диск.

— Дежурный старший лейтенант Никитченко.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Доброй ночи, Виктор Михайлович. — Николай раскрыл кодовую книжку этой недели на нужной странице. — Девяносто восемь, шестнадцать, сорок один.

— Доброй ночи, Николай Александрович. — Дежурный с которого мгновенно слетела сонливость, отбарабанил по памяти. — Сорок восемь, десять, пятьдесят пять.

— Виктор, Михайлович, а где у нас пребывают задержанные по Феофановскому делу?

— Так в богадельне бывшей, что теперь тюрьма для особых узников, что на Яузе. Улица Матросская Тишина.