Газета День Литературы # 103 (2005 3) - Газета День Литературы

Татьяна Смертина

ЛУННАЯ ДЕВА

Малолеткой влюбилась

В Луну.

И познала я —

Лунный огонь!

Дева Лунная,

Словно волну,

Мне влила его тихо

В ладонь.

Как играла я

Лунным огнем!

Он скользил

И звенел в волосах.

Сквозь чело

Проникал острием,

Навсегда оставаясь

В глазах…

Иду по тропе, здесь волнушки, там грузди…

Но что это, что в мураве сатаниной?

Обросший мхом камень — в нем скопище грусти!

От камня — три тропки, как в сказке былинной.

Налево идти? иль направо? иль прямо?

Была ли здесь надпись? Ветрами ли смыта?

А мне — очень надо по вихрям тумана

Уйти той дорогой, где буду убита…

Я камень скоблила — нет надписи этой!

И ворон молчал, зря не драл алой глотки.

А я — всё искала дорогу поэтов,

Боясь перепутать три вечные тропки…

Рама камнями разбита.

Эта изба — как раба,

В землю по пояс зарыта.

Жемчуг дождей и труба.

Настежь ворота, как ворот

Старой рубахи! И сныть

Плещет неведомый холод,

Ей до зимы не дожить.

Строго чернея в сторонке,

Сквозь безысходные дни

Шепчут монахини-ёлки:

"Господи, нас сохрани!"

Дико — четвертые сутки! —

Дева-рябина — огнем! —

В тёмно-малиновой юбке

Пляшет под мертвым окном.

Зачем мне сетовать

На юное обличье?

Изгибы, линии, анархия волос…

Но пленом кажется

Весь мрамор мой девичий —

Сверкнуть,

Осыпаться бы инеем в мороз!

Всей сжаться в искру

И в полёте раствориться!

И разом созерцать

Семь Столбовых Миров!

А я —

Пред зеркалом, в венце из медуницы,

О князе думаю, ломая тонко бровь…

И даже этот мир забыла вновь!

Под крыльями ключиц —

Лишь розы и любовь…

Вчера легко прошла сквозь стену,

Возникла в черном, словно тень.

Начальник кабинетный гневно

Взглянул: "А не приемный день!"

Скользнула к зеркалу без шума

И обернулась, вскинув бровь:

"Россию мает ваша Дума!

Вы обокрали бедных вновь!"

Пока краснел и звал прислугу,

Я поправляла прядь волос

И обошла его по кругу,

Не понимая эту злость.

Едва охранник появился,

Ушла я в стену, как в провал.

Начальник в кресло повалился

И обо мне не рассказал.

Снилось — по небу плавному

Черные плыли ангелы.

Молча они кружились,

Пеплом на Русь ложились.

Кто вы? В ответ — молчание.

Лишь черноты качание,

Лишь немота бессилья,

Мрачно шуршат их крылья…

И поняла я в ужасе —

Кто надо мною кружится!

Души всех книг сожженных,

Истин испепеленных…

Тени всех жертв напрасных —

Соколов бело-красных…

В безумье белом снега, что атласен,

Что так отвесно падает с небес,

Любой из нас, хоть грешен, хоть прекрасен,

Пройдя сто метров — исчезает весь!

И так тревожно видеть это нынче,

Когда всё ненадежно, даль страшна,

Когда на ёлке ворон вора кличет,

И с юга к северу ползет война…

Всё кажется печальным, нереальным,

Невозвратимым, скорым, словно снег.

Исчезнем все за поворотом дальним —

В пространство, в белизну, во тьму, навек!

Давно не видно колеи тележной…

Куда идем — никто не разберет!

Луна утопленницей бродит нежной

И белым ликом светится сквозь лёд.

Стою под елью, сердце онемело,

Ресниц тяжелых сходу не поднять.

Снег из меня снегурку лепит бело,

Я поняла — костра не миновать!

Сквозь футуризм и коммунизм,

Сквозь акмеизм и ленинизм,

Через поля и темный лес

Прошла и долго стыну здесь,

В пространстве мраморных снегов,

Где льются лилии на бровь,

Где выгиб длинного крыла

Заря багряным обвела.

Какой здесь ветер, и белынь.

А ночью вьюга, как полынь,

Качает марь туда-сюда,

И — немота глухого льда.

Сюда уходят насовсем?

Иль это призраков гарем,

Что старый Демон стережет?

Мне надоел бездушный лёд!

Тихонько таю, словно снег.

Теперь куда? В грядущий век.

Меня здесь нет, лишь целый год

Мою вуаль позёмка вьет.

Диана Кан

МОСКВА, МОСКВА…

Уже неважно, что с тобой,

и что со мной, неважно…

С тобою ветер-листобой,

со мною дождик-листогной…

Что ж, сделал выбор каждый.

Осенний выбор невелик.

Кто там лицом к стеклу приник,

расплющив нос курносый?

Неужто это наша дочь

наивно хочет нам помочь,

с окна стирая слёзы?

Она глядит, а мы идём…

Вон мама под руку с дождём,

в обнимку с ветром папа.

И ветер, папин друг,

вот-вот, сорвавши с папы,

унесёт единственную шляпу.

Сорвёт с озябшей мамы шаль

(а маме шаль ничуть не жаль!)

и унесёт на небо.

А поутру её вернёт,

и шаль на город упадёт

пушистым первым снегом.

Но что с тобой и что со мной?

Вопрос наивный и смешной

не озаботит граждан.

И только жаль бедняжку-дочь

она не сможет нам помочь.

Свой выбор сделал каждый.

С юностью покончено… И точка!

Я ее проплакала, пропела,

втиснула в рифмованную строчку,

и строка по свету полетела.

Расставаясь, я не голосила.

Головой вослед лишь покачала.

С потаённым вздохом отпустила

и с победой ждать не обещала.

Отпустила юность я… И точка!

Даром слёз не тратила на сборы.

А она во сне приходит ночью

и в глаза глядит с немым укором.

Что так опечалилась, подружка?

Горевать о прошлом слишком поздно.

Женская поэзия-кукушка

бросила детей в чужие гнёзда.

Глубинка русская, держись!

Трудись, родная, дотемна!

Такая, знать, приспела жисть,

что ты столице не нужна.

Задорно заголивши пуп,