Зловещий барьер - Эрик Рассел

– А, разведка! – Нахмурив лоб, Бич задумчиво повертел в пальцах кольцо и отдал владельцу, даже не удосужившись разглядеть как следует. – Верю вам на слово, – он нахмурился еще сильнее. – Если вас интересует, почему взорвался нитрат серебра, то на этот вопрос я ответить не смогу. Мне еще несколько недель придется давать бесчисленные объяснения полицейским, заводским инспекторам, химикам-технологам, репортерам. И все они будут даром тратить время. Я совершенно не в силах объяснить причину аварии.

– Лжете! – без обиняков заявил Грэхем.

Покорно вздохнув, ученый поднялся и медленно направился к двери. Он отыскал палку с крючком на конце, зацепил ею большой экран, спрятанный в углублении потолка, и опустил его вниз. Удостоверившись, что экран полностью закрывает дверь, он вернулся на свое место.

– Почему вы считаете, что я лгу?

– Потому что вы, как никто другой, знаете, что раствор был непостижимым образом взорван тем таинственным феноменом, который вы пытались сфотографировать, – ответил Грэхем, чувствуя, как волосы у него на затылке зашевелились. – Потому что кому-то из вашей команды удалось, наконец, получить запретное изображение – и вот ответный ход: Силвер Сити сметен с лица земли.

Горло у него судорожно сжалось. Грэхем отчетливо почувствовал, что этими словами подписал себе смертный приговор, и с удивлением отметил, что все еще жив. Он взглянул на Бича, желая увидеть, какой эффект произвело на него это заявление, но ученый только крепче сжал скрещенные на груди руки, да в его горящих глазах блеснула едва различимая искра.

– Ведь город пал жертвой того же явления или явлений, которое погубило невесть сколько лучших ученых мира, – наступал Грэхем, – как раз выяснение обстоятельств смерти некоторых из этих ученых – американских ученых – и привело меня к вам.

Он достал бумажник, извлек из него телеграмму и передал Бичу. Тот стал читать, бормоча себе под нос:

ПОЛИЦИЯ БОЙСЕ ДЛЯ ГРЭХЕМА ЕДИНСТВЕННЫЙ ОБЩИЙ ЗНАМЕНАТЕЛЬ ТИРЕ ВСЕ БЫЛИ ДРУЗЬЯМИ БЬЕРНСЕНА ИЛИ ДРУЗЬЯМИ ЕГО ДРУЗЕЙ ТОЧКА ГАРРИМАН.

– Имеются в виду те, кто умер в прошлом месяце. – Жестом обвинителя Грэхем наставил на профессора указательный палец. – Но ведь и вы были другом Бьернсена!

– Совершенно верно, – согласился Бич и стал задумчиво изучать собственные руки. – Мы с Бьернсеном очень старые друзья. Таких, как я, осталось совсем немного. – Он поднял глаза и посмотрел прямо в лицо собеседнику. – И еще я должен признаться, что у меня действительно много таких сведений, которые я собираюсь хранить в строгой тайне. Ну и что вы собираетесь со мной делать?

Этот дерзкий вызов мог бы смутить кого-то менее настойчивого. Но сыщик так легко не сдавался. Уперев руки в голени и подавшись вперед, он постарался изобразить на лице такое выражение, как будто ему известно гораздо больше, чем подозревает его оппонент, больше, чем он пока намерен открыть.

– Скажу вам откровенно, – начал он, – Ирвин Уэбб оставил тайное послание, которое нам удалось расшифровать. Оно содержало многое из того, что он обнаружил. Уэбб утверждал: эту картину необходимо показать миру – если такое зрелище не приведет к бойне.

– Бойня! – хрипло вырвалось у Бича. – Разве вам не достаточно того, что случилось с Силвер Сити? Один человек видит картину, смотрит на нее, думает о ней – и в единое мгновение тридцать тысяч людей расплачиваются за это своими жизнями, а может быть, и душами. Вот и сейчас самый опасный для вас враг – ваши собственные мысли. Зная самую малость, думая о ней, размышляя, прокручивая ее в мозгу, вы сами подставляете себя под удар, обрекаете себя на гибель. Вас выдает непроизвольная деятельность вашего же ума. – Взгляд его скользнул к двери. – Если вдруг люминещентный экран на двери засветится, ни я, ни весь цивилизованный мир уже не смогут спасти вас от немедленной смерти.

– Знаю, – невозмутимо ответил Грэхем. – Но риск, которому я подвергаюсь, ничем не больше вашего: к тому же, он не сможет возрасти, если я узнаю то, что уже известно вам. От большего знания смерть не станет больше. – Стараясь не смотреть на экран, он сосредоточил все внимание на сверкающих глазах собеседника. Если экран засветится, он увидит его отсвет в глазах Бича. – Раз уж бойня все равно произошла, несмотря на то, что истина не стала достоянием масс, навряд ли положение ухудшится, если истина выйдет наружу.

– Ваше предположение, – Бич саркастически усмехнулся, – построено на ошибочной предпосылке: плохое не может стать еще хуже. – Он не сводил глаз с экрана. – Когда-то не было ничего хуже лука и стрел – пока не появился порох. Не стало ничего хуже него – пока не появились отравляющие газы. Потом бомбардировщики. Потом сверхзвуковые ракеты. Потом атомные бомбы. Сегодня – бактерии и вирусы-мутанты. Завтра – что-нибудь еще. – Последовал отрывистый язвительный смешок. – Ценой слез и страданий мы начинаем понимать, что всегда есть простор для дальнейших усовершенствований.

– Охотно поспорю с вами, но только когда буду знать все факты, – парировал Грэхем.

– Поверить в эти факты невозможно!

– Но вы-то сами верите?

– Логичный вопрос, – с готовностью согласился Бич. – Только в моем случае о вере речи не идет. При чем здесь вера, если знание получено эмпирическим путем! Нет, Грэхем, я в них не верю – я их знаю! – Он задумчиво погладил подбородок. – Для людей сведущих неопровержимые доказательства, которые удалось собрать, не оставляют места сомнениям.

– Так что же это за факты? – не отступал Грэхем, всеми силами стараясь заставить ученого заговорить. – Что – развеяло по ветру Силвер Сити? Что прервало эксперименты целой группы ученых, прикончив их таким образом, чтобы не вызвать никаких подозрений? Что только сегодня убило начальника полиции Корбетта?

– Корбетт? Так он тоже погиб? Бич погрузился в длительное раздумье, устремив глаза через плечо собеседника на занавешенную дверь. В комнате повисла тишина – только настольные часы отсчитывали время, оставшееся до смерти. Один ум лихорадочно мыслил, другой с суровой неумолимостью ждал. Наконец Бич встал и выключил свет.

– Лучше наблюдать за экраном в темноте, пояснил он. – Садитесь сюда, рядом со мной, и не сводите с него глаз. Если он засветится, начинайте думать о чем-то постороннем, или само небо не сможет вас спасти!

Придвинувшись поближе к ученому, Грэхем устремил взгляд во тьму. Он знал: наконец-то дело вот-вот сдвинется с мертвой точки, и его безжалостно терзали угрызения совести.

«Ты обязан выполнить приказ! – не умолкал в нем внутренний голос. – Твой долг – связаться с Лимингтоном, как тебе было велено! Если Бичу придет конец, а вместе с ним – и тебе, то мир ничего не узнает, кроме того, что ты потерпел неудачу, как и все остальные, причем только потому, что не захотел выполнить свой долг!»

– Грэхем, – произнес из темноты хрипловатый голос Бича, положив конец покаянным мыслям разведчика, – мир получил научное открытие такой же величины и важности и такой же далеко идущей перспективы, как изобретение телескопа и микроскопа.

– Что же это?

– Способ расширения видимой части спектра далеко за пределы инфракрасного диапазона.

– Вот оно что!

– Его обнаружил Бьернсен, – продолжал Бич. – Как уже случалось с многими другими великими открытиями, он натолкнулся на него случайно, занимаясь чем-то совсем другим. Но сумел понять значение своей находки и получить практические результаты. Как и телескоп, и микроскоп, она раскрыла перед ним новый, доселе неведомый мир, о котором никто даже не подозревал.

– Новый ракурс, позволяющий увидеть то, что незримо присутствовало и раньше? – подсказал Грэхем.

– Вот именно! Когда Галилей, сам себе не веря, глядел в телескоп, он обнаружил то, что испокон веков было перед глазами несведущих миллионов, то новое, революционное, что перевернуло официально принятую и широко известную геоцентрическую систему.

– Замечательное открытие, – согласился Грэхем.

– Микроскоп дает гораздо лучшую аналогию – ведь он позволил увидеть факт, который с сотворения мира маячил у всех под носом и о котором тем не менее никто не подозревал. Факт, что мы всю свою жизнь соседствуем с бесчисленным множеством живых организмов, скрытых от нас за пределами нашего зрения, скрытых в бесконечно малом. Вы только подумайте, – настаивал Бич, голос его звучал все громче, – юркие живые твари, кишащие вокруг нас – над головой, под ногами, в нас самих. Они борются, размножаются и погибают в нашей же собственной кровеносной системе, и при этом никто о них знать не знал, даже не догадывался, пока микроскоп не прибавил остроты нашему слабому зрению.

– Да, это тоже великое открытие, – подтвердил Грэхем. Несмотря на заинтересованность, нервы его все еще были на взводе: он так и подскочил, когда собеседник случайно коснулся его рукой в темноте.

– Все это веками ускользало от нас – одно, скрываясь в непостижимо большом, второе – в невероятно малом. Точно так же ускользало и другое – затаившись в абсолютно бесцветном. – Глуховатый голос Бича дрожал от волнения. – Шкала электромагнитных колебаний занимает более шестидесяти октав, из которых человеческий глаз снособен увидеть всего одну. Вот за этим зловещим барьером, создаваемым нашим же слабым, ограниченным, беспомощным зрением, и скрываются жестокие, всемогущие господа, правящие каждым из нас с колыбели и до могилы, невидимо и безжалостно паразитирующие на нас – истинные хозяева Земли!