Императрица - Шань Са

Прелестнейшую Супругу не интересовали ни чтение, ни лошади, ни ее сын — очаровательный маленький князь с грустными глазами. Она любила драгоценности, наряды и крохотных кудрявых собачек. До того как заняться любовью, Янь была улыбчивой, ласковой и милой: подкрашивала мне лицо, одевала и вгоняла в краску непристойными шуточками. Зато, едва обнажившись, она совершенно сходила с ума, оскорбляя и топча меня до исступления. Только выплеснув таким образом ненависть ко всем людям, Янь могла получить разрядку, достигнуть вершин сладострастной неги. Павильон Сумерек стал для меня местом изощренных пыток. Прелестнейшая Супруга навязывала мне совсем незнакомых девиц, а я их нисколько не хотела. И в этой мешанине ртов и грудей на зеркальном полу, множившем распяленные влагалища, Янь избивала меня до крови. А все женщины, глядя на это, ласкали друг друга. Нагие, сунув голову между бедер какой-нибудь из подруг, они корчились и вопили от счастья в пожаре закатных лучей. Я же испытывала только ненависть.

Сменялись времена года. Я таила свою боль. Тело вытягивало в струну, душу выворачивало наизнанку, но я делала вид, будто пьянею от наслаждения. Нам с Янь было уже не о чем говорить. Слова заменили бесконечные стоны, колдовская прелесть любви превратилась в истасканный ритуал ублажения плоти. Взгляд Прелестнейшей Супруги стал менее туманным, а лицо — гораздо жестче. Она казалась мне уродливой. Янь же пресытило мое истерзанное тело. Теперь я реже приходила во дворец, но не знала, как покончить с избывшей себя любовью. Я жалела Прелестнейшую Супругу. Без меня, без моих крепких мышц, соблазнивших ее злого духа, как сумеет эта женщина достигнуть пика страсти? Разве без этого она способна жить?

Как-то вечером я опять заглянула во дворец. Странницы сказали, что хозяйки нет дома. А проходя мимо, когда совсем стемнело, я увидела, как из двери появилась девушка. Я скользнула за дерево. Незнакомку, освещая путь фонариком, почти несли те самые прислужницы, что провожали в Боковой двор и меня. Приглядевшись, я узнала Лес Сокровищ — ее доставили ко Двору всего месяц назад. Девушка едва брела, покачиваясь на ходу, и слуха моего достигли сдержанные рыдания. Пользуясь тем, что стражницы слегка ослабили бдительность, я проникла во дворец и поспешила к павильону Сумерек.

Сквозь венчики прорезей в стенах было видно, что свечи заливают комнату ярко, как дневной свет. Обнаженная Янь раскинулась на подушках и мечтала, с удовольствием поедая фрукты, а прислужницы старательно растирали ей ноги. Я вломилась в дверь, растолкала перепуганных девушек и села на Янь верхом. Руки мои изо всех сил стиснули ее горло. Янь отбивалась, закатив глаза. Лицо ее побагровело. И сколько прислужницы ни бросались на меня, я отпустила Прелестнейшую Супругу, только сочтя ее мертвой.

В ту ночь мне снился выбеленный временем лошадиный череп. Черные дыры глазниц, подобные алчным женским лонам, казалось, не отрывают от меня взгляда. Я пробудилась от собственного крика. Ложе мое было испятнано-у меня впервые начались месячные кровотечения.

Прелестнейшая Супруга почувствовала во мне приближение этой скверны. Она купалась в моей невинности, а как только я стала нечистой, предала. На следующий день распорядительница устроила праздник, дабы отметить мое вступление в зрелый возраст. Спалив измазанный кусок ткани, она попросила меня выпить этот пепел с подогретым вином. Женщины Бокового двора осыпали меня подарками и лестными замечаниями. А моя родственница, пришедшая в себя, но пока не встававшая с ложа, велела доставить эмалевую шкатулку с ниткой жемчуга и стихами:

Белизна и чистота,

Да расцвет моя любовь

В твоей Пурпурной Долине.

Я отослала жемчуг обратно, вкупе со строками собственного сочинения:

Сокровищу океана

Должно вернуться в ночь

Яростных волн.

Я перестала видеться с Янь.

Прелестнейшая Супруга развила во мне вкус к утонченному изяществу и умению смотреть на женщину многоопытным взглядом. При этом Дворе, с его толпой изумительных красавиц, я решила выработать собственный стиль. Моя позолоченная солнцем кожа и стройная фигура, твердые, как бронза, мышцы бросали вызов бледным личикам и разжиревшим телам. Двигалась я решительным шагом, смеясь над семенящими с болезненным видом девицами. Изобилию драгоценностей, кисеи и вышитым туфелькам с приподнятым носком я противопоставляла прилегающие к телу куртки из тяжелой ткани и крепкие запястья лучницы без всяких украшений. Для других женщин искусство одеваться было невинным средством выставить себя в наиболее выгодном свете, своего рода соблазнительным бесстыдством. Для меня одежда являла собой доспехи, и я облачалась в них, чтобы выиграть в битве с жизнью.

Многие оценили мой тонкий вкус и здоровый цвет лица. Я утешалась со временными подружками, каковые в отличие от Прелестнейшей Супруги умели доставить мне некоторое удовольствие. Воспоминания о павильоне Сумерек сжигали мне нутро, поэтому я научилось использовать свое очарование, как оружие, научилась играть сердцами и укрощать собственные желания.

Падал снег. Бессолнечные дни пролетали быстро. В ночь Новогоднего праздника я видела, как моя родственница танцует среди огней фейерверка на помосте, установленном на макушках плясунов-силачей. Тонкая фигурка проступала сквозь искры и, казалось, это птица порхает в усыпанной драгоценными каменьями клетке.

ЧЕТЫРЕ

Как-то весной пополудни конюхи доверили мне тюркского жеребца, и, едва я вскочила в седло, он с диким ржанием галопом понесся по внешнему кругу. Но, как бы конь ни взбрыкивал, как бы ни менял направление — все было тщетно: я, точно приклеенная, оставалась у него на спине. А когда, исчерпав запас хитрости, жеребец замедлил бег, я взялась за кнут и стала учить слушаться приказов.

Мне и в голову не приходило, что поднятый нами шум привлек внимание многочисленных зрителей. Но не успела я спрыгнуть на землю, как подбежал один из евнухов-конюших и предупредил, что мне желают выразить одобрение Солнечная принцесса Чжинь и князь Чжинь.

По ту сторону загородки я увидела девочку-подростка, одетую, как мальчик, и юного князя в затканном львами халате цвета листьев ивы, надетом поверх светло-желтой шелковой рубахи. Глаза принцессы блестели, и она едва могла скрыть восхищение. Князь принял мой поклон, густо покраснев. Этот юноша с красивыми раскосыми глазами был робок, как девочка.

Принцесса радостно и возбужденно обрушила на меня поток слов. Она хотела знать, в чем секрет моей отваги, а затем пожелала узнать обо мне все: мое имя, сколько мне лет и каковы мои обязанности. Узнав, что я родилась в провинции Бинь, юноша тоже наконец отверз уста и объявил, что государь назначил его Верховным правителем этого славного удела.

— Будучи лишь военачальником, мой достойный дед, Император-Прародитель, поощрял сыновей совершенствоваться в ратных искусствах, — торжественным тоном начал он. — Поэтому, когда он восстал против бесчестной династии Суй, мой почтенный отец государь, мои дяди и тетка, Солнечная принцесса Тинь, с мечом в руке мчались во главе армий. А я, потомок неустрашимых воинов, готовлюсь к завоеванию мира. Достигнув надлежащего возраста, я покорю варваров Сумеречных царств и возвеличу Поднебесную во всех пределах!

Честолюбивым помыслам князя никак не соответствовали ни его хрупкое сложение, ни оставленные, как у всех детей, волосы на лбу. Но я с завистью смотрела на мечтательное выражение его лица. Я бы тоже предпочла смерть на поле боя медленному угасанию в Боковом дворе.

— А можно нам звать тебя Светом? — спросила принцесса. — Меня Отец называет Бычком, а брата — Маленьким Фазаном. — Она повернулась к князю: — И Свет могла бы обращаться к нам так. Ты не против?

— Да, Одаренная, я даю вам такое соизволение. Но никому не говорите об этом. Пусть у нас будет своя тайна.

В Женском покое у Императора появились на свет четырнадцать мальчиков и двадцать одна девочка (две умерли в младенчестве). Поскольку Двор опасался возможных претендентов на трон, обычно юные отпрыски Сына Неба покидали Внутренний дворец, едва получив княжескую печать, и отправлялись жить в собственные роскошные обиталища столичного квартала знати. Но Маленького Фазана и Бычка родила Императрица Просвещения и Добродетели. Безвременная кончина матери лишила обоих существенного покровительства, возможного в «Запретном дворце». Горе объединило детей, и они стали неразлучны. Император, преисполнясь сочувствия к их положению, особым указом разрешил юному князю и далее жить во Внутреннем дворце.

Я не знала, кто из этих детей привел другого ко мне, и не сумею объяснить, что стало истоком нашей дружбы, впоследствии превратившейся в союз тех, кто готов стоять вместе не на жизнь, а на смерть. Принцессе было девять лет, князю — одиннадцать, а мне — четырнадцать. Зачарованные моей силой, оба видели во мне образец для подражания и защитницу. А я сострадала их печали, так похожей на мою собственную. Мне не хватало Младшей Сестры. Пытаясь заполнить эту пустоту, я отдавала время и сокровища терпения принцессе.