Имперская жена (СИ) - Семенова Лика

Лишь одно огорчало: эта поездка закончится, и им придется расстаться. Индат будет грустить. А я не смогу ничем помочь. Если бы у меня были деньги, я бы выкупила этого раба. Для нее. Но у меня не было ни геллера.

Когда Индат вернулась со своего свидания в очередной раз, ее остренькое личико было нездорового розового оттенка. В перепуганных глазах стояли слезы. Она замялась на пороге, кивнула в сторону иллюминатора:

— Госпожа! Мы уже на подлете!

Это было неизбежно. Для нас обеих.

Мы не могли оторваться от иллюминатора. Я даже на время перестала чувствовать, как трепыхалось внутри, настолько поражало открывающееся зрелище.

Я бы заподозрила неладное, даже если бы Индат промолчала. Сначала казалось, что вдалеке виднеется необычайно плотное скопление звезд. Я бы даже могла принять это пятно за галактику. Но звезды не движутся. Эти же загорались и исчезали на глазах, прочерчивали тонкие огненные полосы. О том, что это были огни кораблей, я догадалась лишь тогда, когда другие суда стали появляться в зоне видимости, оставляя в черноте космоса цветные шлейфы. Одно, другое, третье. Новые и новые корабли. И очень скоро мы оказались в самой гуще. Большие и маленькие, самых разнообразных форм.  Некоторые суда были настолько огромны, что мы несколько минут пролетали вдоль подсвеченных огнями бортов. И я все время пыталась заглянуть в иллюминаторы, увидеть, что там, внутри, кто там. Между этими громадами, как юркие мошки, сновали крейсеры и челноки разной колибровки. Иные были настолько малы, что я сначала принимала их за случайный астероид или космический мусор. И все это было в непрестанном движении, от которого начинала кружиться голова.

Вскоре справа показался большой серый шар, излучавший мягкий жемчужный свет. Лишь потом я догадалась, что это мерцает кислородный купол, укрывший маленькую искусственную планету. Я узнала ее по книгам. Саклин — самый большой невольничий рынок Империи. Его размеры превышали мой родной Альгрон-С. Я не могла даже вообразить, сколько энергии нужно для поддержания такого кислородного купола. И даже внутренне отругала себя за то, что все время сравниваю. Нельзя сравнивать несравнимое. Я будто только теперь начала понимать, насколько жалко в глазах имперцев выглядит мой дом.

А потом все обозримое пространство залило сине-сиреневым, перемежаемым белыми разводами. Казалось, налили в емкость разной краски и аккуратно перемешивали. И над этой синью виднелись четыре разноцветных шара — знаменитые имперские луны. Абрус, Тена, Сирил и Слеза пегаса. Последняя — самая маленькая, синяя, как вода. И, как утверждают, самая коварная, способная к особому воздействию в равнолуние.

Сердце Империи.

Наше судно развернулось, вклинилось в вереницу других кораблей и медленно приближалось четким курсом. Очень скоро корабль охватила легкая белесая муть, похожая на скомканную тончайшую вуаль — мы входили в атмосферу. Судно едва ощутимо затрясло.

Муть закончилась, но вместо ожидаемого цвета и света мы увидели чернильную тьму, расцвеченную бесчисленным количеством огней. В Сердце Империи была ночь. Мы снова ничего не увидели. Лишь огромный нескончаемый порт, заставленный судами, световую разметку высоко в небе. В свете прожекторов виднелась стартовая платформа, бесконечно сновали орды техников в красных комбинезонах. А мне это казалось издевательством. Представлялось, что меня нарочно лишили возможности полюбоваться планетой.

Гул двигателей утих, и стало настолько пусто, что казалось некомфортным. Я уже привыкла к неутихающему вечному шуму. Индат привычно обхватила мои колени, прижалась щекой. Посмотрела снизу вверх:

— Все будет хорошо, госпожа. Надо верить.

Я лишь кивнула — не хотелось ничего говорить.

Индат принялась собирать в багажный контейнер все мои вещи, чтобы ничего не забыть, а я все так же смотрела сквозь стекло. На гладкий бок соседнего корабля и на техников, которые суетились под ним, наставляя топливные шланги.

Когда открылась дверь, мы вздрогнули. На пороге привычно показалась Лана. Она деловито прошагала к кровати и положила стопку темно-синей ткани. Я поднялась, чувствуя, что от долгого сидения в кресле затекли ноги:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Что это?

— Покрывало, госпожа. Вам следует надеть.

Я подошла, развернула. Плотная накидка-плащ с магнитной застежкой на шее и длинная односторонняя вуаль. Я видела такую ткань: с внутренней стороны она почти прозрачная, а с внешней кажется совершенно непроницаемой, как плотная штора, тщательно скрывая все, что под ней. Я в недоумении посмотрела на Индат, поймав ее настороженный взгляд, вновь посмотрела на Лану:

— Зачем?

Было видно, что вальдорку раздражали мои вопросы. Она не имела права вспылить, но красноречиво поджимала толстые губы. Но я не отставала:

— Зачем покрывало? Разве имперки скрывают лица? Я знаю, что это не так.

Та склонила голову:

— Госпожа, я лишь выполняю приказы. Прошу вас надеть и следовать за мной.

Конечно, спорить было бесполезно. И глупо. Индат накинула плащ мне на плечи, застегнула ворот. Набросила вуаль, и я тут же убрала ее с лица. Казалось, под тканью сразу стало нечем дышать.

Лана направилась к двери, но я окликнула ее:

— А мой багаж?

— Не беспокойтесь, госпожа.

Вальдорка махнула рукой кому-то в коридоре, и вошли два раба. По тому, как встрепенулась Индат, я поняла, что вериец — и есть Перкан. Молодой, подтянутый, бритый наголо. С живыми черными глазами. Его кожа была почти ровной, с редкими тонкими белыми прожилками. Они переглядывались с Индат, и я старательно делала вид, что не замечаю, чтобы не смущать.

Марк Мателлин уже ждал у трапа, а обрюзгшее лицо выражало неописуемое раздражение:

— Вы заставляете себя ждать, госпожа. Опустите вуаль.

Первым порывом было извиниться, но я остановила себя: за что? Я не должна перед ними извиняться. Я лишь едва заметно склонила голову:

— Мне жаль, ваша светлость. К чему вуаль?

— Так надо.

— На Форсе вас это не заботило. Там вы не просили меня скрываться под вуалью.

Толстяк поджал губы:

— Форса — это Форса. Наместник хотел увидеть вас, и было бы глупо отказать его сиятельству в такой мелочи.

— Хотел?

Я не дождалась ответа. Опустила вуаль, как Мателлин и просил.

Мой багаж погрузили в поданный корвет, и рабы выстроились за спиной. Я обернулась, и успела заметить, как Перкан и Индат тут же разняли пальцы — они тайком держались за руки. Скорее всего, они больше никогда не увидятся, и Индат останется только вспоминать. Сейчас это казалось мне как-то по-особенному несправедливым.

Я вздрогнула, услышав за спиной голос толстяка:

— Чего вы медлите, госпожа?

Дольше тянуть уже было невозможно — Индат меня поймет. Я подобрала подол и шагнула в крытый корвет. За мной юркнула моя Индат. Толстяк не шелохнулся, остался на платформе.

— Вы не едете со мной, ваша светлость?

Он покачал головой, а на лице отразилось неописуемое облегчение:

— О, нет! На этом мои полномочия оканчиваются. Вас уже ждут. — Он развернулся и направился в другую сторону. Потом обернулся, будто невзначай вскинул руку: — Ах да, совсем забыл! Добро пожаловать в Сердце Империи, госпожа!

17

Надо мной издевались — это ощущение преследовало неотвратимо. Недоговаривали, или нарочно юлили. Будто проверяли на прочность. Ждали, когда мое терпение лопнет, и я забьюсь в истерике. Не забьюсь. Клянусь! Не доставлю такого удовольствия! Особенно Марку Мателлину... Я кожей чувствовала, какое наслаждение приносит ему мое смятение, мой страх. Похоже, толстяк просто заполучил кого-то, перед кем может кичиться собственной важностью. А как он выставлялся перед отцом! Как унижал маму! Но в имперском обществе он не так уж и значим — я поняла это на Форсе. Мелочный мерзавец, выполняющий не самую почетную работу. Рэй Тенал его открыто презирал, а в глазах наместника читалось нескрываемое снисхождение.