СУДЬБА БАРАБАНЩИКА. ХАРДРОКОВАЯ ПОВЕСТЬ - Олег Лукошин

Странно, я воспринимал его слова уже не вполне как шутку.

– Дядя, – помолчав немного, не вытерпел я, – а какие это были солдаты? Белые?

– Ложись, болтун! – оборвал меня дядя. – Обыкновенные были солдаты: две руки, две ноги, одна голова с рогами и секира. А если ты ещё будешь ко мне приставать, то я тебя выставлю на улицу.

…Мои пытливые расспросы, очевидно, встревожили дядю. Через день, когда мы гуляли над Днепром, он спросил меня, хочу ли я вообще возвращаться домой. Поздним вечером предыдущего дня мы сделали первую запись в студии, расположенной в подвале мрачного дома, во время которой старуха-хозяйка, стоя за спиной звукорежиссёра-карлика, воздевала руки к небу и истошно выкрикивала причудливые фразы на неизвестном мне языке. Моей барабанной партией все остались недовольны.

Я задумался. Нет, этого я не хотел. После всего, что случилось, Валентинин муж, вероятно, уговорит её, чтобы меня отдали в какую-нибудь исправительную колонию. Но и оставаться с дядей, который всё время от меня что-то скрывал и прятал, мне было не по себе.

И дядя, очевидно, меня понял. Он сказал мне, что, так как я ему с первого же раза понравился, то, если я не хочу возвращаться домой, он после записи нашего альбома отвезёт меня в Одессу и отдаст в хардроковую школу.

Я никогда не слыхал о такой школе. Тогда он объяснил мне, что есть такая школа, куда принимают талантливых мальчиков лет четырнадцати-пятнадцати. Там же, при школе, они живут, учатся, потом распределяются по известным рок-группам, а те, кто умён, создают и свою собственную. В люди выходят все.

Я вспомнил вчерашний пароходный гудок, и сердце моё болезненно и радостно сжалось. «За что? – думал я. – И для чего же вот этот непонятный и даже какой-то подозрительный человек заботится обо мне и  хочет сделать для меня такое хорошее дело?»

– А вы? – тихо спросил я. – Вы тоже будете жить в Одессе?

– Нет, – ответил дядя. – Разве я тебе не говорил, что я живу в городе Ленинграде, заведую музыкальным журналом и занимаюсь продюсерской деятельностью?

«Не беда! – подумал я. – Ну и пускай в Ленинграде. Так, может быть, даже лучше».

Щёки мои горели, и я был взволнован. «Проживу один, – думал я. – Начну всё заново. Буду учиться. Буду стараться. Буду барабанить. Смотреть в бинокль. Ждать отца. Вырасту скоро. Надену чёрную повязку… Вот я сижу за ударной установкой. Раз, два, три, четыре! Поехали!.. Вот она, стоит в зале и машет мне своими трусиками, а потом швыряет их на сцену… Нина! Привет, Нина, привет! Уплываем в кислотный трип. Смело поведу я корабль через бури, через туманы, мимо жарких тропиков. Всё увидим, всё познаем – приедем и расскажем чувакам о прекрасной стране Запределье, к которой каждому хотя бы раз в жизни необходимо побывать».

И так замечтался я, что не заметил, как встал со скамьи, куда-то сходил и опять вернулся мой дядя.

– Но пока тебе будет скучно, – сказал дядя. – Несколько дней я буду отвлекаться на другие дела. И, чтобы ты мне не мешал, давай познакомимся с кем-нибудь из ребят. Будешь тогда всюду бегать, играть. Посмотри, экое кругом веселье!

Ребят на площадке было много. Они лазили по лестницам и шестам, кувыркались и прыгали на пружинных сетках, толпились около стрелкового тира, бегали, баловались и, конечно, задирали девчонок, которые здесь, впрочем, спуску и сами не давали.

– С кем же мне, дядя, познакомиться? – растерянно оглядываясь, спросил я. – Народу кругом такая уйма.

– А мы поищем – и найдём! – ответил дядя и потащил меня за собой.

Он вывел меня к краю площадки. Здесь было тихо, под липами были расстелены коврики и торчала будочка с благовониями.

Тут дядя показал мне на хрупкого белокурого мальчика, который, возведя глаза горе, сидел на коврике и молча медитировал в позе лотоса.

– Ну вот, хотя бы с этим, – подтолкнул меня дядя. – Мальчик, сразу видно, неглупый, симпатичный.

– Дохловатый какой-то, – поморщился я. – Лучше бы, дядя, с кем-нибудь из тех, что у сетки скачут.

– Экое дело, скачут! Козёл тоже скачет, да что толку? А этот мальчик вглубь самого себя заглядывает. Из такого скакуна клоун выйдет. А из этого, глядишь, Бхактиведанта Свами Прабхупада какой-нибудь… медиум. Да ты про медиумов слыхал ли?

– Слыхал, – буркнул я. – Это которые якобы в другие миры путешествуют и с мёртвыми разговаривают.

– Ну, вот и пойди, пойди, познакомься, а я тут в тени газету почитаю.

Белокурый мальчик с большими серыми глазами оторвался от глубинных видений и глотнут из бутылки Кока-колы. Пока он утолял жажду, я сел на соседний коврик. Он не рассердился, увидев, что я рассматриваю и трогаю его палочки с благовониями и даже пытаюсь попробовать их на зуб, и только тихо сказал:

– Ты, пожалуйста, не сломай их, они очень тонкие.

– Нет, – усмехнулся я, – не сломаю. Это ты куда путешествуешь? В Шамбалу или на Марс?

– О, что ты! – удивлённо ответил мальчик. – Я путешествую вглубь собственных планет, тут же открывая и исследуя их. Это работа тонкая.

– «Тонкая»! «Тонкая»! – позабывая дядины наставления, передразнил я. – Ты бы лучше шёл на сетку кверх ногами прыгать, а то всё  равно потом в реальный мир придётся возвращаться.

Мальчик поднял на меня задумчивые серые глаза. Грубость моя его, очевидно, удивила, и он подыскивал слова, как мне ответить.

– Послушай, – тихо сказал он. – Я тебя к себе не звал. Не правда ли? Если тебе нравится прыгать на сетке, пойди и прыгай. – Он замолчал и, взглянув на моё покрасневшее лицо, добавил: – Я тоже люблю лазить и прыгать, но с тех пор, как я в прошлом году выбросился с парашютом из горящего самолёта прыгать мне уже нельзя.

Он вздохнул и улыбнулся.

Краска всё гуще и гуще заливала мне щёки, как будто я лицом попал в крапиву.

– Извини, – сказал я. – Это я дурак… Может быть, мне можно помедитировать с тобой? Мне всё равно делать нечего.

Теперь смутился сероглазый мальчик.

– Почему же дурак? – запинаясь, возразил он. – Зачем это? Ну, если хочешь, возьми этот квадрат, долго-долго смотри на него и попытайся на его поверхности обнаружить вход в Лагуну Спокойствия.

Мы тут же познакомились. Его звали Славой, фамилия – Грачковский. Он был мне ровесник.

Мы дружно закатили глаза и стали погружаться в духовные лагуны. У Славы это получилось легко, у меня же… вместо Лагуны Спокойствия я увидел уже хорошо знакомый мне океан с одинокой чёрной скалой и прикованного к ней Прометея. Мне показалось, что я услышал звук – пульсирующие колебания, отдалённо напоминавшие удары в басовый барабан. Но тут подошёл дядя и протянул две плитки мороженого.

– Мы познакомились, – объяснил я. – Его зовут Славой. И он прыгнул из горящего самолёта на парашюте.

– Чаще меня зовут Славка, – поправил мальчик. – А с парашютом это я не сам прыгнул – меня отец выкинул. Мы летели из Индии, и в салоне взорвалась бомба, потому что какие-то нехорошие люди давно охотятся за моим отцом, чтобы перетянуть его на свою сторону. Он известный человек, волшебник, у него высокая должность Магического Комиссара Украины, его зовут во все страны мира, но у него контракт с советским правительством, и он помогает товарищу Сталину преобразовывать реальность, чтобы опередить злобных капиталистических магов. Я же только дёрнул за кольцо, попал на крышу водопроводной башни и, уже свалившись оттуда, сломал себе ногу.

– Но она ходит?

– Ходить-то ходит, да нельзя пока быстро бегать. – Он посмотрел на дядю, улыбнулся и спросил: – Это вы вчера стреляли в тире и поправили меня, чтобы я не сваливал набок мушку? Ой, вы хорошо стреляете!

– Старый стрелок-пехотинец, – скромно ответил дядя. – Стрелял во всё, что умеет двигаться.

«Эге, стрелок-пехотинец! – покосился я на дядю. – Так ты уже давно Славку приметил! А я-то думал, что мы его в товарищи выбрали случайно!»

Вскоре мы со Славкой расстались и уговорились назавтра встретиться здесь же.

– Вот человек! – похвалил дядя Славку. – Это тебе не то что какой-нибудь молодец, который только и умеет к мачехе… в ящик… Ну, да ладно, ладно! Ты с самолёта попробуй прыгни, тогда и хорохорься. А то не скажи ему ни слова. Динамит! Порох!.. Вспышка голубого магния! Ты давай-ка с ним покрепче познакомься… Домой к нему зайди… Посмотришь, как он живёт, чем в жизни занят, отцу его представься… Эх, – вздохнул дядя, – кабы нам да такую молодость! А то что?.. Пролетела, просвистела! Тяжкий труд, чёрствый хлеб, свист ремня, вздохи, мечты и слёзы… Нет, нет! Ты с ним обязательно познакомься; он скромен, благороден, исполнен духовности, и я с удовольствием пожал его молодую руку.

Дядя проводил меня только до церковной ограды.

– Вот, – сказал он, – спустишься по тропе на откос, а там через дыру забора –  и ты в саду, дома. Днём да без вещей здесь куда ближе. А я приду попозже.

Посвистывая, осторожно спускался я по крутому склону. Добравшись уже до разваленной беседки, я услышал шум и увидел, как во дворике промелькнуло лицо старухи. Волосы её были растрёпаны, и она что-то кричала.