Наш общий друг. Часть 2 - Чарльз Диккенс

— Ну, папа, — проговорила она, притягивая его къ себѣ какъ можно ближе, — ведите прелестнѣйшую женщину куда-нибудь обѣдать.

— Куда же мы отправимся, душа моя?

— Въ Гринвичъ! — отважно объявила Белла. — Да смотрите, угостите тамъ прелестную женщину всѣмъ самымъ лучшимъ.

Когда они шли къ пароходу, Р. Вильферъ робко спросилъ:

— А что, моя милая, не желала ли бы ты, чтобы твоя мать была съ нами.

— Не желала бы, папа; мнѣ хочется сегодня, чтобъ вы одинъ были со мной. Я всегда была вашей любимицей, а вы — моимъ любимцемъ изо всей семьи. Мы часто и прежде убѣгали изъ дому вдвоемъ. Развѣ не убѣгали, папа?

— Ахъ, правда, правда, убѣгали! Чаще всего по воскресеньямъ, когда мать твоя бывала иной разъ наклонна… гмъ… бывала несовсѣмъ любезна, — отвѣчалъ херувимчикъ, повторяя свое прежнее деликатное выраженіе, передъ которымъ онъ, замявшись, немного откашлялся.

— Да. Но я боюсь, что я рѣдко или, вѣрнѣе, никогда не была съ вами такъ кротка, какъ бы слѣдовало. Я заставляла васъ носить меня на рукахъ, когда по настоящему мнѣ надо бы было бѣгать самой. Я часто заставляла васъ играть со мной въ лошадки, когда вамъ хотѣлось посидѣть и почитать газету. Не заставляла — скажите?

— Изрѣдка, изрѣдка. Но Господи! что задитя ты была! Какая подруга для меня!

— Подруга? Вотъ именно подругой я и хочу быть вамъ сегодня, папа.

— Ты вполнѣ въ этомъ успѣешь, дружокъ. Твои братья и сестры всѣ въ свое время были мнѣ товарищами до извѣстной степени… только до извѣстной степени. Мать твоя за всю нашу совмѣстную жизнь была такою подругой, на которую любой мужъ могъ бы смотрѣть съ восхищеніемъ… и… изреченія которой могъ бы хранить въ памяти, какъ святыню, и… и… которую могъ бы взять для сравненія, если бы… если бы…

— Если бы ему нравился образецъ? — подсказала Белла.

— По… пожалуй — да-а, — проговорилъ онъ, задумываясь, но, будучи несовсѣмъ доволенъ фразой, прибавилъ: — или, можетъ быть, сказалъ бы я: если бъ у него было такое желаніе. Предположимъ для примѣра, что человѣкъ любилъ бы быть всегда на ходу: онъ нашелъ бы въ твоей матери неоцѣненную подругу. Но если бъ онъ любилъ иногда пройтись потихоньку, а иногда пробѣжаться рысцой, онъ встрѣчалъ бы тутъ въ твоей матери нѣкоторое… нѣкоторое препятствіе, если можно такъ выразиться: она… гм… не выравнивалась бы съ нимъ. Или попробуемъ объяснить это другими словами, — продолжалъ онъ послѣ минутнаго размышленія. — Предположимъ, что человѣку привелось бы жить — не скажемъ съ подругой, а подъ музыку. Прекрасно. Предположимъ теперь, что музыка, выпавшая ему на долю, была бы музыка похороннаго марша изъ «Саула». Хорошо. Конечно, это была бы весьма подходящая музыка для многихъ случаевъ жизни, такая, что лучше и желать нельзя, но она никакъ не могла бы аккомпанировать повседневному домашнему обиходу. Представь себѣ, напримѣръ, что человѣкъ, послѣ дневной работы, за ужинъ усѣлся подъ музыку похороннаго марша изъ «Саула». Мнѣ кажется, что пища… гм… легла бы немного тяжело ему на желудокъ. Или ему, положимъ, вздумалось такъ, ради разнообразія затянуть веселую пѣсенку или поплясать, и, мнѣ кажется, если бъ онъ былъ принужденъ сдѣлать это подъ музыку похороннаго марша изъ «Саула», ему, пожалуй, и не удалось бы осуществить своихъ веселыхъ замысловъ.

«Бѣдный папа!», думала Белла, прижимая къ себѣ его руку.

— О тебѣ же, моя милая, я всегда скажу, — продолжалъ херувимчикъ кротко и безъ малѣйшихъ признаковъ ропота на судьбу, — всегда скажу, что ты умѣешь приспособляться, умѣешь.

— Нѣтъ, серьезно, папа, я боюсь, что я часто проявляла свой скверный характеръ. Я была капризна и взыскательна. Прежде я объ этомъ рѣдко думала, почти никогда, и вотъ только теперь, когда я сидѣла въ каретѣ и смотрѣла на васъ, какъ вы шли, я упрекнула себя.

— Напрасно, голубушка. Не говори пустяковъ.

О, какъ счастливъ и какъ болтливъ былъ папа въ этотъ день въ своемъ щегольскомъ новенькомъ костюмѣ! Это быль, можетъ быть, во всѣхъ отношеніяхъ самый счастливый день, какой онъ когда либо зналъ въ своей жизни, не исключая даже того, въ который его героическая подруга подплыла къ брачному алтарю подъ музыку похороннаго марша изъ «Саула».

Маленькая экскурсія внизъ по рѣкѣ была восхитительна, и маленькая, обращенная на рѣку комнатка, куда ихъ ввели для обѣда, была не менѣе восхитительна. Все было восхитительно. Восхитителенъ былъ паркъ, восхитителенъ пуншъ, восхитительно рыбное блюдо, восхитительно вино. Но восхитительнѣе всего итога этого пиршества была сама Белла. Она вызывала своего папа на веселье самымъ очаровательнымъ образомъ, поставивъ какъ бы за правило все время называть себя «прелестною женщиной». Она подбивала его заказывать все самое лучшее, говоря, что прелестную женщину надо всегда угощать всемъ самымъ лучшимъ. Короче сказать, она заставляла папа приходить въ восторгъ отъ одной мысли, что онъ имѣетъ счастье быть отцомъ такой очаровательной дочки.

А потомъ, когда они сидѣли рядкомъ, любуясь парусными судами и пароходами, спѣшившими въ открытое море вмѣстѣ съ бѣжавшимъ туда же отливомъ, «прелестная женщина», придумывала для себя и для папа морскія путешествія одно другого интереснѣе. Вотъ, напримѣръ, папа, въ качествѣ хозяина вонъ того тяжелаго грузового судна съ четырехугольнымъ парусомъ, отправляется въ Нью-Кастль за каменнымъ углемъ, который дастъ ему возможность нажить состояніе… Или нѣтъ, еще лучше: папа отплываетъ вонъ на томъ красивомъ трехмачтовомъ кораблѣ въ Китай, чтобы вывезти оттуда опіумъ, который подорветъ фирму Гиксей, Beнирингъ и Стобльзъ. Онъ привезетъ еще изъ Китая огромный грузъ шелковъ и шалей для украшенія своей очаровательной дочери. А то еще такъ: злосчастная судьба Джона Гармона не что иное, какъ сонъ, и вотъ онъ возвращается въ Англію, находитъ «прелестную женщину» какъ разъ по своему вкусу, и оба они отправляются на своей хорошенькой яхточкѣ осматривать принадлежащіе имъ виноградники. На всѣхъ мачтахъ развѣваются флаги, на палубѣ гремитъ музыка, а папа сидитъ въ общей каютѣ… Но вотъ Джонъ Гармонъ снова опущенъ въ могилу, а вмѣсто него на сценѣ появляется страшно богатый купецъ (фамилія неизвѣстна); онъ сватается за «прелестную женщину» и женится на ней. Онъ до того богатъ, что все, что вы видите на рѣкѣ идущимъ на парусахъ и на парахъ, принадлежитъ ему. Кромѣ того у него цѣлая флотилія увеселительныхъ яхтъ, и вонъ та щегольская яхточка, съ большимъ бѣлымъ парусомъ, что выходитъ въ море, названа «Беллой» въ честь его жены, и на ней-то она держитъ свой дворъ, какъ новая Клеопатра… А потомъ: вонъ на то транспортное судно, когда оно дойдетъ до Гревзэнда, садится какой-то знаменитый и очень богатый боевой генералъ (фамилія тоже неизвѣстна). И онъ и слышать не хочетъ, чтобы ему идти побѣждать врага безъ жены. А жена его все та же «прелестная женщина», которой суждено сдѣлаться идоломъ всѣхъ красныхъ мундировъ и синихъ куртокъ на палубѣ и подъ палубой транспортнаго корабля… А дальше: видите вы вонъ тотъ корабль, который выводятъ изъ доковъ на буксирѣ? Видите? Куда онъ плыветъ, какъ вы думаете? — Онъ плыветъ къ коралловымъ островамъ и къ кокосовымъ пальмамъ или къ другимъ подобнымъ мѣстамъ. И принадлежитъ онъ одному счастливому человѣку, по имени папа (который самъ плыветъ на этомъ кораблѣ и пользуется большимъ уваженіемъ всего экипажа). Онъ ѣдетъ единственно ради коммерческихъ цѣлей, за грузомъ благовоннаго лѣса, самаго лучшаго на свѣтѣ и до того выгоднаго для продажи, что о такомъ еще и не слыхивали. Грузъ будетъ стоить баснословныхъ денегъ, какъ оно и слѣдуетъ ожидать, потому что прелестнѣйшая женщина, купившая и снарядившая этотъ корабль, замужемъ за индійскимъ принцемъ, за какимъ-то раджей или что-то въ этомъ родѣ. Онъ весь закутанъ въ кашемирскія шали, на головѣ носитъ чалму, сверкающую брилліантами и изумрудами, и очень преданъ прелестнѣйшей женщинѣ, хоть и ревнивъ… — Такъ щебетала Белла, ни на секунду не умолкая, и до того обворожила своего папа, что онъ готовъ былъ окунуться съ головой въ грязь вмѣстѣ съ тѣми уличными мальчишками, что продѣлывали эту штуку у нихъ подъ окномъ на потѣху собравшейся публики.

— А знаешь, моя милая, — сказалъ папа, когда они отобѣдали, — мнѣ кажется, мы всѣ тамъ, дома, можемъ теперь смѣло сказать, что ты нашла свое счастье, переѣхавъ отъ насъ.

Белла покачала головой. Она не знаетъ. Она не въ состояніи рѣшить. Все, что она можетъ сказать, такъ это то, что у нея теперь есть все, чего только можно пожелать, и что когда ей случается намекнуть мистеру или мистрисъ Боффинъ, что, можетъ быть, ей придется съ ними разстаться, то они и слышать ничего не хотятъ.

— А вотъ что, папа, — продолжала миссъ Белла, — я теперь покаюсь передъ вами. Знайте: я одна изъ самыхъ корыстныхъ дѣвченокъ на свѣтѣ.

— Я никогда бы этого о тебѣ не подумалъ, — отвѣчалъ папа, бросивъ многозначительный взглядъ сначала на свою особу, а потомъ на стоявшій передъ ними дессертъ.