Избранные произведения - Сергей Павлов

Отлакированное пурпуром море стало наполняться химерами светопластики. В бушующей пене декоративно-зеленых волн с трубным ревом мчалась на рыбохвостых конях яркая, сумасшедше-крикливая кавалькада Нептуна. Кир-Кор опять посмотрел на зеркало миража. Знатоки правы, амфитеатр забит людьми до отказа.

— Пора, — непонятно кому сказала Марсана.

Третий удар невидимого колокола — ив красном пространстве подлунного мира устрашающе вспухло облако черных и пепельно-серых дымов. Как вулканический выброс. В дымных локонах тонули светляки Приземелья — орбитальные станции, космопромы, терминалы, зеркала орбитальных платформ, — и Кир-Кор уж было решил, что устроители спецэффектов в чем-то здорово промахнулись. Облако громоздко поворачивалось под аккомпанемент какого-то невнятного дребезжания с очень слабой претензией на музыкальность, источником звука была, несомненно, вода. И чем дальше, тем больше оно, это странное облако, походило на колоссальный парик из темных волос…

Кир-Кор осознал вдруг, что видит перед собой сотворенное в атмосферном объеме изображение головы. Профиль Винаты. Черные дуги бровей, идеально прямой нос расорга, приоткрытые пухлые губы.

В завершающей стадии поворота — знакомый взгляд по-колдовски сумеречно-глубоких карих глаз. Тех самых, которые, говорят, отливали когда-то голубизной…

Как, пену, смахнул с водного зеркала невнятное дребезжание мощный поток органоподобных созвучий, и на поверхности моря восстали мириады фонтанных струй. Начиналось не представление, а наваждение пополам с наводнением. Высокие струи участками размывали голову атмосферного колосса — «выедали» большие проталины, — и наконец сквозь арочную готику его стеклянистого остатка опустилась на поле фонтанов фигура женщины в белом. Темноволосая голова, обнаженные плечи… Фигура увеличивалась в размерах, вспененный шлейф концертного платья сеял в фонтанных аллеях электрическое сверкание.

— Теперь пора, — сказал Матис и с помощью спикарда направил судно вперед.

Казалось, катамаран приближался к айсбергу. Суденышко шло на белую стену, казалось, как на таран…

Вместо удара таранного был удар по глазам плеснувшей в лицо белизны. И опять — фонтанное поле, но уже с иным рисунком танцующих струй. И женщина в красном. За ее спиной — спокойный свет декоративно увеличенного Сатурна с контрастно-угольной тенью Кольца. Кир-Кор, неподвижно стоя со скрещенными на груди руками, смотрел на Винату. Вернее — на смуглую ипостась Биргитты Эдельстам… В красном Биргитта очень напоминала Винату фестиваля в Созополе. Ту, с которой он два года назад-целовался на теплом песке у опрокинутой кверху дном лодки. Ночь любви случилась безлунная, звездная, фонтанирующий весельем Созопол светил огнями через залив, пахло морем, фиалками, спелой вишнев и дымом догорающего на холме костра, и этот смешанный аромат долго потом снился ему в Россоше на Новастре. Снился даже чаще, чем сама Вината. Наверное, это к лучшему. Слишком часто видеть Винату во сне — верный шанс сойти в конце концов с ум>а от желания и тоски. Возможно, ему было бы легче, если б он знал, что внешность Винаты — мираж, сценический образ…

Музыка набирала немыслимую для открытого пространства глубину и мощь. Звучали волны, звучала вода. Незнакомая ритмика резких, но красивых созвучий. Фигура Винаты умножилась: семь разновеликих фигур в одеждах семи цветов спектрального ряда. Самая крупная, та, которая в фиолетовом, тонула в объединенном сатурнб-лунном сиянии. Которая в голубом, купалась в лучах «диадемы» — потускневшего острова. Которая в красном, напрямую, будто огонь по струне, скользнула к катамарану, дьявольски правдоподобно возникнув у самого борта перед канатами релинга, и неулыбчиво, мельком взглянула на палубу с высоты своего четырехметрового роста. Кир-Кор, холодея, почувствовал, что это ему, неприятно.

Тряхнув головой, многофигурная Вината вскинула подбородок, запела. Ее голос ошеломлял реализмом присутствия. Больше, впрочем, ошеломляла фигура певицы у борта. Мучительно было видеть ее напряженное горло.

За спинами новых своих друзей Кир-Кор сел на упругий канат релинга и, не глядя на Винату-Биргитту и не вникая в смысл слов ее песни (текст был глуп и не стоил созданной для него мелодии), — печально задумался о печальном, не понимая, откуда печаль. Переливался красками просторный мировой аквариум, в котором плавали рыбы-образы, рыбы-сны, рыбы-фантомы, на которые Кир-Кор тоже почти не глядел, — и над всем этим реял, все это заполнял, насыщал невыразимо прекрасный голос.

И не нужна была особая проницательность, чтоб догадаться: хозяйка этого голоса счастлива. По крайней мере — сегодня. «А завтра я ее не увижу», — думал Кир-Кор. Он твердо знал, что завтра он ее не увидит. Об этом кое-кто позаботится. Еще до того, как она проснется, утомленная суетой фестивального вечера. К тому ж, если женщина счастлива, вряд ли придется ей кстати незапланированная внезапность. В образе позапрошлогоднего любовника — тем более.

Сейчас его занимало, как будет происходить его расставание с этой роскошной планетой. И когда? Вряд ли завтра. Скорее всего, послезавтра. Если без выстрелов, то, скорее всего, послезавтра. Эх, месяц хотя бы… месяц-другой. Побродить на просторах северного захолустья, потрещать ледком остекленных утренним морозцем луж, послушать крики улетающих в теплые края гусей…

Голос Винаты пел песню неизбежного расставания. Пел бодро и почти весело.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ДЕНЬ ТИГРА

Остров Театральный

Луна опустилась в тучу на Западе. Кир-Кор взглянул на многоцветные гроздья алмазных звезд, кое-где обведенные серебристо-бело-голубой каймой рентгеновского излучения, и стал следить за приближением береговых утесов. Прибойные волны с шумом разбивались о круто уходящие в ночное море скалы, и, если б у берега не обнаружился вдруг матово-белый, как фосфоресцирующая льдина, мыс аванпорта для малотоннажных судов, шкиперское бесстрашие Матея Карайосифоглу выглядело бы здесь неуместным. За пять секунд до лобового удара «льдина» лопнула, разошлась, и катамаран сбросил скорость на полосе глянцево-темной воды между двумя перронами.

— Приехали, — сказала Марсана. Обхватив плечи руками, словно в ознобе; — Ощущаете, парни, какая здесь первозданность?..

Будто в ответ — звонкий шелест очередного старта с невидимой отсюда авиатеррасы. По верхушкам пальм над высоким склоном скользнули золотисто-желтые лучи фар. Кир-Кор проводил взглядом эскадрилью эрейбусов — двадцать седьмую по счету, — вот такая здесь первозданность. Впрочем, теперь, когда отзвенели соловьиные голоса певцов и отполыхала фантасмагория гигантских светопластических декораций, на островах стало гораздо спокойнее, несмотря даже на старты флаинг-машин. Юркие реалеты, мигая светосигналами, взмывали над склоном и разлетались кто куда, а синевато-прозрачные, как мыльные пузыри, грузные, с полной выкладкой габаритных огней эрейбусы тянули все в одном направлении — строго на северо-запад.