Христианство: Античность, Византия, Древняя Русь - Георгий Курбатов

Большим почитанием пользовался также культ Исиды, синкретического греко-египетского божества, импонировавшего чувствам верующих пафосом сострадания и милосердия. В мифологии Исида являлась не только владычицей всей земли, но страдающей женщиной, потерявшей и разыскивающей брата и мужа своего Осириса, погубленного кознями злого бога Сета. В траурном платье, с младенцем Гором на руках, бродит Исида по свету, разыскивая частицы тела Осириса, разорванного Сетом. Скорбь богини оборачивается мраком и угнетением для всего живого. Но вот богиня находит останки мужа, в священной животворной воде оживляет Осириса, и тот вместе с сыном своим Гором вступает в борьбу против злого Сета и одолевает его. Радость Исиды является теперь на землю общей радостью и расцветом всего живущего.

Образ Исиды, универсального сострадающего божества, вдвойне интересен, поскольку он был не просто одним из элементов, предуготовлявших христианскую мифологию, но и более конкретно мог повлиять на формирование христианского образа богоматери. Ценными источниками для суждения о культе Исиды в античном греко-римском мире являются сочинения писателей времени империи — трактат Плутарха «Об Исиде и Осирисе», роман Апулея «Метаморфозы, или Золотой осел». Между прочим, Апулей сам был причастен к культу Исиды, и потому все, что он сообщает по этому предмету в 11-й книге «Метаморфоз», драгоценно для нас как свидетельство первоисточника. Рассказывая, как с помощью Исиды завершаются злоключения героя романа Луция, превращенного в осла, а теперь вернувшего себе человеческий облик, Апулей дает восторженное описание чтимого им самим культа — характера и облика богини Исиды, празднеств в ее честь, сложного ритуала посвящения в ее таинства. Устами своего героя писатель славит Исиду как могущественное универсальное божество, приходящее на помощь всем переживающим несчастье или горе: «О, святейшая, человеческого рода избавительница вечная, смертных постоянная заступница, что являешь себя несчастным в бедах нежной матерью. Ни день, ни ночь одна, ни даже минута краткая не протекает, твоих благодеяний лишенная: на море и на суше ты людям покровительствуешь, в жизненных бурях простираешь десницу спасительную, которой рока нерасторжимую пряжу распускаешь, ярость судьбы смиряешь, зловещее светил течение укрощаешь. Чтут тебя вышние боги, и боги теней подземных поклоняются тебе; ты круг мира вращаешь, зажигаешь солнце, управляешь вселенной, попираешь Тартар. На зов твой откликаются звезды, ты чередования времен источник, радость небожителей, госпожа стихий. Мановением твоим огонь разгорается, тучи сгущаются, всходят посевы, подымаются всходы. Силы твоей страшатся птицы, в небе летающие, звери, в горах блуждающие, змеи, в земле скрывающиеся, чудовища, по волнам плывущие…» (пер. М. А. Кузмина).

Но самым примечательным был культ иранского божества Митры, с которым римляне, по-видимому, познакомились во времена восточных походов Помпея (60-е годы I века до н. э.). В культе Митры справедливо видят не только одного из главных предшественников, но и прямого соперника христианства, поскольку он обладал во многом теми же притягательными качествами. Почитание Митры строилось на основе своеобразной, глубоко разработанной религиозно-мифологической доктрины, элементами которой были важные для религиозного сознания того времени представления об извечном космическом дуализме — противостоянии сил добра и зла, олицетворенных соответственно богами Ахура-Маздой (эллинизированная форма — Ормузд) и Ангра-Майнью (Ариман); о божественном посреднике в отношениях между богами, но также и между божествами и людьми — боге света и солнца Митре; о загробной жизни и посмертном воздаянии — суде Митры; о конце мира и страшном суде, который будет творить некий спаситель или сам Митра; наконец, о заключительной борьбе между силами добра и зла и конечном торжестве правды.

Притягательной чертой митраизма был хорошо разработанный ритуал мистерий, которые справлялись посвященными (различалось 7 их степеней) в особых святилищах, устроенных обычно в гротах, — митреумах. Такие митреумы обнаружены во многих районах Западной Европы, вплоть до Британских островов. Характерными чертами ритуала были священные омовения, причащение хлебом и вином, осенение себя неким символическим знаком (крестом?), следование семидневной неделе с посвящением каждого дня одному из небесных светил, наконец, празднество в честь Митры около времени зимнего солнцестояния, а именно 25 декабря (dies natalis Solis invicti — день рождения непобедимого Солнца). Как видим, здесь много сходства с христианским культом, что ставило в тупик творцов христианской религии, видевших в этом козни дьявола. Характерно в этом отношении признание Тертуллиана: «Если бы кому угодно было спросить, кто возбуждает и внушает ереси, я бы ответил: дьявол, который ставит своим долгом извращать истину и всячески старается в мистериях ложных богов подражать святым обрядам христианской религии. Он также кой-кого погружает в воду и обещает через крещение искупление грехов. Насколько я помню, Митра знаменует чело своих воинов, когда они посвящаются, приносят в жертву хлеб, представляет вид воскресения, предлагает одновременно венец и меч, запрещает жрецам жениться второй раз, имеет своих девственниц»[26].

При всей популярности охарактеризованных восточных культов, при всей несомненности вклада, который они внесли в предуготовление христианства, надо, однако, признать, что они не стали и не могли стать объектами всеобщего и исключительного почитания. Одним не хватало сострадания и милосердия, другие импонировали религиозным чувствам только части населения (культ Исиды — скорее женщинам, культ Митры — более мужчинам). Во всех случаях ощущался недостаток ярко выраженной идеи мессии — посланца божьего, призванного страдать вместе с людьми и спасти их ценой собственной жертвы. Эти качества будут свойственны иудейскому мессианизму, который и выйдет победителем в борьбе за господство над умами. Но к рассмотрению этого сюжета мы обратимся несколько позже.

Важным источником идей и представлений, подготовлявших рождение христианства, была, как уже говорилось, античная идеалистическая философия. Именно она организовала пестрый материал стихийно развивавшихся религиозных представлений в более или менее стройную систему, привнесла в круг религиозно-эмоциональных чувств необходимое логическое начало, что и явилось одним из главных оснований последующей победы христианства. Хотя весь античный идеализм содействовал подготовке духовной почвы для формирования христианской доктрины, все же среди философских предтеч христианства можно различать и более далекие (Пифагор, Сократ, Платон), и более близкие (киники, стоики, гностики). Последние были близки христианству и по духу, а именно своей философской эклектичностью, акцентом на нравственную сторону и т. п. Отчасти мы уже касались этих направлений, в особенности стоицизма. Теперь надлежит дать им оценку, выделив прежде всего то, что они внесли в христианство.

Среди этих направлений первым по времени стоит кинизм — философское направление, отделившееся от школы Сократа на рубеже V–IV веков до н. э. Основателем его был ученик Сократа Антисфен, а наиболее ярким и известным представителем Диоген Синопский (вторая половина IV века до н. э.). Сильной стороной киников являлось их нравственное учение, характерными чертами которого были воинствующий культ добродетели, отвержение всяких материальных благ и идеализация естественного состояния. Критикой современного мира, погрязшего в пороках, киники в немалой степени подготовили античное общество к восприятию нравственного учения христианства. Своим подчеркнуто воздержанным образом жизни, тем, что обычно именуют аскезой, киники были непосредственными предшественниками первых христианских общин, и в частности тех, которые тяготели к монашеству.

Еще больший вклад в подготовку христианства внес родившийся столетием спустя стоицизм. Для стоиков также был характерен культ добродетели, они видели мудрость в следовании природе и постижении в ней бога. В обращении человека на этот путь и заключались, по их мнению, цель и сущность философии. Полагая, что люди отличаются друг от друга не происхождением и положением в обществе, а степенью приближения к богу, стоики проповедовали идею космополитического единства людей, приобщенных к философии, равно как и равенство всех от природы постольку, поскольку все от рождения обладают одинаковыми задатками и возможностями приобщения к философии. Для нас сейчас особенно интересен римский политический деятель и философ Луций Анней Сенека (середина I века н. э.). Именно у Сенеки мы находим наиболее яркое и созвучное идеям и представлениям нарождающегося христианства изложение только что перечисленных положений стоицизма.