Генерал-марш - Андрей Валентинов

Товарищ Кречетов подошел к подоконнику, раскрыл пошире раму, выглянул.

Повернулся резко.

– Через все посты, говоришь? И как такое случиться могло? Ваши соображения, красноармеец Кибалкин?

Аника-воин подобрался, вздернул острый подбородок.

– Вы, товарищ командир, местных в караул ставите. А у них в башке не пойми что, то ли устав, то ли ихний будда. Вот и проворонили.

– В корень смотрите, юноша, – Вильгельм Карлович кивнул одобрительно. – Говорил я вам, господин Кречетов! С сайхотами ухо востро держать надо. Стихи-то они, конечно, писать горазды…

Иван Кузьмич на провокацию не поддался, лишь светлые брови к переносице свел. Бороду огладил, повел крепкими плечами.

– А ну-ка пойдем, племяш! Значит, меня требует? Ну-ну, поглядим…

Племянник, сын старшей сестры, товарищу Кречетову достался в качестве жернова на шею. Сестрин муж на Германской сгинул, вот и пришлось тезку, Ваню Кибалкина, на воспитание брать и разуму учить. А как воспитаешь, когда что ни день – война, если не поход, то перестрелка? Вот и вырос Аника-воин, такой, что оторви и выбрось. Матери – горе, всем прочим – забота великая. Правда, с некоторых пор Иван Кузьмич понял, что жернов хоть и тяжел, но полезен, хотя бы иногда. Год Кибалка честно прослужил адъютантом, а потом серьезно занялся связью. Между станицами – ни телефона, ни телеграфа, одна тайга. Как народ по тревоге поднять, чтобы быстро и не слишком заметно?

Кое-что придумал сам товарищ Кречетов, кое-что друзья-фронтовики подсказали. Кибалка же, собрав мальчишек, создал команду связных. Взрослый мужик на коне слишком приметен, да коню не везде сподручно, особенно через тайгу напрямки. Кибалкина команда старалась не зря. Именно она подняла соседние станицы, когда пришел Бакич. Под Атамановкой генерала встретили главные силы Обороны Сайхота.

После боя Иван Кузьмич выдержал еще один, с собственной сестрой, чуть не сошедшей с ума от страха за «робёнка». А потом и с самим Кибалкой, требовавшим зачисления всей его босоногой команды в Красную Армию.

Товарищ Кречетов понимал, что это – только начало. Даже не понимал, сердцем чуял.

2

В книге «Далекий Сайхот», изданной в Петербурге перед самой войной, автор, известный репортер Янчевецкий, обратил внимание господ читателей на одну из достопримечательностей города Цесаревича – самую большую в мире центральную площадь. Высказав должный восторг, автор уже вполне по-деловому предположил, что недалек тот день, когда на эту площадь будут садиться российские аэропланы.

С аэропланами Янчевецкий угадал, а вот насчет прочего слегка слукавил. Гигантский пустырь в центре города никто не планировал и площадью не считал. Это было незастроенное пространство между русским поселением и сайхотским Хим-Белдыром с его знаменитым дацаном. Оба города стояли друг против друга, дистанция, их разделяющая, сокращалась, но без излишней спешки. В последние годы из-за войны строиться перестали, и площадь по-прежнему расстилалась от горизонта до горизонта. Для предупреждения пожаров – очень удачно, для обороны же не слишком хорошо. Есаул Бологов, загнанный повстанческой конницей в Хим-Белдыр, ощутил на своей собственной шкуре.

Этим утром простор огромного пустыря скрашивал конный разъезд в мохнатых шапках с луками при седлах. Вид у сайхотских вояк был слегка растерянный. Ближе стояло двое русских ополченцев при «арисаках». Увидев появившегося на крыльце Кречетова, старшой шагнул вперед, привычным движением подбросив ладонь к белой, застиранной фуражке.

– Товарищ командир, докладываю. Гражданин сопровожден, оружие изъято. Сопротивления не оказывал. Вот!..

«Вот» – мосинский кавалерийский карабин лег на ступени крыльца.

Виновник всей этой суеты стоял тут же – высокий, плечистый, в новой красноармейской форме, увенчанной «богатыркой» с синей звездой на лбу. На ярко-красном, словно после сильного ожога, лице странно смотрелись светлые, почти белые глаза.

Вещевой мешок-«сидор» у ног, нашивки на рукаве, желтый пояс, щегольские сапоги. Будто с парада пришел, только кожа сапожная слегка запылилась.

– Здравия желаю, товарищ Кречетов!

Иван Кузьмич недоуменно моргнул, затем еще раз…

– Товарищ Волков? Да откуда ты?! Вот дела… Товарищи, тревога отменяется, свой это человек, проверенный. А на постах не спите, вечером лично погляжу.

Сбежал с крыльца, схватил гостя за широкие плечи.

– Ну удивил, комполка!.. Откуда только взялся?

Обнялись, ладонями по спинам похлопали. Остальные глядели уважительно и с легкой опаской. О товарище Волкове, командире легендарного 305-го полка, была наслышана вся Сибирь. Воевал он под старой партийной кличкой Венцлав, но фамилию его тоже помнили. Всеслав Игоревич Волков жил в Сибири еще до 1917-го, как говорили злые языки, выйдя на поселение после многолетней каторги. Другие, не столь предвзятые, рассказывали не о каторге, а о молодом офицере, отказавшемся в 1905-м расстреливать восставшую Читу и вышедшем из-за этого в отставку. О комполка Венцлаве можно было услышать всякое: и хорошее, и плохое, и вовсе страшное. Все сходились в одном: там, где товарищ Волков, врагу придется туго.

Про Венцлава и его Бессмертных Красных Героев Иван Кузьмич впервые узнал еще в далеком 1918-м. А два года назад довелось и знакомство свести при обстоятельствах необычных, можно сказать, чрезвычайных.

– Посты у тебя, Иван Кузьмич, и вправду дырявые, – комполка Волков поднял с земли «сидор», закинул за плечо. – Подтяни народ, а то не ровен час… Откуда я взялся, доложить могу, не тайна. На аэроплане к тебе летел, но за десять верст от города сел на вынужденную. Подмоги ждать не стал, пешком пошел. Ну, принимай гостя!

Товарищ Кречетов кивнул в сторону крыльца, прикинув, что разбираться придется не только с постами, но и с разведкой. Аэроплан сел в десяти верстах от города, а ему не доложили.

Не годится!

3

Поговорили в бывшем кабинете красноярского купца Юдина, виноторговца и золотопромышленника, которому в недавние годы принадлежало и само это здание, и еще очень многое в городе. Юдин, известный меценат, подарил русской общине Сайхота богатую библиотеку и обещал основать сельскохозяйственный институт. Библиотеке повезло – чудом уцелела после городских пожаров в 1919-м, когда добивали Бологова, а вот недостроенное здание института попало под огонь партизанских пушек. Вероятно, поэтому вид у длиннобородого мецената на портрете был суровый и обиженный.

От завтрака гость отказался, пили желтый китайский чай. Товарищ Кречетов положил на стол красный кисет с махоркой-самосадом, Волков, усмехнувшись тонкими бесцветными губами, достал пачку американских папирос «Вирджиния». Иван Кузьмич лишь головой покачал. Откуда?

– Телеграмму про авиаперелет получили? – поинтересовался гость, щелкнул зажигалкой.

Товарищ Кречетов наивно моргнул:

– Про то, что ты летишь? Ни сном ни духом, Всеслав Игоревич. Рейс из Красноярска раз в две недели, сам, наверное, знаешь.

Комполка понимающе кивнул, отставил пиалу и расстегнул нагрудный карман. На стол легла сложенная вчетверо бумага.

– Мои полномочия. Читай, товарищ конспиратор!

Иван Кузьмич развернул твердый пергаментный лист. По верху страницы-бланка – четкие ровные буквы, словно солдаты на царском параде. «Всероссийская Коммунистическая партия (большевиков). Центральный Комитет». Исходящий номер, несколько строчек текста. Печати…

– Понял, – уже без улыбки сообщил Кречетов, возвращая удостоверение. – Шифротелеграмму о перелете получили вчера. Рейс ожидается сегодня ближе к вечеру. Из-за этого я караулы выставил, чтобы без неожиданностей обошлось…

Взгляд скользнул по папиросной пачке. Волков заметил, пододвинул американское диво ближе к хозяину, зажигалку положил рядом.

– Угощайся!

Иван Кузьмич взял папиросу, хотел по привычке сложить ее гармошкой, но пожалел. Закурил, вдохнул незнакомый душистый дым, подумал немного.

– Резкая, однако. И крепкая, китайские и японские слабее будут… Я потому вчера вечером за документы сел и гражданина Рингеля мобилизовал, чтобы пакет с аэропланом передать.

Гость еле заметно дрогнул губами.

– Документы? Все надеешься, что Сайхот в Столице признают? Наши сейчас ведут переговоры с правительством Сунь Ятсена в Кантоне. Он, конечно, революционер, но отдавать китайскую территорию едва ли захочет.

Кречетов кивнул.

– Слыхал, как не слыхать? И про Шумяцкого с его монголами, и про то, что денег на Сайхот в бюджете нет и что войск в Сибири мало. Но должны же они понимать?

Вирджинский табак внезапно стал горчить. Иван Кузьмич отложил папиросу, подался вперед:

– Нельзя Сайхот отдавать, неправильно будет! Даже если земля эта не нужна, если об интересах Союза Республик совсем забыть. Здесь же нас, русских, тысяч сорок, а то и больше. Не выживем при монголах, а китайцы защитить не смогут, у них самих война…