Дневник нарколога - Александр Крыласов

— Так и езжай домой.

— Куда ж я без своего Хью. Мы с ним еще в Лондоне познакомились. Тогда он журналистом работал, — Света кивнула на муженька.

Хью, оставшись без надзора, уже успел нализаться в дупель и мирно дремал за своим законным столиком.

— Итиш твою мать, — заругалась хозяйка, — опять накеросинился, окаянный. Англичане, они же, как русские, пока не нажрутся, не успокоятся. Итальянцы — другое дело. Ни одного пьяного за все годы не видела.

Света принялась тормошить сонного супруга. А дон Серджио вдруг грозно заклекотал. Мимо пиццерии протопало два молодых туриста, на чьих майках красовался портрет дуче. Деды схватили свои костыли и палки, намереваясь навешать поклонникам Муссолини. Те сразу дали деру, решив не связываться с заслуженными поборниками демократии.

— Алла ностра, — продребезжал дон Серджио и поднял стакан, предлагая отпраздновать одержанную победу.

— Алла ностра, — эхом загундели бывшие гангстеры и сделали крошечные глотки.

Леня стал собираться и попросил счет. Плата оказалась подозрительно маленькой, и Куприянов стал выгребать из своего рюкзака все, что так или иначе могло напомнить Родину. Русские сигареты, зажигалка, шариковая ручка, последний роман Акунина легли на столик рядом с пустыми тарелками. Хозяйка «крутой гангстерской малины» всплакнула, как на родной тамбовщине. Куприянов попрощался и собрался уходить.

— Погоди, — крикнула вслед Света, — я тебя тоже гостинчиком побалую.

Она вынесла из подсобки литровую банку маринованных помидоров и сунула Куприянову в рюкзак. Деды с нескрываемой завистью посмотрели на Леню, а дон Серджио ревниво поднял свою стопку и пробурчал:

— Алла ностра.

— Алла ностра, — отозвались потрепанные временем братки.

— Что они лепечут? — спросил Куприянов.

— За наше здоровье, — перевела Света.

— Ну, ну, — усмехнулся Куприянов и пошел на вокзал. До него еще было идти и идти.

Званый обед

Леня Куприянов тащился по раскаленному Дубровнику и присматривался к ценам в местных едальнях. В его нагрудном кармане покоилась аккуратно сложенная купюра в двадцать евро, и Леня склонялся к мысли, что с такой суммой проще купить себе гирос (шаурма по-нашему) и бутылку воды. Но дешевых общепитовских точек вокруг не наблюдалось, зато всюду пестрели вывесками заведения посерьезней. Куприянов встал возле одного такого ресторанчика и принялся переводить в уме евро в куны и обратно, попутно сверяясь с ценами на рекламном щите.

— Русский? — высокий дядька в пропотевшей майке, потертых шортах и шлепках на босу ногу внимательно смотрел на Леню.

— Русский, — кивнул Куприянов, сбившись со своих расчетов.

— Пообедать хочешь?

Леня кивнул.

— Нет, в такое дешевое заведение мы с тобой не пойдем, — покачал головой дядька.

— Мы? — поднял брови Леня.

— А тебе что, западло с соотечественником пообедать?

— Нет, конечно, — смутился Леня, — просто у меня с собой всего двадцать евро. Неважный из меня компаньон.

— Я угощаю. Меня, кстати, зовут Анатолием Степановичем. Друзья кличут просто Степаныч.

— Леня, — представился Куприянов.

— Смотри и учись, Леня. — Степаныч, отыскав глазами самый дорогой ресторан, принялся звонить по телефону, указанному на стене заведения.

— Ресторан? Мы с приятелем — газовые олигархи и хотим заказать у вас столик на две персоны. Что? Плохо понимаете по-русски? Так найдите того, кто понимает! Ага, понимаете меня? Отлично. Тогда мы идем к вам.

Степаныч взял Леню под руку и двинулся в сторону самого дорогого ресторана. В дверях их уже ждал метрдотель, он проводил дорогих гостей на открытую веранду, где не было ни единого посетителя и только шесть официантов стояли навытяжку и преданно смотрели Анатолию Степановичу и Лене в глаза. Степаныч чинно уселся на стул и пробасил:

— Хочу, — он сделал многозначительную мину, — черногорского вина.

— Черногорского нету, — застонали официанты, — есть хорватское, есть сербское, есть итальянское, есть испанское, есть французское, даже чилийское есть. А вот черногорского нет.

— Ну-у-у-у, — разочарованно протянул Степаныч и принялся подниматься, — мы так не договаривались. А еще норовите вступить в Евросоюз. У вас даже черногорского вина нет.

— Можно, — заверил запыхавшийся метрдотель, возникший на веранде ресторана из светотени солнечного дня, — но нужно подождать.

— Подождем, — поморщился Степаныч.

— Слушайте, Анатолий Степанович, — толкнул нового знакомого под столом Леня, — может, хватит понтов? Я все равно не пью, потому что закодированный, а вы закажите себе пива, мне воды и аля улю. К чему такие изыски? У меня с собой всего двадцать евро.

— Бедность, — философски заметил Степаныч, — это не количество денег в кармане. Бедность — это страх перед официантами. Тебя извиняет только то, что сам Иосиф Бродский робел перед ними. А официантов не нужно бояться, их нужно держать в узде.

Метрдотель возник из небытия с бутылкой вина и, чпокнув пробкой, налил Степанычу на дегустацию. Тот отхлебнул полбокала и разочарованно покачал головой, потом придирчиво посмотрел на этикетку.

— А-а-а-а, испанская «рьоха». Кислятина. Какого года? 1998-го? Я так и знал. Я тебя чего просил? Черногорского вина. А ты чего приволок?

Метрдотель вытер испарину со лба и посмотрел на посетителей глазами заезженной лошади.

— Но испанские вина лучше черногорских, — промямлил он.

— Не факт. Мы с приятелем — газовым олигархом хотим именно черногорского. Букет вина напрямую зависит от количества солнечных дней в году, — покровительственно изрек Степаныч, — беря вино, в первую очередь нужно интересоваться, насколько солнечным был год, не было ли дождей и холодов.

Степаныч покопался в своем телефоне.

— А 2003 года у вас черногорские вина есть?

— Можно, — лицо метрдотеля стало напоминать стенку душевой кабины после мытья футбольной команды, — но нужно подождать.

— Подождем, — вздохнул Анатолий Степанович.

Леня украдкой взглянул на навороченный телефон Степаныча. На его дисплее не было и намека на солнечные годы стран Евросоюза.

— Слушайте, — осенило Леню, — тогда нужно заказывать марокканские, египетские или тунисские вина — у них каждый год солнечный. Не прогадаешь.

— Дурашка, — усмехнулся Степаныч, — если бы все было так просто — виноделие Евросоюза рухнуло бы на корню. Сиди и не рыпайся.

— Анатолий Степанович, — снова заскулил Леня, — может, пойдем отсюда? Мне как-то не по себе.

— Сидеть! — голос Степаныча взмыл к лазоревому небу и рухнул на мостовые древнего города. — Нам с тобой еще горячее заказывать.

— У меня с собой всего двадцать евро, — заканючил Леня, — боюсь, мы не уложимся.

— У меня с собой две тысячи, — успокоил невозмутимый Степаныч, — но мы уложимся в полтинник.

— Почему? — захлопал глазами Леня.

— Потому что.

Метрдотель, извиваясь от хорошо исполненного заказа, подбежал с черногорским вином 2003 года выпуска и почтительно наполнил Степанычев бокал.

— Годится, — после долгого чмоканья, хмыканья и катания жидкости в полости рта одобрил богатей, — хвалю.

Метрдотель бессильно уронил руки и принялся радостно отдуваться.

— А что у вас на закуску? — не дал ему насладиться триумфом Анатолий Степанович.

Метрдотель распахнул все прейскуранты, какие только нашлись.

— Не то, — закрутил носом Степаныч, — все не то. Нам бы что-нибудь особенное. Чтобы вкусовые ощущения остались надолго.

— Можно, — учащенно задышал метр, — я принесу лучшее из нашей национальной кухни.

— Надеюсь на твой вкус, — строго предупредил Степаныч, — и принеси воды без газа для моего коллеги. Самой лучшей.

Метрдотель драпанул на кухню.

— Ты обратил внимание, как во всем мире любят богатых людей, — сделав глоток вина, хмыкнул Степаныч, — как хотят им угодить и понравиться, как следуют малейшим их капризам? И как презирают бедных, обирают их, обсчитывают и держат за лохов?

— А в чем разница между богатыми и бедными? — спросил Леня, сам весь в поту от происходящего. — Если брать внешний вид, то я выгляжу гораздо презентабельнее, чем вы.

— В умении напрячь, дурашка, — рассмеялся Степаныч, — если бы заказывал ты, нам принесли какое-нибудь кислое пойло, стогодовалые котлеты, разговаривали исключительно на ломанном английском, смеялись над убогими русскими и выставили заоблачный счет. А здесь ты сам видишь, как я их построил.

— Ну, вы даете, — восхитился Леня, — снимаю шляпу.

— Все бы хорошо, — погрустнел Степаныч, — умею я разговаривать с людьми. И вообще, жизнь моя удалась, но иногда ко мне приходит Сталин.

— Кто?!

— Иосиф Виссарионович собственной персоной вдруг возникает на пороге моей виллы, курит свою трубку и ставит мне на вид.