Райские новости - Дэвид Лодж

— Очень интересно, — сказал Бернард. — Значит, вы не расстаетесь с работой и в отпуске? — Он указал на ярлык компании «Тревелуайз», прикрепленный к плоскому стальному чемоданчику Шелдрейка.

— Боже правый, нет, — с невеселой улыбкой отве­тил Шелдрейк. — У меня никогда не бывает отпуска. Именно поэтому я и занялся своими исследованиями. Я всегда ненавидел отдых, даже в детстве. Такая пустая трата времени — валяться на пляже, делать песочные куличики, когда можно остаться дома и заняться каким-нибудь интересным хобби. Потом, когда я обру­чился — мы оба были тогда студентами, — моя невеста потащила меня в Европу смотреть достопримечатель­ности: Париж, Венеция, Флоренция — обычный набор. Я чуть не помер от скуки, пока в один прекрасный день, когда я сидел на обломке скалы около Парфено­на, глядя на мельтешащих туристов, которые щелкали своими камерами и переговаривались на бесчислен­ных языках, меня вдруг не осенило: туризм — это но­вая мировая религия. Католики, протестанты, индусы, мусульмане, буддисты, атеисты — общее у них только одно: все они верят в важность лицезрения Парфено­на. Или Сикстинской капеллы, или Эйфелевой башни. Я решил сделать это предметом своей докторской дис­сертации. И ни разу не раскаялся. Нет, комплексный тур «Тревелуайз» — это своего рода субсидия на науч­ные исследования. Его оплачивает Британская ассоци­ация туристических агентов. Они полагают, что для са­морекламы полезно время от времени финансировать какое-нибудь академическое исследование. Знали бы они. — Шелдрейк снова невесело улыбнулся.

Что вы имеете в виду?

Я делаю с туризмом то, что Маркс сделал с капитализмом, Фрейд — с семейной жизнью. Разрушаю его.

Понимаете, я считаю, что на самом деле люди не хотят ездить в отпуска — во всяком случае, хотят не больше, чем, например, посещать церковь. Просто путем про­мывания мозгов их убедили, что это пойдет им на пользу или сделает их счастливее. Между прочим, ис­следования показывают, что отдых приносит неверо­ятное количество стрессов.

— Эти люди выглядят достаточно бодрыми, — заме­тил Бернард, указывая на пассажиров, ожидающих рейса до Гонолулу. По мере того как близилось время отлета, их собралось уже немало: в основном амери­канцы в кричаще яркой простой одежде, некоторые в шортах и сандалиях, словно готовые из самолета шаг­нуть прямо на пляж. Нарастал гомон, в котором явст­венно проскальзывал тягучий, немного гнусавый ак­цент, слышались громкий смех, выкрики и возгласы.

— Искусственное оживление, — отозвался Шелд­рейк. — Не удивлюсь, если во многих случаях оно по­догрето двойным мартини. Они знают, как должны ве­сти себя люди, едущие в отпуск. Они научились это де­лать. Загляните поглубже в их глаза, и вы увидите там озабоченность и страх.

«Загляните поглубже в глаза любому человеку, именно это вы там и увидите. Взять хотя бы меня», — собирался сказать Бернард, но вместо этого спросил:

— Значит, вы будете изучать особенности осмотра достопримечательностей на Гавайях?

— Нет, нет, тут другой вид туризма. Такие основные пляжные объекты, как Маврикий, Сейшелы, Карибы, Гавайи, привлекают отнюдь не своими достопримеча­тельностями. Взгляните сюда... — Он неожиданно вы­хватил из чемоданчика рекламную брошюру и, прикрывая ладонью напечатанный на обложке текст, по­казал ее Бернарду. Цветная фотография тропического пляжа: немыслимо голубые море и небо, ослепительно белый песок и в центре — две человеческие фигуры, апатично растянувшиеся в тени зеленой пальмы. — О чем вам говорит этот образ?

— Ваш паспорт в рай, — сказал Бернард.

Шелдрейк был обескуражен.

— Вы уже это видели, — с укором заметил он, уби­рая ладонь и открывая произнесенные слова.

— Да. Это брошюра «Тревелуайза».

— Неужели? — Шелдрейк взглянул на проспект по­внимательней. — И в самом деле. Ну да ничего, все они одинаковы. У меня их тут целая пачка — на всех при­мерно одна и та же фотография, один и тот же заголо­вок. Рай. Разумеется, нисколько не соответствует дей­ствительности.

— Правда?

— В прошлом году Гавайи посетили шесть миллио­нов человек. Думаю, мало кто из них нашел такой вот пустынный пляж, а? Это миф. Об этом и будет моя сле­дующая книга — туризм и миф о рае. Я вам все это рас­сказываю не просто так Подумал, может, вы подкине­те мне пару идей.

-Я?

— Ну, это же религия, верно?

— Полагаю, что да... А чего конкретно вы хотите достичь с помощью вашего исследования?

— Спасти мир, — серьезно ответил Шелдрейк.

— - Прошу прощения?

- Туризм изнашивает нашу планету. — Шелдрейк снова порылся в своем серебристом чемоданчике и достал пачку газетных вырезок, отмеченных желтым маркером. Он быстро просмотрел их. — Пешеходные тропы в Озерном крае[16] превратились в канавы. Фрес­кам Сикстинской капеллы наносят непоправимый вред дыхание и тепло посетителей. В собор Париж­ской Богоматери каждую минуту входит сто восемь че­ловек: их шаги разрушают пол, а привозящие туристов автобусы разъедают своими выхлопами каменную кладку. Загрязнение от автомобилей, которые нескон­чаемой вереницей едут на альпийские лыжные курор­ты, убивает деревья и вызывает лавины и оползни. Сре­диземное море уподоблено туалету без стока: один шанс из шести, что, плавая в нем, вы подцепите какую-нибудь заразу. В восемьдесят седьмом году на целый день пришлось закрыть Венецию, потому что она бы­ла переполнена. В шестьдесят третьем году по реке Ко­лорадо спустили на плотах сорок четыре человека, се­годня в день совершается тысяча таких путешествий. В тридцать девятом году за границу съездил один мил­лион человек; в прошлом году — четыреста миллио­нов. К двухтысячному году число международных ту­ристов может достичь шестисот пятидесяти миллио­нов, а путешествующих внутри своих собственных стран — в пять раз больше. Одной только энергии по­требляется в связи с этим колоссальное количество.

— Боже мой, — произнес Бернард.

— Единственный способ положить этому конец, помимо законодательного, — продемонстрировать людям, что, отправляясь на отдых, они на самом деле не удовольствие получают, а оказываются вовлечен­ными в ритуал суеверия. И не случайно туризм набрал силу, когда в упадок пришла религия. Это новый опиум для народа, и он должен быть разоблачен как таковой.

— А вы не останетесь без работы, если преуспее­те? — спросил Бернард.

— Не думаю, что сильно рискую, — ответил Шелдрейк, обозревая переполненный зал.

В этот момент среди ожидавших возникло какое-то движение, и волна пассажиров устремилась к выходу на посадку, увидев представителя наземного персона­ла авиалинии, который взял микрофон.

— Дамы и господа, начинаем посадку, ряды с три­дцать седьмого по сорок шестой, — объявил он.

— Это нам, — сказал Бернард. — Пойду подниму отца.

— У меня двадцать первый ряд, — сообщил Шелдрейк, посмотрев в посадочный талон. — И похоже, са­молет будет битком набит. Жаль, мне бы хотелось по­общаться с вами. Может, мы встретимся в Гонолулу? Вы где остановитесь?

— Еще не знаю, — ответил Бернард.

— Я — в «Уайетт Империал». Лучший отель в про­спекте «Тревелуайз». Доплата тридцать фунтов в день, вернее, было бы столько, если бы я платил сам. Заходи­те как-нибудь выпить.

— Это очень любезно с вашей стороны, — сказал Бернард. — Я посмотрю. Не знаю, насколько буду сво­боден. Понимаете, я тоже не в отпуске.

— Да, я догадался, — заметил Шелдрейк, глянув на мистера Уолша.

4

Весь этот день они гнались за солнцем, но, пока ждали в Лос-Анджелесе пересадки, оно ушло далеко вперед, и во время перелета до Гавайев самолет настигла тьма. Бернард сидел у иллюминатора, но видел только чер­ную бездну. В бесплатном журнале, предложенном авиакомпанией, он нашел карту с маршрутом следова­ния: на всем пути от западного побережья Америки до Гавайских островов — а это расстояние в две с полови­ной тысячи миль — не было ни клочка суши. Что, если вдруг обнаружатся какие-то неполадки? Или внезапно откажут двигатели? Но подобная мысль, как видно, ни­кого больше в самолете не волновала. Стюардессы, с цветами в волосах и в ярких разноцветных саронгах[17], щедро угощали бесплатными напитками до, во время и после ужина, и в салоне царила атмосфера праздника. Рослые американцы с пластмассовыми стаканчиками в руках прогуливались взад-вперед по проходам, словно в пабе или в клубе: наваливаясь на спинки сидений, они останавливались поболтать, хлопали друг друга по пле­чу и от души гоготали над шутками собеседников. Бер­нард завидовал их уверенному поведению. Сам он чуть ли не руку поднимал, чтобы попросить у экипажа раз­решения покинуть свое место. Увидев Роджера Шелдрейка, идущего по другому проходу, Бернард спрятался за журналом. В данный момент он не чувствовал в себе готовности к еще одному семинару по туризму и не хо­тел беспокоить отца, который, к счастью, уснул. Бер­нард наложил запрет на аперитив, но позволил мисте­ру Уолшу сопроводить курицу в соусе терияки[18] малень­кой бутылочкой калифорнийского бургундского, и этого оказалось достаточно, чтобы он отключился.