Граждане неба. Рассказы о монахах и монастырях - Владимир Зоберн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А я уже имею от отца наместника благословение снарядить вас в Старый Русик. У меня уже проводник и мулашки для этого приготовлены. Можете и двигаться с Божией помощью.
Пройдя к себе в номер на фондарике, я быстро собрал необходимые вещи и, закинув за плечи походный мешок и захватив фотоаппарат, спустился с милейшим отцом Паисием на нижнюю площадку. Там меня уже дожидались молодой инок-карпаторосс, отец Иллиодор, и трое мулашек.
В Карее
Солнце светило нам прямо в глаза, рассекая ослепительными лучами легкий туман от лесной сырости. И мы медленно продвигались вперед, спускаясь в глубину Карейской долины.
Стезя наша вилась по самым живописным местам. Было тихо в природе и на душе. Вдруг до нас стали долетать звуки радостного перезвона русского святого Андреевского скита и греческого унылого благовеста карейского. Он созывал к Божественной Литургии население единственного в своем роде монашеского городка – Кареи, столицы замечательного монашеского царства.
Уже со склонов горы, по которой сбегает тропинка в Карею, открывается прекрасный вид на эту старую лавру Афонскую – лавру келий. Это удивительный и оригинальный городок, равный которому – по характеру населения и своеобразности быта – вряд ли найдется во всем мире.
Прежде всего, Карея – город мужчин. Согласно многовековой традиции, в него не допускается ни одна женщина. За этим строго следят все афонцы, не разрешая ни одной представительнице слабого пола даже высаживаться на берег, когда прибывают пароходы с паломниками на Афон.
Панагиар. Мастер Иван. 1435. Софийский собор Великого Новгорода. Фото shakko.
Единственный афонский городок и административный центр единственного в мире монашеского царства – Кареи – живописно расположен в северо-восточной части Святой Горы, в трех часах пути от пристани Дафны. В нем сосредоточено все светское и духовное управление этого царства монахов, при весьма небольшом числе светских лиц: греческого губернатора, почтовых чиновников, полицейских и необходимых всему этому светскому контингенту торговцев и ремесленников. Но, подобно афонским инокам, все эти случайные обыватели Кареи живут в безбрачии или имеют семьи «за морем».
Весь городок – дома, кельи и монастырские кунаки[16] – существует и обслуживается без малейшего прикосновения женских рук, не появлявшихся здесь в течение многих столетий.
В Карее всего одна улица (если можно ее так назвать) и несколько узких, кривых переулков.
В центре стоит старинный Успенский собор, низкий и ветхий, с плоской крышей. А близ него, в старой усадьбе, находится здание Протата. Это высшее управление Святой Горы, главный и единственный орган, являющийся административным и правовым центром всего Афона. Здесь разбираются все дела, касающиеся собственности, святых обителей, монашеских жалоб, споров, а также сношений с Вселенской Патриархией и греческим правительством.
Спустившись с горы и въехав в городок, я сошел с мулашки, по древней афонской традиции – из уважения к святыням Кареи. Продвигаясь теперь по городу, я встречал исключительно монашеские фигуры, видневшиеся всюду: в узких, кривых переулках, в лавках, у почты, во дворах монастырских кунаков. Всюду безмолвно появлялись и смиренно удалялись скромные иноческие фигуры. А людей светских, одетых в штатское платье, я почти не видел: все население Кареи как бы облачено в одну черную монашескую рясу и клобук с наметкой.
Зато каким контрастом являлись на всем этом черном монашеском фоне стройные, красивые и яркие фигуры сардаров – охранников Протата. В большинстве это седые, но крепкие, сильные старики, облаченные в живописный национальный костюм: богато расшитая золотом безрукавка, белая рубаха с пышными рукавами, белые гамаши при синих шароварах и низенькая шапочка с отвисающей кистью.
Отец Иллиодор доставил меня в карейский кунак их святого Пантелеимоновского монастыря, прямо к архимандриту отцу Сергию.
Гостеприимный старик встретил меня с большим радушием.
Здесь я умылся, переоделся и отдохнул. А затем, за чашкою чая, долго наслаждался интересной беседой с отцом Сергием, который оказался на редкость умным культурным человеком. Его мудрые суждения, его поучительные наставления и сердечные утешения на всю жизнь остались в моей душе, наполнив ее благодарностью к этому прекрасному человеку и примерному монаху.
Главною целью моего первого путешествия в Карею являлось выполнение всех формальностей церковного и гражданского управления Святой Горы, необходимых для каждого иностранца-паломника, прибывающего на Афон.
Андреевский скит. Монастырь Святого Пантелеимона. Афон. Фото Aroche.
Вдруг до нас стали долетать звуки радостного перезвона русского святого Андреевского скита
В полицейском управлении, куда я направился в сопровождении любезного отца Сергия, меня задержали недолго. Зарегистрировавшись у вежливого греческого чиновника, я тотчас же отправился к властям духовным.
Вслед за моим любезным спутником я прошел сначала через небольшой, солнечный дворик, поднялся по старой узенькой лестнице и очутился в светлой, сплошь застекленной галерейке. Не без смущения прошел я через открытую дверь в небольшой чистенький зал, где вдоль стен стояли низенькие турецкие диваны. На диванах чинно и восседали несколько почтенных и важных иноков с седыми бородами, один из них имел золотой наперсный крест на черной рясе.
Как я узнал от своего спутника, отца Сергия, все эти важные монахи являлись членами Священной Эпистасии, а у стены на особом троне восседал председатель этой редкой коллегии – протоэпистат, протоигумен отец Панкратий, представитель греческого монастыря Ватопед.
Отец Сергий кивком предложил мне следовать за ним. Но я еще ранее получил от него соответствующие указания и теперь точно знал, что мне надлежало делать согласно ритуалу, веками установленному на Святой Горе.
Подойдя к восседавшему на троне протоэпистату, я попросил у этого почтенного инока благословение, поцеловал благословившую меня десницу, а затем направился приветствовать всех остальных эпистатов, сидевших вдоль стен. Но благословение у этих седовласых и важных старцев я уже не просил и десниц их не целовал, следуя ранее полученным указаниям отца Сергия. Я только, почтительно склонившись, пожал руку каждого из них, а затем, отвесив общий поклон, скромно отошел в сторону, ожидая продолжения своеобразного и традиционного приема.
Протоэпистат по-гречески сказал несколько слов сидевшим у стен собратьям и, получив их согласие, любезно пригласил меня сесть. Сопровождавший меня архимандрит отец Сергий вручил стоявшему тут же секретарю привезенный мной пакет с рекомендацией Вселенского Патриарха. Это своего рода благословенная грамота, ознакомление с которой членов Священной Эпистасии производится в обстановке особой торжественности. Секретарь приложил деревянный нож к краю патриаршего конверта и затем почтительно передал последний, вместе с ножом, протоэпистату. Тот торжественно разрезал конверт, вынул из него послание Патриарха и передал секретарю для прочтения во всеуслышание. Последний выполнил это поручение с не меньшей торжественностью.
Здание светской администрации в Карее. Афон. Фото Michalis Famelis.
Прослушав патриаршее послание, эпистаты сначала вполголоса о чем-то посовещались между собою, причем я отлично понимал, что это делалось лишь для выполнения традиции. Было ясно, что все эти полные благолепной важности старцы питают наилучшие чувства к новому пришельцу, каковым являлся я, не без смущения ожидавший окончания церемонии. Спустя минуту-другую протоэпистат, преподав указания секретарю, направил его в канцелярию для составления соответствующей бумаги. Мне же старцы один за другим в весьма корректной форме начали задавать разнообразные вопросы, касавшиеся моей личности, деятельности и тех мест, откуда я прибыл на Афон.
Монастырь Святого Пантелеимона. Афон. Фото Georgid.
Во время этой приятной беседы передо мною неожиданно выросла живописная фигура человека, принесшего мне традиционное восточное угощение: ароматный кофе.
Не прошло и четверти часа, как секретарь возвратился, принеся какую-то бумагу, которую он тотчас же вполголоса прочел членам высокого собрания. Старцы одобрительно закивали, очевидно, вполне соглашаясь с содержанием прочитанного им документа.
Затем последовало нечто еще более интересное. Почтенные эпистаты, вынув из недр своих монашеских ряс какие-то маленькие предметы, важно вручили их секретарю: это были четыре части большой печати, прилагаемой к бумагам, исходящим из Протата. Секретарь ловко сложил поданные ему четвертушки и, образовав из них целую печать, приложил ее к принесенному документу. Затем он вновь разобрал печать, и ее части были возвращены старцам. А бумагу секретарь вручил игумену отцу Панкратию, после чего подошел ко мне для последней формальности: я должен был вручить ему сто драхм протатского налога, взимаемого со всех паломников на Святую Гору.