Завтра война - Александр Зорич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чтобы определиться с этими интересными обстоятельствами, предусмотрительный Эстерсон тут же написал завещание. Из которого следовало, что его деньги и имущество достанутся Эрику.
«Пусть думает что хочет. Например, что деньги ему прислала добрая фея, у которой в башне замка персональный печатный станок, а пистолет — свихнувшийся Санта Клаус».
Он запечатал завещание в конверт, который надписал «А. Грузинскому. Лично». И положил конверт на столик возле кровати лицом вниз — чтобы, значит, ребята из службы наблюдения себе глаза не ломали, пытаясь разобрать, что за послание накрапал их склонный пооригинальничать клиент.
Воспоминания о дедовском «ЗИГ-Зауэре» были такими реалистичными! Эстерсон словно бы чувствовал в руках его смертельную стальную тяжесть, словно бы слышал глухой ход его немудрящей автоматики.
По ночам Роланду особенно нравилось об этом думать — как он вышибает себе мозги из старинного, овеянного славным ветром истории пистолета. В этих извращенных мазохистских мечтаниях он находил особое удовольствие.
«Однако, — вдруг подумал Эстерсон, — что мешает мне сделать такой же «ЗИГ-Зауэр» самому?
Неужели мне не по силам скопировать простецкую старинную машинку, в которой вдобавок я помню каждый винтик? Ведь в моем распоряжении все универсальные станки лаборатории! Да что лаборатории — завода! Кто там догадается, для чего предназначается эта деталюшечка? Разве что Грузинский. Но ведь Грузинский стучать не станет!
Пусть дальность и кучность стрельбы у его кустарного «ЗИГ-Зауэра» будут курам на смех, но ведь и охотиться на белок он с ним не собирается! Не велика задача — сделать пистолет, способный уложить человека с расстояния пять метров!»
Сказано — сделано.
Через две недели кривой-косой «ЗИГ-Зауэр» калибра 9 миллиметров с коробчатым двухрядным магазином емкостью на 15 патронов к весом девятьсот граммов лежал во вместительном внутреннем кармане Роланда Эстерсона. Впервые за долгие месяцы он позволил себе улыбнуться трижды за одно утро, хоть и странное это было дело — улыбаться приближению собственной смерти.
Не раз и не два за этот день Эстерсон прикладывал руку к груди. Но не к сердцу, отнюдь. Там даже сквозь комбинезон отчетливо холодил тело его стальной друг. Эстерсон постоянно ощупывал его — словно пытаясь удостовериться, что пистолет на месте, что он не потерялся и не сбежал.
Весь следующий день Роланд провел в сентиментальном оживлении.
Он был необычайно любезен с сослуживцами. В обеденный перерыв угостил Грузинского мартини и подарил сеньоре Талите свои золотые часы. Привел в порядок бумаги и даже нанес прощальный визит «Дюрандалю», который уже стоял на катапульте в шахте № 8, полностью готовый к испытательным полетам вокруг Цереры.
Эстерсон старательно прощался с жизнью. А когда вечером, точнее, поздно ночью, он пришел домой, то понял: пора действовать.
Он вошел в туалетную комнату — единственное помещение, которое не просматривалось наблюдательными камерами (точнее, оно начинало просматриваться в случае если клиент не выходил из него дольше двенадцати минут).
Роланд встал напротив зеркала и достал пистолет.
Перед тем как засунуть в рот холодное дуло, Эстерсон бросил взгляд в зеркало — в конце концов с собой ведь тоже нужно попрощаться!
То, что увидел Эстерсон в зеркале, поразило его, более того — испугало. Да так, что ослабевшая рука с пистолетом безвольно скользнула вниз.
На него смотрел немолодой усталый человек в мятом, несвежем комбинезоне с претенциозной эмблемой концерна «Дитерхази и Родригес» на груди. На эмблеме уродливый голошеий стервятник (по замыслу дизайнера, конечно, орел) и пузатый лев (больше похожий на мутировавшего гривастого бульдога) поддерживали стилизованную под старину карту звездного неба, на фоне которой гордо реял некий технобуревестник (надо полагать — истребитель).
Человек из зеркала сильно сутулился. Его темно-русая борода была длинной, неухоженной и, прямо скажем, мерзкой. Длинные седые космы — жирные и немытые, спускались на самые плечи. Лицо — изможденное, словно бы желтушное. Глаза незнакомца из зеркала, под которыми набрякли малоэстетичные синие мешки — стигматы методичного пьянства и недосыпания — светились тусклым огнем безумия.
В общем, ни интеллекта, ни тонкой душевной организации лицо нелепого бородача не отражало. И симпатичным его мог бы назвать разве что святой, которому все равно какого урода возлюбить.
«НЕУЖЕЛИ ЭТО Я?»
Эта мысль, родившаяся невесть в каких дальних доменах мозга Роланда Эстерсона, чудом сохранивших адекватность, больно хлестнула по самолюбию.
«Неужели это я, потомок вице-адмирала Карла Эстерсона, сумевшего дважды бежать из андобандского лагеря для военнопленных?» — шепотом проговорил Роланд, и его рот искривила гримаса муки.
«Неужели они все видят меня таким?»
Эстерсон закрыл глаза, чтобы больше не видеть отвратительного, жалкого бородача. А может, чтобы не заплакать.
Конструктор спрятал пистолет в карман.
Нет, он не сведет счеты с жизнью. Ведь разве он жил все эти годы?
Часы показывали полночь и узел служебных гейтов был погружен в нее по самую стеклокерамическую крышу. Снулые роботы-уборщики вылизывали полы своими намыленными языками, рабочие ночной смены нехотя заступали на вахту.
Бодрый и подтянутый Роланд Эстерсон стоял у гейта шахты № 8 и вел стандартную беседу с «Диотимой», системой допуска в рабочую зону космодрома. Эстерсон был тщательно подстрижен и даже пахнул дорогим одеколоном — рождественским подарком сеньоры Талиты. На нем был новый, не без щегольства скроенный комбинезон из блестящего криошелкового волокна, высокие кожаные ботинки и «умный» пояс, нашпигованный всякой полезной чертовней наподобие портативных источников питания и аптечки первой необходимости.
На спине у Роланда висел вместительный рюкзачок. Судя по тому, как натянулись ремни рюкзачка, в нем лежало килограммов десять полезного груза. С учетом уменьшенной силы тяжести, рюкзачок на самом деле тянул едва ли не на все земные тридцать.
— Ваши имя и фамилия?
— Роланд Эстерсон. Сегодня у меня счастливый день. Можете звать меня Роло.
— Уровень доступа?
— Первый, исключительный. Дальше уже некуда, откровенно говоря.
— Пароль?
— «Золотая Фрейя пряла золотые нитки», — произнес Эстерсон на шведском.
— Пароль неправильный, — с механической монотонностью проговорил девичий голос. — Повторите пароль.
— Ах черт! Конечно неправильный! «Конь Одина Слейпнир был слеп и нервен искони».
— Цель визита?
— Промышленный шпионаж.
— Извините, господин Эстерсон, но такой дескриптор отсутствует в моей базе данных. Повторите цель визита.
— Угнать «Дюрандаль» и смыться на нем туда, где раки зимуют.
— Повторите цель визита!
Эстерсон тяжело вздохнул — придется отвечать по форме. Снова повторять навязшие на зубах глупости, которые он уже повторял тысячи раз раньше. Никому не нужные глупости, между прочим! Ведь все эти кони Одина и золотые Фрейи — они всего лишь страхуют систему опознавания по радужной оболочке глаза и сенсор запахов. А эта дура заладила — «цель визита, цель визита»…
С другой стороны, а чего он хотел от куска железа, оснащенного девичьим голосом и названного не без помпы Системой Безопасности Входных Гейтов «Диотима»?
— Господин Эстерсон, повторите цель визита!
— Целью визита является проверка блока подачи топлива истребителя «Дюрандаль», — ответил Эстерсон и скроил в камеру предельно серьезную мину.
В недрах системы раздался хорошо знакомый Эстерсону щелчок. Гейт был разблокирован, путь свободен.
— Проходите, господин Эстерсон.
— Спасибо, «Диотима». И передайте Марио Ферейре, что если я когда-нибудь встречу его на далеких просторах Галактики, я клянусь лично открутить его тухлую тупую башку и засунуть ее прямо ему в задницу. Вот почему я не советую Марио Ферейре искать меня на далеких просторах Галактики.
— На здоровье, господин Эстерсон, — невпопад отвечала «Диотима» ровным доброжелательным голосом.
Гейт распахнулся. Роланд, помедлив чуть для торжественности, шагнул в хорошо освещенный вестибюль шахты. Мосты сожжены.
Глава 5
Сияние
Май, 2621 г.
Авианосец «Три Святителя»
Траверз Наотара, система Дромадера
Пилюли для нейтрализации алкоголя и эндорфинов были проглочены и переварены, после чего к нашим ненасытным желудкам снова подкрался голод.
Инструктаж был окончен. Цели поставлены. Порядок взаимодействия с соседями, ударными эскадрильями, разведкой и спасателями определен.
Мандраж трижды начинался и трижды проходил.