Год Кита - Виктор Шеффер

Самка кашалота живет довольно однообразной жизнью – первобытно простой, бесконечно повторяющейся и незамысловатой. Настает рассвет, затем полдень, затем сгущаются сумерки, опускается ночь, в небо поднимается луна, через несколько часов снова встает солнце. Набегают облака, проходит полоса дождя, поднимается ветер, потом все затихает; может быть, сгущается туман или идет мокрый снег; затем небо снова очищается.

Еще недавно специалисты дружно заявляли: «Скорость, с которой плавают киты, невозможно объяснить ни одной теорией. По всем законам физики у китов попросту не должно хватать мускульной энергии для столь быстрого передвижения под водой». Специалисты строили жесткие модели из дерева, буксировали их под водой, вычисляли необходимые затраты энергии. Сравнивая полученные цифры с возможностями китов, они пожимали плечами. Потом сконструировали модель из пластика и резины – искусственного кита с эластичным наружным слоем, имитирующим кожный и жировой покровы кита, теплые и подвижные. Эта модель оказалась гораздо ближе к действительности: разгадка поразительных скоростей китов заключается в эластичности наружных тканей, которые чутко реагируют на давление обтекающей их воды и потому не вызывают завихрений при движении, что создает наиболее благоприятные условия для плавания. Вот почему кашалоты плавают со скоростями, недоступными механическим аппаратам.[40] Могучее движение хвостового плавника, непрерывное колебание всего наружного покрова, которое уменьшает трение о воду, позволяют китам в критической ситуации достигать скорости двадцать узлов, а при обычном, «крейсерском» ходе подолгу поддерживать скорость шесть узлов. Взлетают над безмятежным морем насыщенные парами фонтаны выдыхаемого китами воздуха. Плывут киты-одиночки, царственно скользя в волнах. Плывут киты, выстроившиеся шеренгой, точно старинная кавалерия. Играют киты, охваченные весельем: выпрыгивают из воды, ныряют, разом всплывают и пускают фонтаны, появляясь и исчезая в легком и величественном ритме. Они поистине удивительны, эти близкие родственники человека.

Сколько воды утекло с тех пор, как маленький кашалот появился на свет,- утекло прямо у него на глазах! Вода – неотъемлемая часть его мира. Но пьет ли кит? В поисках ответа я перерыл немало научной литературы. Может быть, я задался глупым вопросом? Может быть, животное, всю свою жизнь проводящее в воде, вообще не пьет в привычном нам смысле этого слова? Но ведь это отговорка, а не ответ.

Едва ли киты испытывают жажду – ведь вся их пища плавает в воде, и воздух, которым они дышат, всегда наполнен влагой. Кроме того, в процессе обмена веществ большая часть жиров, поглощаемых китом, разлагается, образуя в числе прочих продуктов также и воду. Пожалуй, можно сказать, что киты не пьют в нашем смысле слова, то есть не раскрывают пасть для того, чтобы хлебнуть морской воды. Однако, когда кит ест, потоки воды наверняка устремляются в его глотку, в особенности на глубине, где этому способствует высокое давление.

В сущности, проблема сводится к следующему: поскольку морская вода в три или четыре раза солонее, чем кровь кита, его почки постоянно работают под нагрузкой, преодолевая осмотическое давление. Когда потерпевший крушение моряк начинает пить морскую воду или, доведенный до крайности, пьет свою собственную мочу, он очень скоро погибает. Почему же этого не происходит с китами?

Дело в том, что человек – странное животное; от ближайшего родственника в животном царстве его отделяет целая пропасть. Говоря о животных, мы обязаны полностью отказаться от своей системы координат, от своих терминов и определений, от своей привычки считать, что они живут так же, как мы сами.

В лабораторных условиях крысы, мыши и белки по нескольку месяцев живут, питаясь только сухой пищей и морской водой. Они худеют от такой диеты и зачастую перестают размножаться, но не погибают. Очевидно, им помогает какой-то особый биологический механизм, который выручает и китов. Иначе говоря, у этих животных тоже весьма высокий порог концентрации солей в организме и хорошо отлаженная система выведения солей. Секреты действия этой системы кроются в строении почек кита: они похожи на виноградные гроздья и как бы состоят из десятков маленьких почек, заключенных в общую оболочку.

Оценивая интенсивность работы почек кита, вероятно, надо учесть и объем мочи, извергаемый его организмом; но этот объем нам не известен. Можно придумать специальное устройство из нержавеющей стали, вживленное в кожу кита вокруг мочеиспускательного канала, которое измеряет выделения этого канала и посылает по радио полученные данные. Вообразите группу ученых, следующих за китом на специальном судне, чтобы фиксировать количество его мочи. Не правда ли – фантастический план?

Так или иначе, киты не пьют с целью утолить жажду, но вместе со своей добычей глотают соленую морскую воду. Они выводят соли из своего организма при помощи биологических механизмов, не так уж сильно отличающихся от наших собственных, и, вероятно, тоже терпят неудобства.

Однажды утром, едва начав сосать материнское молоко, маленький кашалот с отвращением выплевывает сосок. С молоком что-то случилось: у него чрезвычайно неприятный привкус, не то чтобы совсем новый, но гораздо более сильный, чем бывало прежде.

По поверхности моря вокруг китенка и его матери расходится сверкающее на солнце радужное пятно; его принесло сюда с востока. Китиха тоже чувствует неприятный привкус и уходит под ветер в поисках чистой воды.

Где-то за горизонтом какое-то судно промывает грязный танк и сбрасывает за борт остатки нефти и ржавую воду. Много дней будет плавать по морю зловонная пленка, пока солнце не превратит ее в комочки смолы, а волны и течения не выбросят эту смолу на побережье – так море избавляется от грязи, выплескивая ее на прибрежный песок.

Горе бурым пеликанам и олушам, которые садятся здесь на воду, надеясь отдохнуть и поохотиться! Маслянистая жидкость оседает на их оперении, постепенно проникая до самой кожи птиц, и они тяжелеют, теряют плавучесть. Когда птицы наконец поднимаются в воздух и летят к берегу, их мокрая кожа стынет на ветру. Птицы достигают суши, и к маслянистым перьям начинают прилипать травинки и сор; они пытаются клювами очистить перья, но еще больше пачкаются в липкой массе.

В конце концов темные, бесформенные, неподвижные птицы медленно умирают на берегу.

В середине декабря группа китов, среди которых и наш китенок, оказывается в районе двадцать второй параллели, между мексиканским побережьем и островами Ревилья-Хихедо. Без особой причины семья китенка на время отделилась от своих попутчиков; пройдет несколько недель, и они вновь соединятся.

Здесь и проводит маленький кашалот вторую половину декабря, лениво плавая в богатых добычей водах: в этом районе встречаются холодные и теплые течения, приносящие самых разных рыб и головоногих.

Тут и самец, хозяин гарема; он уже не раз бывал в этих краях. Вот он ныряет и в течение часа с четвертью остается под водой – это предел для кашалота. В глубине кашалот внезапно попадает в светящееся облако таких крошечных существ, что кит их, конечно, не видит; каждое из этих прелестных существ – одна-единственная клетка, испускающая едва заметное свечение, но все вместе они освещают белую нижнюю челюсть гиганта. Наконец кашалот поднимается на поверхность, неся в желудке сто двадцать килограммов пищи.

По отраженным сигналам локатора кашалот узнает и о характере подводного рельефа, и о конусе ила, медленно ползущего во тьме по черной подводной долине, и о внушительных подводных утесах, и о пещерах, и о петлистых реках придонных течений, за долгие века проложивших в скалистом дне глубокие русла. Кашалот знает, где прячется осьминог, и знает, как его поймать, лишь только он покинет свое укрытие. Кашалоту известна и форма гниющего деревянного корпуса судна, груженного сокровищами, и форма разъедаемых солью корпусов современных военных кораблей, вокруг которых ржавеет личное оружие – все, что осталось от моряков.

Кашалот, как и все старожилы океана, помнит многочисленные особенности океанского дна, изучая которое, он, бывало, натыкался на весьма неприятные сюрпризы. Его величественное тело хранит шрамы от столкновений с подводными скалами, ему случалось и ломать зубы, и испытывать боль от неожиданного удара в лоб. Окружающий кашалота мир – его биосфера – полон опасностей.

Мы привыкли считать, что в животном царстве у всех диких животных есть враги – более крупные, более свирепые животные, постоянно охотящиеся на них. Но кто охотится на царя зверей – льва? На волка? На медведя гризли? На акулу и крокодила? Кто заставляет их пускаться наутек? Никто – только, может быть, в детстве им угрожают другие животные, а в зрелом возрасте – их собратья. Враги крупных хищников – это будничные, прозаические опасности жизни: бури, засухи, пожары и наводнения, длительный голод, опасные утесы и предательские болота, чересчур тонкий лед, царапины, инфекции, опухоли, вши и другие кусающие паразиты, глисты, сломанные зубы и кости, ядовитая пища и прочее – сотни и сотни опасностей, которым подвержена живая плоть. Смерть приходит к ним медленно; мгновенная смерть – удел кролика, которого подстерегла лиса. Царь зверей умирает долго, скрывшись в густом буреломе и воя от боли. А великий кашалот умирает в открытом море, и человек редко становится свидетелем его естественной кончины.