Религия для атеистов - Ален де Боттон

Мы не помним того, что не перечитываем. Католическое расписание чтения священных текстов.

Наши любимые светские книги не подсказывают нам, насколько неадекватно прочитать их только один раз. Они не связаны с определенными днями в году, когда нам следует в них заглянуть, как случается со святыми книгами, обычно в окружении еще пары сотен человек и под звуки органа. Сомнительно, что в рассказах Чехова мудрости меньше, чем в Евангелии, но сборников его рассказов не найти в календарях, напоминающих читателям, что пора в них заглянуть. Мы рискуем, что на нас навесят ярлык эксцентричного человека, если попытаемся составлять литургии из произведений светских авторов. В лучшем случае, мы подчеркиваем фразы, которые больше всего нас восхитили и которые, возможно, мы когда-нибудь пробежим глазами, ожидая прибытия такси.

У верующих таких проблем нет. Для иудеев ритуал чтения вслух Пятикнижия Моисеева, по две главы за раз, по понедельникам и четвергам, составляет сердцевину их религии со времен вавилонского пленения в 537 году до Рождества Христова. Двадцать второй день еврейского месяца тишрей, праздник Симхат Тора, знаменует завершение одного цикла чтения Книг и начало следующего, причем последняя глава Второзакония и первая глава Бытия прочитываются одна за другой. Прихожанин, которому выпадает честь читать стихи 1—12 главы 34 Второзакония, причудливо именуется Хатан Тора («жених Торы»), тогда как тот, кто читает первую главу Бытия, именуется Хатан Берешит («жених Бытия»). Мы, представители секулярного мира, возможно, думаем, что любим книги, но как жалко выглядит наше пристрастие к ним на фоне двух женихов, которые семь раз обходят синагогу, радостно умоляя Бога: «Hoshiah ua» («Прими нас»), а остальные в это время размахивают флагами, целуют друг друга и одаривают сладостями присутствующих детей. Как жаль, что, закрывая «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста, члены нашего общества не задумывается над тем, что неплохо бы пойти дальше и выбрать жениха «По направлению к Свану» (Chatan bereshit shel betzad shel Swann).

Мирская жизнь, разумеется, знакома и с календарями, и с расписаниями. Мы вовсю используем их на работе и понимаем их достоинства, если речь идет о напоминании о встрече за ленчем, прогнозе изменения ликвидности и последнем сроке уплаты налогов. Но почему-то почувствуем ущемление нашей свободы, если нам будут напоминать о необходимости перечитать Уолта Уитмена или Марка Аврелия. Безмерно тронутые «Листьями травы» или «Размышлениями», мы отрицаем, что может возникнуть такая необходимость, хотя, возможно, эти книги могли бы оказать более заметное влияние на нашу жизнь, если бы мы постоянно к ним обращались. Нас больше тревожат потенциально угнетающие эффекты от необходимости внимать идеям строго по расписанию, чем опасность напрочь их забыть.

И мы их забываем. Современный мир переполнен стимуляторами, но нет среди них более настойчивого, чем поток, как уже понятно, новостей. Он занимает в мирском мире примерно столь же важное положение, что и календарь литургий в религиозном, его главные сообщения повторяют канонические часы со сверхъестественной точностью: заутреня трансформировалась в новостной выпуск за завтраком, вечеря – в вечерний.

Престиж новостей основан на невысказанном предположении, что наши жизни вечно балансируют на грани критических изменений, спасибо двум движущим силам современной истории: политике и научно-техническому прогрессу. А потому землю надо опутать оптико-волоконными кабелями, в залах ожидания аэропортов во множестве установить мониторы, а общественные площади городов заполнить бегущими строками с текущими ценами акций.

Для религии, наоборот, практически нет необходимости менять откровения или с жаром сообщать о новых в выпусках новостей. Великие неизменные истины можно записать на пергаменте или вырубить в камне, а не посылать на экраны смартфонов. Для 1,6 миллиарда буддистов в мире не произошло ничего существенного после 483 года до Рождества Христова. Для их христианских современников знаменательные события истории происходили накануне Пасхального Воскресенья тридцатого года нашей эры. Что же касается иудеев, то ими черта подведена после разрушения Второго храма римским военачальником Титом в семидесятом году нашей эры.

Даже если мы не согласны с определенными сообщениями, которые религии посылают нам строго по расписанию, мы все-таки должны признать, что заплатили немалую цену за неразборчивое увлечение новостями. Иногда мы чувствуем горечь нашей утраты к концу вечера, когда наконец-то выключаем телевизор после того, как посмотрели репортаж об открытии нового железнодорожного вокзала или бурном завершении дебатов об иммиграции, и понимаем, что в попытке следовать честолюбивому человеческому прогрессу на пути к техническому и политическому совершенству мы пожертвовали возможностью напомнить себе тихие и спокойные истины, прекрасно известные нам в теории, но по которым мы забываем жить на практике.

Наш особый подход к культуре переносится с образования на смежные области. Те же самые принципы действуют, к примеру, в книгоиздании и при продаже книг.

Здесь нам тоже предлагается бесконечно больше материала, чем мы можем переварить, и мы изо всех сил пытаемся ограничиваться только тем, что представляется важным для нас. Современный трудолюбивый выпускник, который корпит над дипломом по одной из гуманитарных дисциплин в начале двадцать первого века, должен до выпускного вечера прочитать порядка 800 книг. Для сравнения, богатая английская семья в 1250 году полагала себя счастливой, владея тремя книгами. Эта скромная библиотека состояла из Библии, молитвенника и жизнеописаний святых, но стоила столько же, сколько и дом. Если мы сожалеем о нашем заваленном книгами веке, то лишь потому, что чувствуем: главное не в том, чтобы читать больше. Надо углублять и освежать наше понимание нескольких книг, которые в наибольшей степени развивают наш разум и чувства. Мы чувствуем себя виноватыми за то, что еще не успели прочитать, но забываем, что мы куда более начитанные, чем Августин или Данте, таким образом игнорируя простой факт: проблема в нашей способности усваивать знания, а не в объеме их поступления.

Нам часто предлагают порадоваться не только количеству книг, которые есть в нашем распоряжении, но и их низкой цене. Однако ни одно из этих обстоятельств не обладает неоспоримым преимуществом. Дорогие книги, предшествовавшие Библии Гуттенберга, изготовление которых требовало и времени, и усердия – с цветочками на полях, с наивными иллюстрациями Ионы и кита, с ярко-синими небесами, с экзотическими птицами над головой Девы Марии, – являли собой продукт общества, которое принимало ограничение одним из основных жизненных принципов и желало видеть каждую отдельную книгу предметом необыкновенной красоты, чтобы подчеркивать их духовную и нравственную ценность.

Книга, которая стоит, как дом. Иллюстрированная пергаментная страница из молитвенника XV века, изображающая поклонение волхвов.

Хотя благодаря техническому прогрессу обладание книгой уже не признак достатка, психологически отношение к редким книгам не изменилось. Мы благоговеем перед трудом, положенным на изготовление иудейской Сефер-Торы, священного свитка Пятикнижия, на создание которой у писца уходило полтора года. Для изготовления пергамента использовалась шкура особым образом убитого козла, которую потом девять дней вымачивали в приготовленном раввином растворе из яблочного сока, морской воды и дубильных орешков. Нам следует быть готовыми к обмену нескольких быстро разваливающихся книжек в обложках на тома, которые своим весом и качеством материалов, благородством текста и красотой иллюстраций оповещают о своем содержимом в уверенности, что оно займет постоянное место в наших сердцах.

в) Духовные упражнения

Но нужно не только введение новых учебных планов для университетов с упором на необходимость повторения и усвоения знаний. Религия более радикальна, чем светское образование, и в том, чтобы выносить обучение за пределы классной комнаты и совмещать его с другими занятиями, поощряя верующих учиться через все свои органы чувств, не только слушая и читая, но и действуя – когда он ест, пьет, принимает ванну, прогуливается или поет.

Дзен-буддизм, к примеру, предлагает идеи о важности дружбы, неизбежности раздражения и несовершенстве человеческих устремлений. Но он не просто читает об этом лекции своим приверженцам; он помогает им оценить эти истины через действия, такие как составление букетов, каллиграфия, медитация, прогулки, разравнивание гравия и, наиболее знаменитое, чаепитие.

Поскольку последнее общепринято на Западе, пусть и лишено духовной составляющей, кажется на удивление странным, но при этом и радостным, что дзен-буддизм воспринимает чайную церемонию как одну из своих важнейших педагогических практик, настолько же важную для буддистов, как месса – для католиков. Во время тя-но-ю, как называется церемония, некоторые из тех чувств, которые парят над обычным английским чаем, усиливаются и символически связываются с буддистской доктриной. Каждый аспект ритуала имеет значение, начиная с чашек, чья неопределенная форма отражает любовь дзена ко всему естественному и простому. Медленное нагревание напитка мастером чайной церемонии заставляет на время отступить от требования эго, простая обстановка чайного домика призвана отвлечь мысли от тревог, связанных со статусом, тогда как ароматный пар над чайником позволяет прочувствовать истины, притаившиеся за китайскими иероглифами, написанными на свитках на стенах и сообщающими о главных буддистских ценностях, таких как «гармония», «чистота» и «спокойствие».