Тридцать два обличья профессора Крена - Сергей Снегов

Итак, Электронный Создатель не способен усовершенствовать человека. Больше того, он вреден. Поработай он месяца три на полной мощности – какой смрадный поток ринется в мир, какого нестерпимого накала достигнет глухо тлеющая сейчас в глубине общественная злоба. Может, в другие времена, когда человек объявит человека братом и другом – возможно, не зарекаюсь, тогда мой Электронный Создатель и пригодится. Но сейчас его надо уничтожить! Я прозреваю. И ненавижу, став зрячим.

Как я ненавижу!

Под утро я задремал. Меня разбудил Мартин.

– Доброго утра, профессор. Не хотите ли погулять? Сегодня воскресенье, сэр.

Я вскочил с дивана.

– Великолепно, Мартин. Воскресенье – день возрождения. Приготовьте завтрак и можете уходить, куда хотите.

Он был так поражён, что пришлось объясниться.

– Видите ли, Мартин, ко мне должны прийти… гм… одна дама. Я уверен в вашей скромности, но дама такая подозрительная. Короче, раньше четырёх часов не возвращайтесь.

– Будет исполнено. Я очень рад, что вы… Я боялся, что занятия наукой навсегда отвлекли вас от всего… простите мою откровенность, профессор!

Он, кажется, искренне обрадовался, этот чудак, что во мне пробудились обычные человеческие чувства. Я выставил его за дверь и позавтракал, потом, не торопясь, набрал на клавиатуре Главного Щита одиннадцать цифр из двенадцати, составляющих единственную запрещённую комбинацию. Мне остаётся теперь лишь ткнуть пальцем в последнюю кнопочку – и комбинация полностью осуществится, а с ней осуществится то самое, о чём мечтает двойник от Роуба, – бум, бах, трах! И не станет Электронного Создателя, не будет гениальная моя машина, вместо усовершенствованного человека, выплёвывать на свет грязь и подлость. И вас не станет, мои уродливые создания! Что мне вас жалеть? Разве вы сами способны кого пожалеть?

Я делаю последние записи, потом запру тетрадь в сейф. В окно мне видно, как к воротам одна за другой подъезжают машины. Высокие гости прибыли. Сейчас я пойду вас встречать и выпущу на вас жильцов гостиницы. Потолкуем, уважаемые джентльмены, с собственными детьми, воспроизводящими открытой человеческой плотью всю нашу внутреннюю, глубоко скрываемую, звериную нечеловечность!

Теперь вы у меня попляшете, голубчики!

Начальник откинулся в кресле, закрыл глаза, сжал в кулачок худое лицо – это была его манера размышлять. Потом он снова пододвинул к себе газету и перечёл речь Поппера: «Это было великолепное побоище, – сказал депутат парламента. – Перед тем, как выломать двери, орава Крена дала волю кулакам. В основном они тузили друг друга, но и нам кое-что перепало. Ни в высказываниях, ни в поступках этих ребят я не обнаружил ничего нечеловеческого. Лично я предполагаю, что Крен устроил грандиозный шантаж, набрав где-то шайку готовых на всё парней, а доверчивым акционерам выдал их за искусственников. Докопаться до истины нелегко, ибо, придя в отчаяние от страха разоблачения, этот ловкий мошенник на наших глазах взорвал главный аппарат. Только чудо господне сохранило нас, когда кругом валились обломки и взвивались языки пламени. Что касается выстроенных предприятий, то я лично осматривал…»

В комнату торопливо вошёл взволнованный следователь.

– Полковник! – закричал он с порога. – Похоже, что мы напали на след этих…

Начальник со скукой уставился на своего помощника. В его взгляде было столько откровенного презрения, что следователь запнулся.

– Этих? – промямлил начальник. – Кого «этих», Симкинс?

– Как – кого? – пробормотал помощник. – Я вас не понимаю. Я говорю об искусственниках, проходящих по делу об изобретении Крена.

– Вам надо меньше есть, Симкинс, – строго посоветовал начальник. – У тех, кто объедается, кровь отливает от головы к желудку и в мозгах вечный туман. В сто первый раз докладываю вам, Симкинс, что раз не существует дела об изобретении, то не существует и самих искусственников, проходящих по этому делу. Неужели вам не ясно? Я спрашиваю, вам не ясно?

– Но позвольте! Да, конечно, мне всё ясно. Будет исполнено.

– Вот это лучше, Симкинс. Люблю чёткость мысли. Кстати, что именно вы собираетесь исполнять?

– Ваше приказание, разумеется. Отменим «напали на след», прекратим преследование…

– Хорошо, – одобрил начальник. – У вас появляется полицейское чутьё, Симкинс, я очень рад. Бедные парни ничем не хуже нас с вами, а вы спустили на них ораву сыщиков. Разъясните своим болванам, что полиция стоит на страже спокойствия честных граждан. Ещё одно, Симкинс. Этот, как его?..

– Вы имеете в виду профессора Крена?

– Да, да, пройдоху Крена. Узнайте, как у него в личной жизни. Разные преступные увлечения, порочащие знакомства, всякие мошенничества… Это, уверен, много серьёзней несуществующего изобретения. Лет на двадцать пять, вы меня понимаете, Симкинс?

1964 г.