Том 1. Громокипящий кубок - Игорь Северянин

1911. Ноябрь

На смерть Фофанова

Поэзия есть зверь, пугающий людей.

Пока поэт был жив, его вы поносили,Покинули его, бежали, как чумы…Пред мудрым опьяненьем — от бессилья  Дрожали трезвые умы!

Постигнете ли вы, «прозаики-злодеи»,Почтенные отцы, достойные мужи,Что пьяным гением зажженные идеи —  Прекрасней вашей трезвой лжи?!

Постигнете ли вы, приличные мерзавцы,Шары бездарные в шикарных котелках,Что сердце, видя вас, боялось разорваться,  Что вы ему внушали страх?!

Не вам его винить: весь мир любить готовыйИ видя только зло, — в отчаяньи, светлоОн жаждал опьянеть, дабы венец терновый,  Как лавр, овил его чело!..

Я узнаю во всем вас, дети злого века!Паденье славного — бесславных торжество!Позорно презирать за слабость человека,  Отнявши силы у него.

Дылицы

1911. Август

Над гробом Фофанова

(интуитта)

Милый Вы мой и добрый! Ведь Вы так измучилисьОт вечного одиночества, от одиночного холода…По своей принцессе лазоревой — по Мечте своей соскучились:Сердце-то было весело! сердце-то было молодо!

Застенчивый всегда и ласковый, вечно Вы тревожились,Пели почти безразумно, — до самозабвения…С каждою новою песнею Ваши страданья множились,И Вы — о, я понимаю Вас! — страдали от вдохновения…

Вижу Вашу улыбку, сквозь гроб меня озаряющую,Слышу, как божьи ангелы говорят Вам: «Добро пожаловать!»Господи! прими его душу, так невыносимо страдающую!Царство Тебе небесное, дорогой Константин Михайлович!

1911. Май

Любовь и слава

Я полюбил двух юных королев,Равно влекущих строго и лукаво.Кого мне предпочесть из этих дев?  Их имена: Любовь и Слава.

Прекрасные и гордые! владетьХочу двумя, чарующими, вами.В ответ надменно блещете очами,  И я читаю в них: «Не сметь!»

Влекусь к Любви, — заносит ржавый нож,Грозя гангреной, мстительная Слава.К ней поверну, молю ее, — «Направо! —  Кричит Любовь: — А я-то что ж?»

«Вы обе дороги», — стенаю. «Нет!» —Ответствуют мне разом девы:«Одну из нас, — кому свои напевы  И жизнь свою вручишь, поэт!»

Я выбрать не могу. Прочь, Смерть! — РабовУдел — самоубийство! выход найден:Дай, Слава, мне питья из виноградин,  Ты отрави его, Любовь!

1912

Героиза

Мне улыбалась Красота,Как фавориту-аполлонцу,И я решил подняться к Солнцу,Чтоб целовать его уста!Вознес меня аэропланВ моря расплавленного злата;Но там ждала меня расплата:Голубоперый мой паланИспепелен, как деревянныйМашинно-крылый истукан,А я за дерзновенный план,Под гром и грохот барабанный,Был возвращен земле жеманной —Живым и смелым. УраганВзревел над миром, я же, странный,Весь от позора бездыханный,Вином наполнил свой стакан,Ища в нем черного безгрезьяОт вдохновения и грез…И что же? — в соке сжатых гроздийСверкал мне тот же Гелиос!И в белом бешенстве ледяном,Я заменял стакан стаканом,Глотая Солнце каждый раз!..А Солнце, в пламенном бесстрастьи,Как неба вдохновенный глаз,Лучи бросало, точно снасти,И презирало мой экстаз!..

…Ищу чудесное кольцо.Чтоб окрылиться аполлонцу, —И позабывшемуся СолнцуНадменно плюну я в лицо!

1911. Декабрь

Рядовые люди

Я презираю спокойно, грустно, светло и строгоЛюдей бездарных: отсталых, плоских, темно-упрямых.  Моя дорога — не их дорога.  Мои кумиры — не в людных храмах.

Я не желаю ни зла, ни горя всем этим людям, —Я равнодушен; порой прощаю, порой жалею.  Моя дорога лежит безлюдьем.  Моя пустыня, — дворца светлее.

За что любить их, таких мне чуждых? за что убить их?!Они так жалки, так примитивны и так бесцветны.  Идите мимо в своих событьях, —  Я безвопросен: вы безответны.

Не знаю скверных, не знаю подлых; все люди правы;Не понимают они друг друга, — их доля злая.  Мои услады — для них отравы.  Я презираю, благословляя…

1911

Мои похороны

Меня положат в гроб фарфоровыйНа ткань снежинок яблоновых,И похоронят (…как Суворова…)Меня, новейшего из новых.

Не повезут поэта лошади, —Век даст мотор для катафалка.На гроб букеты вы положите:Мимоза, лилия, фиалка.

Под искры музыки оркестровой,Под вздох изнеженной малины —Она, кого я так приветствовал,Протрелит полонез Филины.

Всем будет весело и солнечно,Осветит лица милосердье…И светозарно-ореолочноСогреет всех мое бессмертье!

1910

Секстина («Я заклеймен, как некогда Бодлэр…»)

Я заклеймен, как некогда Бодлэр;То — я скорблю, то — мне от смеха душно.Читаю отзыв, точно ем «эклер»:Так обо мне рецензия… воздушна.О, критика — проспавший Шантеклер! —«Ку-ка-ре-ку!», ведь солнце не послушно.

Светило дня душе своей послушно.Цветами зла увенчанный Бодлэр,Сам — лилия… И критик-шантеклерСконфуженно бормочет: «Что-то душно»…Пусть дирижабли выглядят воздушно,А критики забудут — про «эклер».

Прочувствовать талант — не съесть «эклер»;Внимать душе восторженно, послушно —Владеть душой; нельзя судить воздушно, —Поглубже в глубь: бывает в ней Бодлэр.И курский соловей поет бездушно,Когда ему мешает шантеклер.

Иному, впрочем, ближе «шантеклер».Такой «иной» воздушен, как «эклер»,И от такого вкуса — сердцу душно.«Читатель средний» робко и послушноПодумает, что пакостен Бодлэр,И примется браниться не воздушно…И в воздухе бывает не воздушно,Когда летать захочет шантеклер,Иль авиатор, скушавший «эклер»,Почувствует (одобришь ли, Бодлэр?),Почувствует, что сладость непослушна,Что тяжело под ложечкой и душно…Близка гроза. Всегда предгрозье душно.Но хлынет дождь живительный воздушно,Вздохнет земля свободно и послушно.Близка гроза! В курятник, Шантеклер!В моих очах e'clair[8], а не «эклер»!Я отомщу собою, как — Бодлэр!

1910. Весна

IV. Эго-футуризм

Пролог

Вы идете обычной тропой, —

Он — к снегам недоступных вершин.

Прах Мирры Лохвицкой осклепен,Крест изменен на мавзолей, —Но до сих пор великолепенЕе экстазный станс аллей.

Весной, когда, себя ломая,Пел хрипло Фофанов больной,К нему пришла принцесса Мая,Его окутав пеленой…

Увы! — Пустынно на опушкеОлимпа грезовых лесов…Для нас Державиным стал Пушкин, —Нам надо новых голосов.

Теперь повсюду дирижаблиЛетят, пропеллером ворча,И ассонансы, точно сабли,Рубнули рифму сгоряча!

Мы живы острым и мгновенным, —Наш избалованный каприз:Быть ледяным, но вдохновенным,И что ни слово, — то сюрприз.

Не терпим мы дешевых копий,Их примелькавшихся тонов,И потрясающих утопийМы ждем, как розовых слонов…

Душа утонченно черствеет,Гнила культура, как рокфор…Но верю я: завеет веер!Как струны, брызнет сок амфор!

Придет Поэт — он близок! близок! —Он запоет, он воспарит!Всех муз былого в одалисок,В своих любовниц превратит.

И, опьянен своим гаремом,Сойдет с бездушного ума…И люди бросятся к триремам,Русалки бросятся в дома!

О, век Безразумной Услады,Безлистно-трепетной весны,Модернизованной ЭлладыИ обветшалой новизны!..

1911. Лето