Девочка в красном пальто - Кейт Хэмер

Пока я пью, строю какие-то бредовые планы, что нужно сделать, когда она найдется. Я заделаю все щелочки в доме. Я позову рабочих, и они поставят высокие ворота, на которые я повешу золотую цепь в руку толщиной. Разведу в тазике известь, натаскаю камней из поля и сделаю каменную стену выше трубы. Никогда больше, твержу я, никогда больше подобное не повторится.

С тех пор как Кармел исчезла, я не перестаю высматривать повсюду красное пятно, поэтому даже среди своих бредней я заметила боковым зрением вспышку красного цвета за забором, и мои зубы стукнули о край чашки.

Я подлетела к окну, опрокинув чашку, и кофе разлился по черно-белой фотографии Кармел, напечатанной в газете.

Но это был всего лишь Пол, он шел по дорожке. Между штакетинами забора виднеется его автомобиль, припаркованный у дороги, – его-то я и заметила, когда он проезжал мимо окна. Мы не виделись после того, как Кармел исчезла. В любое другое время мое сердце выпрыгнуло бы из груди, несмотря на наш разрыв. Но сейчас при виде Пола я испытала только досаду и разочарование, которые последовали за выбросом адреналина.

Его походка, весь его облик изменились – странным образом в нем сочетались растерянность с целеустремленностью. Боюсь, я бы даже не узнала его издалека. Он постучал в дверь, я открыла – и вот он стоит на пороге, руки опущены вдоль тела.

Он переступает порог, и мы стоим секунду, молча глядя друг на друга.

Затем он проходит и садится на диван.

– Расскажи мне все по порядку, – просит он, не глядя на меня. – Я должен знать все от начала до конца. В деталях. Что. Произошло.

Я рассказываю подробно, как могу.

– Значит, ты потеряла ее.

– Да, Пол. Да. Был туман… Да, Пол, я потеряла ее. И теперь не знаю, где она. Не знаю.

Снова, как в День, Когда Это Случилось, у меня возникает чувство, будто земля разверзлась и испускает то, что скрыто в ее недрах: запах гнили, ужасная вонь горчичного газа распространяется по комнате. Наша боль имеет и цвет, и запах, она вьется темно-желтым облаком вокруг наших ног.

– Меня допрашивали. Они считают, что это мог сделать я. – Он злится, как человек, осознающий свое бессилие.

– Пол, это их обязанность. Таковы правила. Ты должен их понять. Меня тоже допрашивали. Боже, как я рада, что ты пришел…

– Ты потеряла ее, – обрывает он меня. – Это твоя вина. Ты во всем виновата!

И снова этот холодный безумный взгляд.

– Пол, как ты можешь так говорить? Откуда такая жестокость? После того, как ты не приезжал к нам столько времени!

– Как я мог приехать? – Он поднимается. – Ей было бы тяжело!

Он переходит на крик:

– А все из-за тебя! Эти твои вечно поджатые губы и ненависть в глазах. Дети прекрасно чувствуют такие вещи. Она все чувствовала. У нее были черные круги под глазами. Это от стресса. А, да какая теперь разница… – И он направляется к выходу.

– Уже уходишь? Пол, ради бога, подожди. – Я чуть не плачу. – Не оставляй меня одну. Она ведь наш общий ребенок.

– Мне нужно идти. – Он проводит рукой по глазам, словно пытается стряхнуть это все. – Я просто не могу… не могу. Это невыносимо. Тебе не понять.

– Пол, мы должны держаться вместе.

– Нет, ты не понимаешь.

– Забудь все, что было. Это теперь не имеет значения. Давай сделаем все, чтобы найти ее, Пол.

– Нет! – орет он. – Я не могу! Не могу! Не. Могу. Это. Невыносимо.

Он произносит каждое слово раздельно, а потом прижимает меня к стене. Он давит изо всех сил, почти расплющивает меня по стене, мои ноги отрываются от пола. Я смотрю из-за его плеча в окно и вижу, как подъезжает полицейская машина. Из нее никто не выходит – может, говорят по мобильному телефону, а может, увидели машину Пола и не хотят мешать.

– Пол, что ты делаешь? – спрашиваю я. Я еле дышу – с такой силой он навалился на меня всем телом.

Он не отвечает. Я закрываю глаза и продолжаю висеть в воздухе. Как ни странно, это положение меня вполне устраивает, я согласна пребывать вечно в этом подвешенном состоянии, без опоры под ногами. Он поворачивает голову, на мгновение мне кажется, что он хочет меня поцеловать, но он только нажимает еще сильнее, так что его бедра упираются в мои, а его плечо врезается мне в ключицу. Его дыхание обжигает мне шею, он издает какие-то странные звуки, не то рычанье, не то рыданье.

Когда он отпускает меня, я падаю на колени. Не оглядываясь, он бросается к выходу, и через секунду его уже нет, дверь захлопывается на ветру.

Я остаюсь одна, на четвереньках, эхо от удара дверью разносится по дому. Я слышу, как заводится двигатель и машина отъезжает от дома. И тут я понимаю, чего он добивался. Он хотел впечатать в меня как можно больше своего горя – столько, сколько я смогу вместить, чтобы легче было сесть за руль и уехать, и я чувствую, как его горе пускает корни во мне и обустраивается, как дома.

Однако я не испытываю к нему ничего, кроме жалости. Потому что я знаю – горе будет преследовать его, набирать скорость, гнаться за ним, пока не настигнет, как рой пчел, который влетает в окно и окружает со всех сторон. И, стоя на четвереньках, я отправляю вслед ему свое послание: «Не проклинай меня, Пол. Если больше ничего не можешь, то хотя бы не проклинай».

17

Я сидела, сгорбившись перед телевизором, и смотрела в вечерних новостях обращение, которое записали мы с Полом. Наши лица блестели в ярком свете софитов.

– Вы оба справились хорошо. – Со мной была Мария, другой специалист по работе с родственниками.

– Выдумаете?

По-моему, мы выглядели как пара подбитых птиц, растерянных и дрожащих, даже наши еле слышные голоса дрожали. Перед записью Пол шепнул мне: «Прости за то, что было утром». – «Ничего, – ответила я. – Главное, что сейчас мы делаем это вместе».

Новости закончились, я с трудом сдерживала отчаяние. Мария была строже, резче, чем Софи. Ее присутствие было неприятным и ощущалось как надзор, мне казалось, что она изучает меня в служебных целях. Хотя она была в гражданской одежде, ее аккуратный темный костюм и белая блузка напоминали форму. Она читала какие-то записи, молча. Ее волосы, подстриженные строгим бобом-каре, падали двумя скобками на щеки, а концы этих скобок указывали на уголки рта.

Конечно, это несправедливо, она ведь не делала ничего плохого, но в тот вечер она вызывала у меня неуправляемое раздражение. Причина была, видимо, в ее манере держаться с подчеркнутым профессионализмом, которая производила впечатление, что для нее все это только служба и ничего личного. Я представляла себе, как она упорно карабкается по карьерной лестнице, а участие в таком громком деле – выигрышная строчка в ее резюме.

Я выключила телевизор, походила по кухне, потом бросилась на стул, меня сотрясал очередной приступ дрожи, с которым я не могла справиться, стул ходил подо мной ходуном.

Она спокойно положила свои записи на колени.

– Честное слово, Бет. Делается очень большая работа. Теперь остается только ждать.

– Ждать чего? – Я снова стала мерить шагами кухню.

– Сейчас, пока мы тут разговариваем, там идет совещание. Не сомневайтесь, Бет, делается все, что только возможно. Лучше примите ванну или съешьте что-нибудь. Что вы сегодня ели?

Она переходит к банальностям, которым ее обучили, и я пропускаю ее вопрос мимо ушей.

– Какое совещание?

– Стратегическое. Обсуждается план дальнейших действий. – Она тщательно подбирает слова.

– Так какого черта я сижу тут, когда там идет совещание? Почему я ничего не знаю? – Я невольно перехожу на крик.

Она отводит кончики волос назад и закладывает их за уши.

– Это было бы неправильно, Бет, сами посудите. Присутствие членов семьи все осложняет, Бет. Члены семьи всегда… накаляют обстановку. Уж поверьте мне, Бет.

Я нутром чую, что это ее на курсах научили все время повторять имя подопечного с такой особенно певучей интонацией.

– Но я же мать. Это что, ничего не значит? По-вашему, ничего не значит?! – Я снова визжу, слова вырываются из глотки – дракон, а не мать.

Она только вздыхает в ответ, моя злость терпит поражение, я бегу к входной двери и распахиваю ее. Из кармана кофты вынимаю щепотку табака, который принесла Софи по моей просьбе, и скручиваю сигарету. Возле крыльца валяются смятые окурки сигарет, которые я выкурила раньше и потушила о подошву. Я снова пристрастилась к табаку, быстро и легко, и он радостно ответил мне: «Ну, где же ты была столько времени? Я скучал!»

Неужели погода издевается надо мной всю неделю? Я бы хотела, чтобы разверзлись хляби небесные, обрушился град с куриное яйцо, ураганы ломали деревья, молнии испепеляли землю. Чтобы кто-то подал знак свыше – произошло нечто чудовищное, противоестественное. А вместо этого такой прекрасный вечер. Поля простираются передо мной, освещенные закатным солнцем. Воздух цвета золотистых персиков. На березе листья разжали крошечные кулачки. Полукруг заходящего солнца виден за деревьями, и кажется, что новая жизнь набухает под кожей земли, нетерпеливая и трепетная.