Демон ночи - Маргит Сандему

Как ни старалась Ванья замедлить шаг, она неумолимо приближалась к этой женщине. Они шли в одну и ту же сторону, по направлению к городу, и Ванье следовало поторапливаться. Бабушка не должна была обнаружить ее утренних отлучек, иначе им пришел бы конец. «Приличная девушка никогда не ходит одна, ты должна это знать, Ванья!»

Женщина ни разу не оглянулась. Словно ничто в этом мире ее не касалось.

Но внезапно она повернула налево и пошла к воде.

«Она заметила что-то интересное на берегу, – подумала Ванья. – Какую-нибудь раковину. Надо воспользоваться случаем и обогнать ее».

Теперь она обнаружила, что женщина на последнем месяце беременности. Она была юной, пугающе юной. Может быть, поэтому у нее такой удрученный вид? С ней, еще незамужней, случилась беда? Да, на вид она была слишком уж молодой. Ей было почти столько же лет, сколько Ванье.

Какое жуткое предупреждение!

Не успев до конца додумать свою мысль, Ванья испуганно вскрикнула. Незнакомая ей женщина – или, вернее, девушка – не остановилась на берегу. Она пошла прямо в воду. Именно в этом месте было глубоко, Ванья знала об этом, часто гуляя здесь.

– Эй! Остановись! – крикнула она. – Подожди, тут опасно!

Казалось, девушка не желает ее слушать. Она шла по воде дальше, и внезапно вода накрыла ее с головой.

Ванья бросилась со всех ног к берегу и без промедления окунулась в неожиданно холодную воду. У нее перехватило дыхание от холода, но она заставила себя идти дальше – к тому месту, где исчезла девушка. Поднимающиеся на поверхность воды пузырьки воздуха ясно свидетельствовали о ее местонахождении.

У Ваньи не было возможности научиться плавать, хотя она и купалась дома в озере. Теперь ей предстояло нырнуть, и к этому она была более привычна.

Кристоффер, Бенедикта и она постоянно соревновались, кто дольше пробудет под водой. Однажды Кристоффер был уже на волосок от победы. Тогда взрослым пришлось делать ему искусственное дыхание, а Малин была в истерике. Именно эти упражнения приучили Ванью находиться в воде.

Долго искать ей не пришлось. Схватив апатичную девушку за волосы, она вытащила ее на поверхность. Став ногами на твердое дно, она подхватила ее под руки и потащила на берег. Девушка выкашливала воду, не оказывая ей никакого сопротивления, словно у нее больше не было воли к жизни.

– Ты не должна была этого делать, – сердито сказала Ванья. – Подумай о ребенке, ведь он тоже имеет право жить. Да и сама ты не должна была лишать себя жизни. В любой тьме всегда можно найти просвет.

Собственно говоря, что она сама понимала в жизни? Какое право она имела читать девушке мораль, не имея представления об условиях ее существования. Разве человек не может настолько отчаяться, что смерть будет казаться ему единственным выходом? Разве она сама, сидя за уроками у своей бабушки, не желала умереть, чтобы отделаться от этого нудного прозябания? А ведь у нее была совершенно банальная причина – она вынуждена была учить уроки в ненавистном ей доме, который предстояло покинуть только через год! Какое же право она имеет поучать эту девушку, у которой, возможно, нет иного будущего, кроме бедности, забот и презрения со стороны общества? Она ведь сама видела, как все эти добропорядочные люди относились к Бенедикте и ее маленькому Андре!

Все эти мысли проносились в голове Ваньи, когда она вытаскивала девушку на берег и укладывала ее на сухую траву. Одной из причин того, что бабушка хотела забрать к себе Ванью, было то, что в доме Бенедикте ей позволяли делать все, что она хотела. Сначала несчастье произошло с дочерью самой бабушки, потом с другой женщиной в том же доме. Разумеется, ее внучка не должна была расти в таком месте!

И почему только люди берутся судить о жизненных ценностях, о которых не имеют ни малейшего понятия?

– Ну, ну, – успокаивала Ванья девушку. – Мы с тобой почти ровесницы. Мне пятнадцать, а тебе?

Отвернув в сторону красивое лицо, девушка ответила:

– Семнадцать.

– Ну, ну, не плачь, все будет хорошо. Я понимаю, что тебе трудно, но теперь, по крайней мере, у тебя есть союзник. Я происхожу из семьи, где люди высоко ставят человеческое достоинство. Если хочешь, можешь поехать к нам…

Ванья могла с уверенностью приглашать ее, потому что Люди Льда всегда оказывали поддержку страдающим и отверженным. Она не думала о том, как ей представить все это дело бабушке – бабушкин дом был за пределами ее сознания.

Девушка только провела рукой по лицу, словно у нее не было больше никаких надежд.

– Ты можешь встать на ноги? А то я могла бы проводить тебя до Трондхейма. Та ничего не ответила.

– Как зовут тебя?

– Петра.

Теперь, по крайней мере, ей известно хоть имя. И то хорошо.

Ванья огляделась по сторонам.

– Там, за земляной насыпью, находится какой-то дом, я вижу его крышу. Я пойду туда и попрошу помощи, потому что я вижу мы сами не справимся, ты не можешь даже встать на ноги.

И она быстрым шагом пошла к насыпи. Однако инстинкт или просто чувство заботы заставило ее обернуться – и она вскрикнула от ужаса.

Девушка вытащила нож, спрятанный, очевидно, в одном из карманов, и, прежде чем Ванья смогла хоть как-то помешать этому, вонзила себе в грудь. Тело ее скорчилось от боли, потом расслабилось и осталось лежать неподвижно.

Ванья подбежала к ней, совершенно сбитая с толка происходящим.

– Зачем ты это сделала? – воскликнула она. – Я могла бы спасти тебя!

Умирающая выдавила из себя несколько слов.

– У меня… есть… еще ребенок… Девочка… на дороге.

– Где? – нетерпеливо спросила Ванья, крепко держа Петру за руку.

– Они забрали ее… у меня… – с напряжением выдавила из себя девушка. – Они хотели забрать… и этого… Но не…

Это были ее последние слова. Петра лежала совершенно неподвижно, жизнь угасала на ее красивом лице.

– О, бедное, несчастное создание, – удрученно прошептала Ванья.

И тут в голове у нее пронеслась стрелой мысль: ребенок!

Ванья не стала долго размышлять. Она знала, что ребенок уже выношен и что дорога каждая секунда.

Она не была таким ученым врачом, как Кристоффер. Она могла положиться только на инстинкт.

Не был ли ребенок поврежден ножевой раной? Нет, эта рана была гораздо выше.

Она вынула нож из расслабленной руки Петры, распорола на ней одежду и глубоко вздохнула. У нее кружилась голова, ей становилось дурно при мысли о том, что ей предстояло сделать, она мысленно наметила, где ей сделать разрез, тихо прошептала: «Господи…» – и вонзила нож.

Дело было плохо. Гораздо хуже, чем она себе представляла. Ванья реагировала так, как это делает большинство не имеющих отношения к медицине людей: она дрожала, слыша, как нож разрезает тело, тошнота волнами накатывала на нее, но она крепче сжимала зубы, твердо решив вынести все.