Не стану взрослой - Андрей Кузечкин

Как всегда в таких снах, он был совершенно один. И ему было страшно, как никогда не бывало страшно наяву.

Те люди в антирадиационных костюмах, что бежали за ним… Максим знал их. Угадывал под дыхательными масками ненавистные лица.

Удирать бесполезно. Максим знал это, хотя и продолжал работать ногами. Все равно догонят.

Его загнали в тупик. Стрелять не торопятся, хохочут. Какое же он жалкое создание…

В их руках — какие-то предметы. Кажется, пустые бутылки. В этих развалинах полно разного хлама.

Когда в лицо ему полетела первая бутылка, Максим бросил ненужное оружие, упал на колени, закрыл руками голову. Раздался звон стекла о стену, осколки посыпались на Максима сверху.

Раздался взрыв гогота. Максим, как смог, зажал уши, но отвратительный смех нельзя было заглушить, потому что он звучал внутри его головы. Еще несколько бутылок разлетелось вдребезги над его головой. Град осколков и новые порции издевательского смеха.

Ему хотелось выть от бессилия, и он выл.

Потом вдруг стихли и смех, и звон бутылок. Тишина.

Сейчас будут стрелять, понял Максим. Измочалят в упор. А может…

По шороху шагов стало ясно, что к нему подступают вплотную.

Ножами, понял он. Поднял голову и увидел людей в серых куртках. Людей без лиц.

В одном фильме про виртуальную реальность был такой эпизод: главная героиня бежит по игровому миру и видит стремительно несущиеся к ней ракеты. Спрятаться некуда, погибать нельзя. И девушка, чтобы не погибнуть, кричит: “Сброс!” — и возвращается в настоящий мир. Из-за внезапного резкого перехода из одной реальности в другую у нее случается плохое самочувствие, тошнота, кровь из носа, но главное — она спаслась от шока насильственной смерти, пусть и ненастоящего.

Именно так и происходит во сне. За секунду до гибели кто-то нажимает reset, и человек просыпается, разбитый, испуганный, но страх уходит через секунду, остается только чувство счастливого облегчения.

Таким и было пробуждение Максима. Он даже подскочил и дернул рукой, тотчас же наткнувшись на что-то большое и мягкое.

Да это же Элла. Ну да, он же спит не один.

Максим отыскал КПК: три часа ночи. Или утра — как правильно? Если за окном темно, значит, все-таки ночи.

Короткий отходняк от кошмара. Легкое злорадство. Хе! Гады, не сожрали меня? И не сожрете, я вне радиуса поражения.

Почему-то он ощутил себя выспавшимся. Да и Элла, наверное, успела более-менее набраться сил. Итак: он лежит в одной кровати с девушкой, до рассвета далеко, и сна ни в одном глазу… Похоже, его организм решил сыграть в пользу хозяина и сам разбудил его: ты чего, мол, дрыхнешь, когда тут такое?!

Максим стащил с Эллы одеяло, стал целовать ее живот, руки, бедра и быстро распалился по самое некуда. Рванул ее топик, задрав до самой шеи, стал обминать ее грудь, впился губами в губы.

Элла зашевелилась под парнем и обняла его. Громко задышала.

Спустя две-три минуты запрыгала кровать, да так громко принялась бить в пол своими резиновыми копытами на металлических ногах, что в соседней комнате проснулся Вадим Мельников.

Что-то бурча под нос, он отправился на кухню. Там горел свет, и мятый Константин в огромных трусах-парашютах пил горячий чай.

Он посмотрел в лицо Вадима, кивнул в сторону комнаты Максима и наставительно потряс указательным пальцем.

Мельников показал дорогому соседу средний палец, кургузый и волосатый, взял с подоконника пачку сигарет и угрюмо отправился на балкон. Курил он редко, и только в те минуты, когда на душе у него было особенно погано.

Текст: “Хронология” (из категории “Основы”). Малькольм Смехов, 20 лет. Источник: young4ever.org

Рождение.

1—7 лет — детство.

8—12 лет — юность.

13—17 — зрелость.

17—19 лет — старость.

19—20 лет — глубокая старость.

21 год — конец жизни.

3. Воскресенье

Утром Максиму стало стыдно за свои кошмары. Почему он до сих пор кого-то боится? Ведь он теперь далеко. А скоро будет и еще дальше, где его уж точно никто не достанет.

Ближе к рассвету они с Эллой вновь отключились. Девушка проснулась первой. Когда Максим вновь вернулся в мир бодрствующих, она рассматривала его DVD (днем раньше предусмотрительно положенные на тумбочку).

— Твои анимешки? — спросила она.

Ее голос был по-прежнему хриплым и ленивым, но немножко другим. В нем появились еле слышные урчания сытой кошки. И на лице ее было что-то вроде улыбки, насколько позволяла небогатая мимика Эллы. Девочка осталась очень довольна вчерашними днем и ночью, и Максим не видел причины не повторить то и другое.

— Мои.

— Ты их уже смотрел?

— Не-а.

— Может, сегодня? Прямо сейчас?

— Нельзя. Мне домой надо, а то родители убьют. Они ко мне относятся, как к маленькой девочке…

“И кажется, имеют на то основания…” — подумал Максим.

— Хотя бы позавтракаешь?

— Кофе есть?

— Для тебя все есть.

— Мне горький, без молока.

Он схватил ее за руку и утащил обратно под одеяло. Она не сопротивлялась.

Какое-то время лежали, крепко обнявшись.

— Тебе снилось что-то плохое? — спросила Элла. — Ты дергался и стонал.

— Снился фильм, который мы вчера смотрели.

— Классный фильм.

— Да. Только знаешь… у него есть один серьезный фейл.

— Какой?

— Нам показали город, где живут одни подростки… Но ведь так не бывает, чтобы подростки подчинялись правилам и всякое такое! То есть они там живут, как взрослые, законопослушные граждане. Туфта это все. По буквам: Тэ У Фэ Тэ А. Они бы, конечно, какое-то время поиграли бы в цивилизацию, а потом рано или поздно взбунтовались и разнесли бы все вдребезги! И наступила бы анархия.

— Но это же сказка!

— “Питер Пэн” — тоже сказка, но там все как в жизни. Там тоже были дети, которые не старели, но у них вся дисциплина держалась на авторитете вожака. Помнишь: “Когда они переставали играть, Питер бил их по рукам”. А я бы на его месте — еще и по морде, чтобы знали свое место. Вот в “Повелителе мух” мальчик этого ничего не понимал, поэтому его так быстро скинули с поста президента. Ему бы быстренько сформировать при себе особую гвардию и провести ряд карательных мероприятий. Например, подстроить этому хористу, который был самый главный выпендрежник, несчастный случай на охоте. И все! — он осекся. — Ты, вообще, понимаешь, о чем я?

— Да. Я все это читала.

— Ты любишь читать?

— Угу. Особенно Брэдбери.

“Однако она не дура. Просто не привыкла к общению”, — отметил Максим.

— Одевайся пока, — распорядился он. — А я схожу посмотрю, что там насчет позавтракать.

Кухня благоухала свежезаваренным (а не каким-нибудь там растворимым) кофе. У плиты орудовал Константин, выглядевший поразительно свежим и счастливым, особенно на фоне своего вчерашнего облика. Максиму на секунду даже показалось, что он провалился во времени на пару суток назад и сегодня вечером они с Костей пойдут на день рождения к Алене, в последний момент схватят ее за руки и не дадут выпрыгнуть.

— Доброе утро, сэр! — сказал Костя голосом Бэрримора. — Яичницу с беконом? Клубнику со сметаной? Кофе со сливками? Йогурт?

Он схватил Максима за руку:

— Ну, как?! Рассказывай!

— Потом получишь фотоотчет и полную стенограмму, — мрачно пошутил тот. — Рад, что ты вернулся в норму.

— Да-да… Нет, грустно, конечно, но жизнь-то продолжается!

— Вот именно.

— Что будешь?

— Кофе, несладкий, и печенье какое-нибудь.

— А дама?

— То же самое.

Костя расставил на столе чашки, наполнил их из кофейника. Красиво разложил на плоской тарелочке крекеры.

— Кстати, Макс… — шепотом сказал он. — Будет лучше, если ты ее побыстрее проводишь.

— Что такое?

Раздался звук открывающейся двери.

— Потом, — шикнул Костя.

На кухне появилась девушка.

— Это Элла, — представил Максим. — Элла — это Костя.

— Угу, — сказала она, кивнув Константину.

— А. Э, — ответил он, глядя на гостью как-то странно.

— Он очень рад тебя видеть, — перевел Максим.

Элла смущенно улыбнулась и принялась за кофе.

— Новости есть? — поинтересовался Максим.

— А? — встрепенулся Костя.

Максим махнул рукой.

— Макс… — шепнула Элла.

— Что?

— А мне бы… — Сказала она, оборвав фразу на неожиданном месте.

— А, понятно. Вон та дверь. Туалет, ванна, душ — все в одном месте.

Элла отправилась в уборную. Костя проводил ее испуганным взглядом, подождал, пока дверь за девушкой закроется, потом посмотрел в лицо Максиму и громко прошептал с вытаращенными глазами:

— ЧТО ЭТО?

— Девочка.

— Это не девочка! Это же… УГРОБИЩЕ!

— Уж прямо и угробище! Вполне даже симпатичное создание…

— Вот именно. Создание. Кошмарного сна. У нее же корма размером с телевизор!