Аромат обмана - Вера Копейко

Лилька приподняла бровь. Вот как? Значит, и для ее деревни Скотниково, что на границе с Петраково?

Она представила себе свой домик, как она называла его следом за матерью, «домик кума Тыквы». Чтобы отремонтировать его крышу, которая течет в любой дождь, надо год не есть, не пить. С тех пор как умерла мать, она почти не жила в нем, и он, брошенный, словно мстил ей. Всякий раз, когда она приезжала из Москвы, находила новую прореху. Или стекло треснуло, или рама рассохлась и не закрывается.

Но она снова уезжала в Москву, в тушинскую квартиру. За нее платила Ирина Андреевна. Она сразу после смерти матери сказала, что берет на себя ее учебу.

Иногда у Лильки возникла мысль: нет ли какой-то особенной причины для беспокойства о ней? Прежде она думала, что так и должно быть: ее мать, Марина Решетникова работала лаборанткой у Карцевой. Но чем взрослее становилась, тем яснее понимала — никакой особенной дружбы между ними быть не могло. Но Лилька как должное принимала заботу.

Если Карцевы сами рухнут, тогда что? Ее охватила злость на собственную мать, кстати, не в первый раз. Но никогда раньше она не произносила вслух то, что слетело с ее красных губ сейчас:

— Я не согласна, будто дети должны благодарить родителей за то, что они подарили, — она с отвращением поморщилась, — им жизнь. Хорош подарочек!

Евгения открыла рот и снова чуть не задохнулась от горячего воздуха.

— Ты что? Чего плохого?

— По-моему, — настаивала Лилька, — родители должны приносить извинения своим детям за то, что их родили.

Евгения внимательно смотрела на подругу. Никогда не слышала она ничего подобного от нее. Никогда не видела такого лица — напряженно-злого. Губы истончились на глазах, яркая помада, которую Лилька не стерла, стекала с них, взмокшие от пота волосы словно утратили густоту и золотистый оттенок. Холодные глаза чужой женщины смотрели на Евгению.

— Тебе плохо жить? Не нравится? — спросила она, стараясь говорить насмешливо-весело, чтобы вернуть прежнюю Лильку.

— Я буду хорошо жить! Я заставлю эту жизнь… — она чуть не задохнулась, — прогнуться под меня! Если мать взвалила на меня мешок, я не стану эту тяжесть тащить до конца дней. Я вытряхну из него все лишнее, все ненужное. — Лилька вздернула подбородок, расправила плечи.

— Не перепутаешь, с чем расстаться, а что надо оставить? — Тон Евгении переменился. У нее тревожно дернулось сердце. С подругой что-то происходит.

— Тебе не надо брать чужое, — продолжала Лилька. — У тебя достаточно своего. А у меня нет ничего.

— Но разве поэтому ты можешь брать чужое?

— Нет, но я должна найти тех, кто даст мне сам. Твоя мать дает мне давно. Я беру.

— Но мама любит тебя, — попыталась успокоить подругу Евгения.

Лилька резко подняла руку и сказала:

— Все, что я говорю, к тебе не относится. Ты, — она в упор посмотрела на подругу, — можешь благодарить своих родителей за то, что они произвели тебя на свет. Они приготовили тебе все. Тебе даже посадили сад!

— Мне нравится наш сад, — сказала Евгения спокойно, стараясь сбить накал Лилькиной ярости.

— Мне тоже нравится ваш сад, — процедила она. — Но он ваш, а не мой. Я в него гулять хожу, а вы в нем живете.

— Но ты сама можешь посадить сад, в конце концов. — В голосе Евгении появилась досада.

— Шутишь? Это вокруг чего я буду его сажать? Вокруг моего дома? На картофельном поле? Сколько лет надо, чтобы он вырос? Да я от старости облезу и не увижу.

— Но в вашем саду что-то росло…

— Росло, ага, моя мать росла, — фыркнула Лилька. — Бабушка не выполола, пропустила… сорняк.

— Да ну тебя. Ты такая злая сегодня, — Евгения поглубже надвинула шляпу.

Но Лилька не могла остановиться:

— Тебя выпустили в этот мир не голой, как меня. Беги, Лилька! Беги! Но спасибо матери, выбрала правильное имя. Оно разрешает мне делать то, чего нельзя другим. — В голосе Лильки угадывалось удовольствие.

— Ты на самом деле веришь, что имя влияет на жизнь человека? — удивилась Евгения. И продолжала примирительно: — Я думала, у нас с тобой игра. В Еву и Лилит…

— Конечно, верю. Подумай сама, если бы мать назвала меня Галиной или Тамарой. Фу, — она поморщилась. — Да, еще небольшое спасибо матушке, что выбрала приличного биологического отца. Не надо всю жизнь прятаться — получилась не кривая, не косая.

— Да ты просто красавица, сама знаешь! — закричала Евгения. — Посмотри на себя! Фигура, рост, цвет кожи, волосы!

— Я не красивая, — покачала головой Лилька. — Я эффектная. Это больше, чем красивая. Просто красивая женщина — кукла. Во мне есть драйв, характер. Я сама знаю, я — Лилит!

Евгения молчала. Она знала: сейчас Лилька не услышит ее. Говорят, что мужчины плохо понимают женские голоса, их тембр. Они с трудом расшифровывают подтекст — просто их мозги устроены иначе. Поэтому они не сразу отвечают на вопросы женщин. Сейчас, похоже, у Лильки похожая непроходимость в мозгах.

— Я разрешила себе думать, как хочу, поступать, как хочу. Романтическая скромность не по мне. Это ты можешь себе ее позволить. Потому что тебе приготовили все — на сейчас и на потом. — Она повернулась к ней всем телом.

Такую грудь, подумала Евгения, можно снимать и печатать в любом мужском журнале. Подписка выросла бы вмиг.

— Ты думаешь, твоя бабушка ездила за границу при социализме не под контролем Лубянки? Смешно!

Евгения не любила, когда подруга говорила с ней вот так. Но смолчала.

А та продолжала:

— Твоя мать совершила невероятное — не выпустила из рук хозяйство, когда многие мужики остались с носом.

Лилька усмехнулась.

— Но все начала бабушка, — заторопилась Евгения. Ее голос звучал растерянно. Она никогда не смотрела на мать со стороны и сейчас — тоже.

— Твоя бабушка начала это дело, потому что ее назначили стать знаменитой. Ей помогала страна, — с пафосом произнесла Лилька и фыркнула. — Странные слова, я понимаю, но это правда. Не веришь? — Она не ждала ответа. Чтобы усилить странность слов, из полузабытой аббревиатуры составила два слова другой жизни, — Цека Капээсэс стояло за ней.

— С какой стати? — искренне изумилась Евгения, — этой высокой исторической организации помогать моей бабушке?

— На самом деле не знаешь? — Лилька сощурила глаза. С бровей стекал пот, она моргала, сбрасывая капли. Ее лицо лоснилось, его цвет — сероватый от пота и света пугал. — Феромоновые приманки нужны были не только норкам.

— Ты думаешь, бабушка или мама продавали их для приворота? — Евгения рассмеялась.

— Нет, я предлагала твоей матери. Я могла бы найти клиентов. Ее приманки круто работают. — Лилька засмеялась так, что круглые груди запрыгали. Она закинула ногу на ногу. Точная поза Лилит из старого журнала, заметила Евгения. Но ничего не сказала. Потом, словно спохватившись, Лилька добавила: — Ты сама видела на тараканах.