Волшебный туман - Роланд Грин

Справа горы расступились, и открылась насыпь, круто уходящая вверх, к перевалу между двумя невысокими горами. Взгляд Конана метнулся в ту сторону, но киммериец не заметил там ничего опасного. Тут лошадь одного из афгулов споткнулась. Всадник зашептал ей на ухо что-то подбадривающее, дал шпоры, но лошадь не могла нестись дальше. Она пала, всадник выскочил из седла. Он приземлился на ноги, метнулся к одной из запасных лошадей, схватился за луку седла и запрыгнул в седло так, что лошади даже не пришлось замедлять шаг.

— Йа-хаааа! — закричал Конан.

Туранцы станут с содроганием вспоминать сечу, которую он устроит, прежде чем его закопают в песок или принесут в жертву стервятникам. Афгулы даже могли вырваться из ловушки, если бы им удалось добраться до перевала и там не оказалось бы туранцев.

Воины Конана добрались туда, но дальше пути не было. Подъем оказался слишком крут для измученных лошадей, и одна из них даже сбросила всадника. Конан услышал, как голова афгула ударилась о скалу, и увидел, что упавший воин больше не шевелится. Но киммериец не мог отступать.

— Йа-хаааа! — снова закричал Конан и пришпорил свою лошадь. Возможно, по ту сторону хребтов лежали земли, где могли укрыться пешие воины. Но пустыня — место не для пешего человека, даже если он такой выносливый, как афгул. К тому же преследователи неслись за ними по пятам.

Был только один способ выиграть время для афгулов, чтобы они успели подняться по крутому склону, и только один человек из их отряда годился для этого. Лошадь Конана зашаталась, когда он грубо развернул ее. А потом он поскакал назад, вниз по склону. Чуть отъехав, Конан дал шпоры. Несясь вперед, сквозь стук копыт он услышал голос одного из скакавших ему навстречу туранцев. Наполовину заглушённый пением труб, казалось, гремевших со всех сторон, голос этот прозвучал очень знакомо. Но человек, которому мог бы принадлежать этот голос, никогда бы не отдал безумный приказ, который услышал Конан:

— Схватите великана живым, чего бы это ни стоило!

Предводитель туранцев в эту ночь мало заботился о жизни людей и не волновался, станут ли они повиноваться ему завтра. А может, он считал, что схватить киммерийца будет проще простого.

В следующее мгновение Конан оказался окруженным всадниками. Они были вооружены пиками и скакали, низко пригнувшись в седлах. Сначала им не повезло. Конан, когда его лошадь врезалась в гущу врагов, одним махом вышиб из седел пятерых.

Но три пики и меч оставили грубые отметины на шкуре кобылы Конана. Та заржала, словно дух, обреченный на вечные страдания, и так резко встала на дыбы, что Конан вылетел из седла. Его отшвырнуло назад, но он сумел приземлился на ноги. Лошадь его пала. Обнаженный меч Конана прочертил смертоносный полукруг, и ржание туранских лошадей утонуло в предсмертном крике его кобылы.

Потом пика обрушилась на плечо варвара. Удар потряс даже могучего Конана. Меч крутанулся в его руке и обрушился на воина с пикой. Варвар вскрыл противнику грудную клетку, несмотря на отличную туранскую кольчугу, но клинок северянина на мгновение застрял в трупе.

Другая пика ударила из темноты, разодрав предплечье киммерийца. Удар парализовал руку, и меч выпал из ослабевших пальцев. Конан выхватил кинжал и метнул его в ближайшего всадника… но ему нечем было защититься от трех воинов, наезжавших слева и сзади.

Посыпались удары тупыми концами пик, и тьма ночи поглотила Конана.

Капитан туранцев натянул поводья, когда оказался на расстоянии вытянутой руки от группы воинов, склонившихся над предводителем афгулов. Офицер не сомневался в том, что эти люди точно исполнят его приказ, сполна заплатив своими жизнями, кровью и болью. К тому же он сомневался, что после схватки в ночи они разберутся что к чему.

— Кто едет?

Отлично, это был сержант Бэрак. Он был спокоен, как песчаные барханы, и почти столь же неподвижен.

— Ваш капитан.

Почему туранский офицер был уверен в том, что схватил того, кого искал? Человек, лежащий на земле, мог оказаться совсем не тем, кто был нужен. К тому же он был без сознания. Не важно. За многие годы службы капитан научился прислушиваться к своей интуиции. Именно такие импульсы сохраняли его спину от мечей врагов и от опалы императора… хотя порой это было одно и то же.

— Дайте дорогу капитану, — распорядился Бэрак голосом, не похожим на свой обычный бычий рев.

Капитан спешился в разомкнувшемся кругу воинов и шагнул вперед, чтобы посмотреть на лежащего перед ним человека.

Да, это был тот, кого искал капитан. Он дышал, и казалось, у него нет серьезных ран, не задеты никакие жизненно важные органы. Но даже если и были какие-то раны и кровь, покрывающая его одежды, отчасти его, то поправится этот пленный быстро. А когда он сможет сражаться, капитан исполнит свои планы. Почти десять лет, прошедшие с их первой встречи, ничуть не уменьшили колоссальной силы человека, лежащего на земле, если истории о нем, которые достигли ушей капитана, хотя бы на треть были правдой.

— Сколько наших товарищей он убил?

Ответы прозвучали слишком неразборчиво. Наконец сержант призвал к порядку и стал задавать вопросы резким тоном. Потом он обратился к своему капитану:

— Девять, повелитель, и еще пятеро смертельно ранены.

— Я вознагражу родственников всех, кто погиб сегодня ночью, а тех, кто остался в живых (из несущих пограничную службу), по желанию отпустят домой.

То ли встряска, то ли почтительность, то ли благоразумие из опасения, что среди них может оказаться шпион императора, оказались причиной, но воины молчали. Кто-то спросил:

— А много дадут нам денег в награду за его поимку?

Это был более чем благоразумный вопрос, и задал его тот, кто не знаком был с тайным источником дохода капитана.

Но даже если от сокровищ, что припрятал капитан, не останется и медной монетки, он не станет грустить, если его план удастся. Капитан не любил замалчивать награды, но посчитал, что сейчас нет времени говорить об этом.

— Сколько людей было с ним? — задал капитан следующий вопрос.

— Мы вывели из строя семнадцать, — ответил сержант. — Похоже, что их было около полусотни, судя по количеству лошадей. Но они удрали…

Сержант, по-своему умный, знал, как сообщать офицерам неприятную правду, не облекая ее в конкретные слова. Тон человека и его поза, пусть даже разговор происходит в темноте, и так скажут капитану, что люди не хотят больше преследовать афгулов.

Но оказалось, уловки ни к чему. Те, кто убежал, мало интересовали капитана. Пленный же, с другой стороны…

— Сколько афгулов вы взяли в плен?

— Четверо до сих пор живы, хотя один из них не доживет до зари.