Танго старой гвардии - Артуро Перес-Реверте

— Прошу вас.

Осторожный глоток. Губы под тонкими усами удовлетворенно поджались.

— Где вы научились так танцевать танго?

— Я родился в Буэнос-Айресе.

— Да? Удивительно. — Армандо де Троэйе сделал еще глоток. — Выговор не чувствуется.

— Я не очень долго прожил там. Отец мой, родом из Астурии, эмигрировал в девяностые… Не преуспел, вернулся в Испанию больным и вскоре умер. Но успел перед этим жениться на итальянке, произвести на свет нескольких детей и вывезти нас всех с собой.

Композитор подался вперед, опираясь о плетеные подлокотники.

— И сколько же вы там прожили?

— До четырнадцати лет.

— Это все объясняет… Потому у вас и получается настоящее танго. Чему вы улыбаетесь?

Макс пожал плечами и ответил чистосердечно:

— Потому что нет в них ничего настоящего. Истинное танго — это нечто совсем другое.

Непритворное удивление — или ему показалось? Может быть, это всего лишь привитое воспитанием внимание к собеседнику? Стакан остановился на полпути от стола ко рту.

— Вот как? И какое же оно?

— В исполнении народных музыкантов — стремительное. И если определить одним словом — скорее сладострастное, нежели элегантное. В нем больше лихости, удали… это танец проституток и воров.

Де Троэйе рассмеялся:

— Кое-где у нас такое тоже бывает.

— Не вполне. Оригинальное танго сильно изменилось, особенно когда лет десять-пятнадцать назад вошло в моду в Париже после «балов апашей»… И стиль подонков общества подхватили порядочные люди. Потом танго, уже офранцузившись, вернулось в Аргентину, стало утонченным и почти респектабельным… — Макс снова пожал плечами, допил абсент и взглянул на композитора, дружески ему улыбавшегося. — Полагаю, объяснил?

— Конечно. Очень интересно. Признаюсь, сеньор Коста, вы для меня — приятная неожиданность.

Макс не помнил, чтобы называл свою фамилию ему или его жене. Вероятно, Армандо де Троэйе наткнулся на нее в списках персонала. Или искал и нашел. Он на миг задумался об этом, но погружаться в размышления не стал, а вновь принялся утолять любопытство собеседника. В подражание парижанам танго привилось и в высшем аргентинском обществе, прежде считавшем его аморальным и безнравственным. Танец перестал быть прерогативой сброда с окраин и переместился в бальные залы. Впрочем, и сегодня настоящее танго — то, которое танцуют в Буэнос-Айресе воры, бандиты и всякого рода темные личности, — существует как бы подпольно: барышни из хороших семей играют его тайком, по нотам, раздобытым для них братьями-шалопаями и женихами-полуночниками.

— Но вы-то ведь, — возразил Армандо де Троэйе, — танцуете современное танго?

При слове «современное» Макс улыбнулся.

— Ну конечно. То, что востребовано. Впрочем, это то, что я умею. Старое танго, которое в ходу в Буэнос-Айресе, я выучить не успел — был еще слишком мал. Только видел несколько раз, как его исполняют. Забавно, что этому танго я научился в Париже.

— Как же вы там оказались?

— Это долгая история. Боюсь вас утомить.

Де Троэйе подозвал официанта и, не обращая внимания на возражения Макса, заказал еще по порции. Было похоже, что он привык поступать так, ни с кем не советуясь. Он принадлежал или хотел показать, что принадлежит, к той категории людей, что ведут себя по-хозяйски даже за чужим столом.

— Утомить? Вот еще… Нисколько. Вы даже представить себе не можете, до чего мне интересно то, что вы рассказываете. Неужели до сих пор в Буэнос-Айресе танцуют старинное танго?.. Чистое, так сказать, танго?

Макс после секундного размышления с сомнением покачал головой:

— Нет. Чистого не найти нигде. Но кое-где танцуют нечто подобное… Не в модных салонах, разумеется.

Он взглянул на руки собеседника. Крепкие, широкие кисти. Ни малейшего изящества, казалось бы, присущего рукам знаменитого музыканта. Коротко остриженные отполированные ногти. На безымянном пальце над обручальным кольцом — золотой перстень с синим камнем.

— У меня к вам просьба, сеньор Коста… Это очень важно для меня.

Подали абсент и вермут. Макс не прикоснулся к своему бокалу. Де Троэйе улыбался дружелюбно и уверенно.

— Я хотел бы пригласить вас отобедать, — продолжал он, — с тем чтобы можно было обсудить все подробно.

Макс сумел скрыть удивление под извиняющейся улыбкой:

— Благодарю вас, но я не имею права появляться в ресторане первого класса. Персонал туда не допускают.

— Да, верно… — Композитор сморщил лоб, словно прикидывая, до какой степени позволительно ему нарушать нормы, установленные на борту лайнера. — Неприятное обстоятельство. Хотя мы могли бы устроиться во втором классе… А впрочем, есть идея получше. Мы с женой занимаем suite — там две соединенные между собой каюты, — и прекраснейшим образом можно накрыть стол на троих. Окажете нам честь?

Макс, все еще в растерянности, отвечал с запинкой:

— Вы очень любезны… Но я, право, не знаю, могу ли…

— Не беспокойтесь. Я сам переговорю с суперкарго и все улажу. — Композитор сделал последний глоток и твердо, с легким стуком, словно припечатав сказанное, поставил бокал на стол. — Итак, вы согласны?

Теперь Макса останавливала только простая осторожность. Ничего опасного это предложение в себе не заключало. А если все же заключало? Ему требовались время и толика новых сведений, чтобы взвесить все «за» и «против». Ведь Армандо де Троэйе ввел в игру новый и совершенно неожиданный элемент.

— Но как отнесется к этому ваша супруга? — спросил Макс.

— Меча будет в восторге, — снова припечатал композитор, движением бровей потребовав у официанта счет. — Она уверяет, что танцора, равного вам, никогда еще не встречала. Так что вы и ей тоже доставите удовольствие.

Не взглянув на счет, он поставил на нем подпись и номер каюты, положил на поднос банкноту, чаевые, и встал из-за стола. Повинуясь рефлексу учтивости, Макс тоже хотел подняться, но де Троэйе, опустив ему руку на плечо, удержал. Рука оказалась крепче, чем можно было ожидать от музыканта.

— Я некоторым образом хотел посоветоваться с вами, — тут он за цепочку вытянул из жилетного кармана золотые часы, небрежно скользнул по ним взглядом. — Итак, в полдень? Каюта 3-А. Мы ждем вас.

С этими словами он вышел, не дожидаясь ответа и считая само собой разумеющимся, что приглашение принято. И после того, как Армандо де Троэйе покинул бар, Макс еще некоторое время смотрел ему вслед. И раздумывал о том, какой непредвиденный оборот приняли или могут принять события, развития которых он ожидал в ближайшие дни. И в конце концов пришел к выводу, что открываются перспективы новые, нежданные и более обнадеживающие, нежели можно было предположить ранее. Дойдя в своих размышлениях до этого пункта, он насыпал сахар горкой в ложечку, положенную на бокал с абсентом, и тоненькой струйкой пустил сверху воду, глядя, как сахар исчезает в зеленой жидкости. И, поднося бокал к губам, улыбнулся самому себе. На этот раз жгучий и сладкий вкус не напомнил ему ни капрала Бориса Долгорукого-Багратиона, ни трущобы Марокко. Его мысли занимало жемчужное ожерелье, под огнями люстр сверкавшее и переливавшееся на груди Мечи Инсунсы де Троэйе. И линия ее обнаженной шеи, стройно вознесенной от плеч к затылку. Ему захотелось засвистать танго, и он почти уже сделал это, но вовремя вспомнил, где находится. Когда же поднялся из-за столика, вкус абсента во рту стал сладостен, как предощущение женщины и приключения.