Демон Жалым - Николай Басов

– Можешь идти, – ответил Лотар, зная, что теперь чуть не до самого вечера все четверо будут переживать неудачу Виградуна. Он повернулся к Рубосу: – Зря я их взял, они еще совсем мальчишки.

– Ты был не старше, когда я взял тебя в свой отряд, – прогудел Рубос ему на ухо.

– Он был воин, – спокойно ответил Сухмет, поднимаясь по лестнице на палубу.

Похоже, он единственный из них выспался. Сейчас он был свеж, как июньский скворец, и, конечно, все слышал. Если уж мысли Лотара были для него открытой книгой, то что говорить о таком пустяке, как разговоры на палубе?

– Видел бы ты его вначале, а не позже, когда он стал Драконьим Оборотнем, – ответил Рубос.

– Неужели ты думаешь, за восемнадцать лет я не видел его, когда он не был Оборотнем? – поинтересовался Сухмет.

Рубос так и не сообразил, а Лотар с удивлением понял, что Сухмет ценит и те дни, когда выхаживал его после очередной драки, израненного, задавленного болями или переживающего неудачи…

– Вообще-то для этого существуют женщины, – ответил Рубос – знаток жизни и женщин в особенности.

– Женщина в нашей профессии не выжила бы, – решил Сухмет.

– А леди Ружена? – спросил Лотар.

– Таких, как королева Ружена, очень мало, господин мой. Впрочем, – старик сделал паузу и посмотрел за борт, – когда-нибудь нам придется подумать и об этом. А пока нужно что-то решать с наблюдателями.

Он указал на конный разъезд ханнов, которые заметили «Летящее Облако» , остановились и стали показывать на него пиками.

Лотар вспомнил, что однажды что-то очень похожее с ним уже было.

– Тут и думать нечего. Садись на бак и заклинай, чтобы мы стали для них незаметными, – пророкотал Рубос и выглянул через борт.

Сухмет, как ни был голоден, действительно пошел на бак, сел неподалеку от погонной баллисты и принял молитвенную позу. Лотару магия Сухмета всегда казалась чудом, которому он рассчитывал когда-нибудь научиться. Желтоголовый стал прислушиваться:

– Кара-соль монепт Ху, варазом по та тчхи смагараг во сту фатпх…

Лотар подумал, что этого языка он не выучит никогда в жизни. Для этого ему следовало бы приделать себе глотку, как у восточного муэдзина, и вторые легкие. И все-таки он слушал.

Внезапно перед стариком оказался посох Гурама. Может быть, Сухмет заранее положил его туда, а Лотар этого не заметил. Следовало подумать о своей рассеянности… Но вообще-то сейчас это было не самое главное.

Посох засветился. Потом вдруг от него в разные стороны раздвинулись неширокие лучи, которые стали вращаться, и воздух вокруг «Летящего Облака» стал таким блестящим и густым, что сквозь него не было видно даже землю. Лотар уже хотел было сказать старику, что он не с той стороны установил невидимость, как вдруг что-то со звоном лопнуло, и они оказались в широком коконе, который абсолютно не мешал их кораблю лететь над степью, поросшей редкой травой, а с земли, с боков и даже сверху оставался абсолютно непроницаемым, хотя и прозрачным изнутри. Этот кокон мог продержаться до вечера.

Сухмет еще раз мысленно проверил свое сооружение и пошел вниз. Ему хотелось есть. Лотар подумал было, что недурно бы выпить разбавленного сидра или того сока, который Сухмета научил делать Кнебергиш, и тут же увидел восточника с небольшим кувшином в руках, в котором весело плескалась вода. Потом старик все-таки ушел есть.

– Ну, – спросил Рубос, когда Лотар напился, – можешь объяснить, что дальше?

– Да, господин Лотар, куда ты направил корабль?

Это были Джимескин с Партуазом. Рядом с ними стоял Купсах. Лотар поднялся с палубы, посмотрел на ют. За рулями был Санс. Крылья «Летящего Облака» крутили матросы, его ученики переживали возле правого борта, на самом солнцепеке, но все-таки слушали его методом Сухмета, боясь пропустить хоть слово.

– Капитан, сколько, по-твоему, мы прошли за последние двенадцать часов? – спросил Лотар.

– У меня получилось, что более двухсот пятидесяти миль. Нам немного помог ветер.

– Значит, до передовой от этих разъездов ханнов, – Лотар указал еще на один отряд кочевников, которые на этот раз мирно проезжали под ними, – осталось миль двести, если не меньше. То есть до того момента, когда война станет необратимой, осталось меньше недели.

– Мы все это понимаем, Лотар, – буркнул Джимескин. – Что мы будем делать сейчас, сегодня?

– Мы идем к берегам речки Говарли, где будем искать главный лагерь Торсингая.

– Почему ты думаешь, что он именно там разбил свой лагерь? Ты получил какие-нибудь сведения, о которых не сообщил нам? – поинтересовался Шивилек.

– Вчера на совете Присгимул рассказал кое-что о том, как Торсингай принимает решения. Он, должно быть, стоит сейчас на берегу реки и тренируется, ожидая, пока решение забрезжит в его мозгу. Совсем неплохой метод, должен признать. Если бы у меня было время, я бы тоже так делал.

– Он сказал, что так Торсингай восстанавливает силы, но не было сказано ни слова, что он так же вынашивает свои планы, – произнес Джимескин.

– Это очевидно.

– А почему ты собираешься его искать именно на берегах Говарли-Дарь, как полностью звучит название этой речушки? – Шивилек не мог не продемонстрировать Джимескину свои познания. – Это ведь даже не самая большая река в этих степях. Казалось бы, для двора такого великого завоевателя, каким считается Торсингай, нужна большая река.

– Разумный воин, мэтр, ищет не самую большую, а самую чистую, чтобы избежать болезней, – спокойно ответил Лотар. – Именно поэтому он становится не ученым, а завоевателем.

Адъюнкт слегка покраснел. Лотар надеялся, что хотя бы полчаса он не будет демонстративно выгружать перед ними свои познания.

– И все-таки, Лотар, что ты будешь делать, когда мы найдем его?

– Я попробую найти его фокус. Не общий фокус жизни или планов, а фокус или направление его недавних поступков.

– Что такое фокус? – спросил Джимескин.

– Кросс, смотрите! – заорал вдруг матрос, которого поставили впередсмотрящим. Он был очень возбужден и показывал куда-то пальцем.

Все подошли к борту. Да, на это стоило посмотреть. До самого горизонта по выжженной степи тянулись повозки, между которыми на бесчисленных крепких восточных лошадках ехали верховые воины. Это двигалось войско Торсингая.

Их было очень много, десятки тысяч. И они шли на этот недружелюбный Запад со своими женами и детьми, которых везли в повозках, со своим оружием и, конечно, со своими животными, которых ценили больше жизни. Над этой рекой кочевников поднималась туча пыли, взбиваемой бесчисленными копытами, ногами, колесами…

Не успело «Летящее Облако» приблизиться к этой массе людей, животных и повозок, как Джимескин болезненно сморщился и отпрянул от борта.