Против лома нет вампира - Галина Гончарова

И в следующий миг меня отпустило. Без всякой боли. Без иголок, как прошлой ночью. Безо всего. Просто я вдруг поняла, что могу быть свободна вне зависимости от желания нашего клыкастого гипнотизера. И посмотрела на Катю. Подруга была готова. Расширенные голубые глаза смотрели на вампира. И в них не было ни единой искорки мысли.

– Что, просто так, без гипноза, никто уже и не дает?! – звонко, на весь зал спросила я.

Дюшка так отвесил челюсть, что стали видны кончики клыков. И я этим тут же воспользовалась.

– Так, резцы на месте, нижние клыки увеличены, но не сильно, а вот прикус неправильный. А коренные зубы странной формы. Больной, вы в курсе, что у вас косые коренные зубы? Эй, ты, не закрывай пасть, я еще верхнюю челюсть не осмотрела!

Андре так резко захлопнул рот, что чуть сам себя не покусал, и воззрился на меня.

– Ты можешь не подчиняться моей воле?

– Могу. Я все могу, просто пока не хочу. А Катьку отпусти.

– Странно. Очень странно. – Дюшка даже и не подумал послушаться, а я решила пока не повторять. Хоть какую-нибудь бы мне инфу про этого вампира!

– А что – это первый случай?

– За всю мою жизнь, – рассеянно подтвердил вампир.

– Да ну! И сколько же вам лет?

Дюшка уже опомнился и расплылся в паскудной такой улыбочке.

– Столько, на сколько я себя чувствую.

– И на сколько же лет себя чувствует ходячий труп, – не отставала я.

– А вы бы сказали…

– Семьсот! – выпалила я. – Плюс-минус сорок лет!

С чего я так сказала – черт меня знает. Просто от фонаря. Как всегда. Иногда я ляпала такое, что самой было стыдно, но это оказывалось чистой правдой. Кажется, вампир тоже был удивлен.

– Семьсот тридцать два года, – сознался он.

– Почти, – обрадовалась я неизвестно чему. – Скажите, а Ивана Грозного вы не знали? А Петра Первого? Людовика Четырнадцатого?

Улыбка стала еще шире. Клыки сверкнули в полумраке.

– Вас так интересуют исторические личности?

– Я люблю интересные истории.

– А НАША история вас не интересует? Или вы живете прошлыми днями?

– За неимением лучшего, – передернула я плечами.

– Уверяю вас, скоро вам будет чем заняться и без истории.

– Это что – наезд? – окрысилась я.

– Даже если и так! И что ты мне сделаешь?

Дюшка развалился на стуле, нагло и по-хамски глядя мне в лицо. А я вдруг поняла, что миром договориться не удастся. А раз так…

Эх, сгорел сарай, гори и хата! Не уважаете? Так я вас напугаю до заикания – и научу уважать молодежь! Вы у меня навек заречетесь цапаться с Леоверенскими!

Я подняла бокал с водой и принялась разглядывать его на свет.

– А что вы вообще хотите от нас получить? Почему именно Катька? Мало ли других? Сами предложат – сами дадут, еще и отбиваться замучаетесь… Почему вдруг Катька? Хотите выпить кровь или сделать ее вампиром?

– Вампиршей. И очень красивой. У меня, знаете ли, слабость к блондинкам. А ваша подруга очень хороша собой. И очень глупа. Идеальный вариант.

– Почему?

– Она красива и приятна, но она никогда не будет бунтовать.

Я кивнула. Да, на это у Катьки ума не хватит.

– Ее согласия вы не спрашивали.

– Зачем?

– Действительно, зачем бы? Укусить – и вся недолга. Так вот! Она не желает быть вампиром. И я не желаю ей такой судьбы!

– От вас здесь ничего не зависит.

– Наверное. Но не проще ли купить в аптеке пергидроль и перекрасить своих кукол?

– Разумеется, проще. Но это будет подделка-а-а-а!

Пра-авильно. Стоило Андре чуть-чуть отвлечься – и я тут же швырнула в него весь стакан со святой водой. Ну и попала, как ни странно. Пострадали грудь, лицо и немного рука. Но рука больше от стекла. А вот все остальное…

У меня было такое впечатление, что Дюшка просто течет в тех местах, куда попала святая вода. Как воск с горящей свечки. Я схватила второй стакан – и выплеснула его в лицо Катьке.

– Господи Боже мой, иже еси на небеси, да сбудется слово Твое, да будет воля Твоя, да приидет царствие Твое…

Я не зря заходила в церковь, я ведь там еще и книжку с молитвами купила. Вот только запомнила, наверное, не так. Но Дюшку и так скрючило. А Катька захлопала глазами. Я со всей дури отвесила ей затрещину.

– Очнись, ты, мученица пресвятая! Бежим!

Но сбежать мне не удалось. Рядом со скорчившимся Дюшкой материализовались еще трое. Девчонка и двое парней. Такие же бледные, плавно двигающиеся и клыкастые. Только темноволосые. Ой, твою зоологию… С тремя я одна точно не справлюсь, нашли терминатора! Но пытаться буду.

Не убью, так покалечу!

– Господин, что с вами, господин, – все трое захлопотали над Дюшкой.

Я сунула руку под свитер, достала флягу и отвинтила колпачок.

– Взять их, – прохрипел вампир.

И троица бросилась на нас.

Я неприцельно плеснула святой водой из фляги, но двое увернулись, а один смёл в сторону Катьку и, кажется, треснул ее по голове. Кажется – потому что я просто не разглядывала. Девчонка бросилась ко мне и схватила за левую руку.

Какая ж она была сильная…

Она бы мне кисть напрочь вырвала, но я треснула ее по лбу другой рукой.

А на руке-то браслет с крестами.

Теперь уже заорали мы обе. Причем она просто визжала, а я…

А у меня вырвалось внезапно прочитанное сегодня в какой-то книге:

– Господи, дай покоя неспящим в ночи…

Пусть позабудут голод, золото и мечи…

Дай наконец им смерти, дай им дорогу в рай…

Детям твоим заблудшим дай упокоиться, дай…

Я бы под расстрелом не вспомнила – что и откуда взялось. Кресты на руке полыхнули маленьким солнышком. А вампирша завизжала еще громче – и вдруг осыпалась на пол серым пеплом.

И тут мое везение кончилось. Третий гад просто снес меня в угол и приложил затылком об стену. Сознание помутилось, я поплыла куда-то в голубоватый туман, и последней связной мыслью стало: «Чтобы вы мной все отравились, паразиты!»

– Юля! Проснись!

К моему лицу поднесли что-то крайне отвратительное. Воняло так, что у меня челюсти сводило. Нашатырь? Или что-то более едкое? Носки они, что ли, с Дюшки сняли, после столетней носки, простите за тавтологию? Дрянь! Я расчихалась – и открыла глаза. И побольше втянула в себя мерзкого аромата. От него меня начинало мутить, но сознание прояснилось. Где я? Что со мной? Все, что произошло, я вспомнила на удивление быстро. Точно! Я была в клубе. И там сильно подралась с вампирами. Как последний отморозок. Хотя дед был бы мной доволен.

Я ведь не терминатор. И не стала бы рисковать своей жизнью. Просто никто бы нас оттуда не отпустил – живыми и невредимыми. Мне оставалось только подороже продать свою жизнь. И еще – вспомнить дедушкины рассказы.

А дед всегда говорил мне, что если драться – то насмерть. Либо ты победишь, либо тебя убьют. Либо… Есть еще и третий вариант. И дед рассказывал мне о каких-то старых народах. Кочевниках, что ли? А у них с чужаками все решалось так. Поединком.

Если чужак был сильнее воина племени, ему не просто оставляли жизнь и свободу, но его уже считали своим. Таким же полноправным кочевником, как и родившихся в степи. Да и у наших предков – славян – были похожие обычаи.

Поэтому дралась я насмерть, но с трезвым расчетом. Если сразу не убьют – может, перевербовать попробуют. А что не смерть – то шанс.

Если бы дед в свое время морально не поиздевался над фашистами (они узнали мно-о-го нового о происхождении арийского народа), его бы просто расстреляли. С пулями не подергаешься и не побегаешь. Но его фашисты решили помучить. И спустили в прорубь. И дед выжил.

И именно этот вариант я просчитывала для себя. Жестоко? Зато я останусь жива. И моих родных, возможно, не тронут. Могут и тронуть, но в любом случае у меня будет больше шансов изменить положение вещей.

Даже если вас скушали – у вас всегда есть два выхода, не считая язвы с прободением.

Мне на голову обрушилось ведро с водой.

– Очнулась?..

Это уже Андре. Какие нехорошие слова! И это в присутствии нежной, хрупкой, чувствительной женщины, девушки… Хам трамвайный, даром что вампир. Что ж, дальше притворяться не имеет смысла. А вот открыть глаза и осмотреться – более чем. Еще одно ведро воды заставило меня тряхнуть головой (гудела она, как целая пасека шершней) и оглядеться вокруг.

Я сидела в большом кресле, в полностью пустой комнате. Ну не совсем пустой. Это у меня еще снотворное не выветрилось. Мозги постепенно приходили в норму, и я воспринимала все больше деталей. Самым значимым предметом обстановки в комнате была кровать. Огромная и роскошная. Этакий сексодром. Темно-синее белье, прорва белых подушечек в форме разных зверей. И ковры на полу и на стенах в голубых и синих тонах. Зеркало на стенном шкафе-купе. Рядом с кроватью – небольшие тумбочки. У шкафа – столик, на котором – ура! ура! ура! – сложено мое добро. Ну и мое насквозь промокшее кресло. А под ним расплывалась большая грязная лужа.