Тени Шаттенбурга - Денис Луженский

Однако вид из окна открывался вполне прозаический: даже жилища самых богатых горожан на фоне иных кварталов Бремена или Лейпцига смотрелись более чем бледно.

– Сроду бы не подумал, что расследование может проводиться так, – криво улыбнулся инквизитор, глядя на заваленный бумагами стол.

– А, это вы, отец Иоахим… Входите.

Ойген устало откинулся на круглую спинку довольно неудобного кресла и потянулся. Отодвинул в сторону грифельную доску, на которой вел счет, будто заправский ломбардец, окинул взглядом груды свитков и тяжеленные бухгалтерские книги, в которые бургомистр и ратушные писари год за годом прилежно заносили суммы городского расхода и дохода, прибыли от ярмарок и подати. От геллеров и даллеров рябило в глазах, но фон Ройц лишний раз поблагодарил Провидение и свою матушку за то, что получил приличное воспитание и поднаторел в арифметике.

– До некоторых пор я и сам бы о таком способе не подумал, – продолжил барон. – Но жизнь предоставила мне массу возможностей убедиться, что преступления, в первую очередь, совершаются из-за денег, даже когда эту причину стараются скрыть рассуждениями о чести и высших интересах. Значит, искать след преступления стоит поближе к деньгам – и куда уж ближе, чем записи о доходах и расходах? Да и – согласитесь, такой способ не в пример мягче всем известного и многими любимого: волочь в холодную, потом уголья к пяткам, сапоги испанские, иглы под ногти. А так, – Ойген обвел рукой стол, – тише, спокойнее. И чище.

Николас, тихонечко сидевший в углу и правивший оселком клинок, чуть слышно фыркнул.

– И как, – инквизитор опустился на жесткий стул, – нашлись следы?

Барон неопределенно покрутил пальцами в воздухе.

– То есть нет?

– Позвольте, святой отец, но полной уверенности в том, что преступление против короны действительно свершилось, у нас и не было. Имелись лишь подозрения, но они могут оказаться ошибочными, никакого заговора нет, и наш визит сюда – лишь пустая трата времени.

– Ваш – может быть, но никак не мой, – скривился Иоахим.

– Имеете в виду случившееся на площади? – вскинул брови фон Ройц.

– Не только. Взять хотя бы вчерашний ужин…

– И что с ним не так, со вчерашним ужином?

– Не с ним. С теми, кто на нем присутствовал.

– Вы говорите загадками, святой отец. А мне, видит Бог, загадок и без того хватает, чтобы ломать голову, кто из ратманов показался вам подозрительным.

– Ратманы совсем ни при чем, – махнул рукой инквизитор. – А вот та дама, что появилась позже прочих… Фрау Ульрика Йегер.

Фон Ройц не мог не заметить, как вздрогнул Николас. Министериал не оторвал взгляда от меча, и оселок все так же с чуть слышным скрежетом скользил по стали, но барон, привыкший отмечать даже самые малозначительные мелочи, понял: теперь его вассал вдвое внимательнее прислушивается к разговору. С чего бы это?

А отец Иоахим меж тем продолжал:

– Ну та, что в черно-зеленой парче, помните?

– Помню, – кивнул барон. – И что с ней не так?

– Она вызывает опасения.

В комнате словно потянуло ледяным сквозняком. Конечно, Ойген прекрасно помнил разговор трехдневной давности, и сейчас ему откровенно не нравилось то, что – а главное, как – говорит священник. Все-таки одно дело, когда, защищая честь сюзерена, собеседника ставит на место он, фон Ройц, и совсем другое, когда его пытаются бить его же оружием. За последние дни отец Иоахим осмелел: особенно это стало заметно после вчерашней проповеди. Куда подевался тот субъект с дрожащей губой, что стоял по щиколотку в грязи на разбитом проселке какие-то две седмицы назад? Сейчас он выглядит уверенным, ведет себя по-хозяйски, и даже росту в нем как будто прибавилось. Нужно быть осторожнее со святошей.

– Но ведь и у вас, у святой инквизиции, есть процедура, – ровным голосом сказал барон, с трудом сдерживая издевку. – И одних опасений недостаточно.

Отец Иоахим едва пятнами не пошел. Несколько мгновений казалось, что его уста извергнут слова, недостойные священника, но инквизитор справился с собой и выдавил с утвердительным кивком:

– Конечно, процедура существует. Но все же подозрения мои велики. О пастве беспокоюсь, о душах беззащитных, кои в заступничестве нуждаются. Поэтому я хочу побольше узнать об этой загадочной персоне.

Николас по-прежнему мерно вжикал оселком. Этак он его до пальцев сотрет или из меча ножик сделает. А что, если…

– Пожалуй, я помогу вам, святой отец. Вы заняты и ваши люди тоже. Так позвольте же моему министериалу навестить поместье фрау Йегер, разузнать что к чему. Ведь это долг каждого честного католика – помогать матери нашей святой церкви, не правда ли?

Инквизитор поджал губы. Фон Ройц буквально слышал, как в голове под тонзурой щелкают костяшки абака: «да» или «нет», согласиться или отказаться. И еще до того, как Иоахим открыл рот, барон понял, что выгоды перевесили.

– Благодарю за предложение, фрайхерр фон Ройц, – кивнул инквизитор. – Буду ждать отчета. А теперь я вынужден…

Он не договорил – дверь распахнулась столь резко, что священник едва успел прянуть в сторону, спасаясь от удара. Через порог комнаты переступил Девенпорт – его одежду покрывала дорожная пыль, а руки занимал небольшой продолговатый сверток.

– Господин барон… – Француз быстрым шагом направился прямиком к столу фон Ройца, инквизитора он, похоже, вовсе не заметил. В поспешности капитана было нечто тревожное – такое, что заставило отца Иоахима проглотить раздраженное восклицание. И уходить священник явно раздумал.

– В чем дело, Оливье? – Ойген нахмурился. – Что за вторжение? Надеюсь, у тебя весомая причина.

– Нет, признаться, она довольно легкая.

Обычная дерзость наемника прозвучала как-то странно – можно было принять ее не за дерзость, а за рассеянный ответ человека, слишком погруженного в собственные мысли.

– Я слишком занят, Оливье, и не расположен слушать твои шутки. Что у тебя? Говори толком.

– Вот, сами судите, – француз положил на стол принесенный сверток и быстро развернул не первой свежести тряпицу. Барон, наклонившийся было вперед, резко выпрямился, губы его брезгливо изогнулись. В свертке оказалась человеческая рука, отсеченная по локоть, – какая-то древняя, совершенно иссохшая и мумифицировавшаяся, с сухой, как пергамент, кожей, висящей на почти лишенных плоти костях.

– Какого дья… – Фон Ройц осекся, бросил сумрачный взгляд на подошедшего вплотную инквизитора и закончил недовольным тоном: – Где ты взял эту дрянь?

– По дороге в Шаттенбург из Рейхенау. Позаимствовал у мертвого кожевника.

– Какого еще кожевника, чтоб тебя?!

– Густава Фейраха из Фучсдорфа, он вез кожи здешнему кузнецу, но не довез, как видите.

– Когда вез? В прошлом году?

– Нет, прошлой ночью.

– Ты, верно, спятил, – барон откинулся в кресле, тон его из угрожающего стал настороженным. Девенпорт, конечно, не был ангелом, но обыкновения шутить столь нелепо за ним не водилось.

– Лучше бы спятил, – проворчал француз и кратко рассказал историю своей жуткой находки, от встречи с подмастерьями коваля Дитриха и до того момента, как случайно взятый след привел его к двум мертвецам, небрежно брошенным всего в полусотне шагов от дороги.

Один из них – здоровенный, просто одетый детина, очень походил на описанного трактирщиком Франка, слугу Фейраха. Ни ран, ни сломанных костей – парень будто прилег поспать рядом с телом хозяина. Иссохшим, обезображенным до неузнаваемости телом.

– Так, может, второй – и не Фейрах вовсе? – резонно усомнился подошедший к столу Николас.

– Пока мы с ним возились, нас нагнали подмастерья кузнеца, которому он добро свое вез. Я им тела и показал. Когда проблевались, признали большое родимое пятно на левой скуле. Да и слугу его тоже признали. И вот еще что: перстень на пальце, серебряный крестик, даже кошель – все при нем осталось. Кто бы кожевника ни прикончил, он не на деньги его позарился. Только воз с кожами забрал.

– Воз? – Лицо барона отразило недоумение. – Зачем убивать ради воза каких-то кож?

– Быть может, чтобы проехать в город, не внушив подозрений. Утром стражники пропустили его через Восточные ворота.

– Ты говорил с ними?

– Само собой, – Девенпорт поморщился. – Болваны уверяют, будто лошадью правил сам Густав Фейрах. Ma foi, они готовы в том побожиться! Воз мы с парнями нашли на соседней улице – его просто бросили, воришки уже стали растаскивать нагруженное туда барахло.

Барон помолчал, обдумывая услышанное, потом невнятно выругался и произнес:

– Не хватало нам еще забот, от которых воняет серой! Что скажете, святой отец? Сдается мне, сера – она по вашей части.

– Пусть стражники ищут этого… Густава, – задумчиво произнес инквизитор. – Если он суть дьявольское отродье, принявшее облик убитого человека, то облик этот, несомненно, выдаст его нам.