Спящая красавица - Андрей Гуляшки

— Б-р-р! Холодно! — вздрогнула Фея и, круто повернувшись, побежала навстречу дождю.

«И сегодня утром смотрел перед собой вот так же», — подумал Аввакум.

Некоторое время они с Гарри шли молча.

— Вы идете, как за гробом, — крикнула им, останавливаясь, Марианна. — Нельзя ли побыстрее?

И в этот момент они услышали крики боцмана. Он бежал, размахивая руками. Приблизившись, он вдруг пошатнулся и чуть не упал. Лицо его, мокрое от дождя, было испуганным:

— Вернитесь, — прошептал он с трудом. — Ради бога… вернитесь! С ним что-то случилось…

— Что? — быстро спросил Аввакум. Он схватил повара за лямки его белого фартука и сильно встряхнул. — Что случилось?

— Помогите! — всхлипнул бывший кок. — Помогите! Профессор убит!

11

Кто убийца? Одинокий профессор был хорошим человеком и еще более хорошим гражданином, и я уверен, что ни одна добрая душа, которой случалось общаться с ним даже немного, не успокоится до тех пор, пока не узнает, кто же, черт возьми, его убийца. Но я, восстанавливающий эту историю по рассказам Аввакума и со слов других людей, а также пользуясь собственными наблюдениями, не думаю, что вопрос об убийстве самый интересный в данном случае или, как говорится, узловой момент.

В тот день я спустился в Момчилово, чтобы навестить корову Рашку — эту сиятельную королеву надоев в нашем скотоводческом районе. Собираясь в дорогу, сунул себе в карман несколько кусков сахара, повязал голову шерстяным шарфом — мороз был изрядный, да к тому же мело. На момчиловскую молочную ферму я отправился кратчайшим путем.

В ложбине за Даудовой овчарней я заметил волчьи следы. Волков в том году было много. Они рыскали стаями. Но больше всего было разговоров о волке-одиночке, блуждавшем между Момчиловым и Триградом. Чабаны говорили, что это крупный зверь юга: хвостом он заметает следы, не хуже снегоуборочной машины.

Пугали его страшными клыками и свирепыми глазами, но я как ветеринарный врач не обращал на это внимания. Сущая правда, что перед Николиным днем он ухитрился пробраться в овчарню села Кестен и унести породистого барана.

Увидев следы я тут же вспомнил о проклятом волке-одиночке. Была минута, когда хотелось повернуть обратно — ведь я же не обещал корове Рашке навестить ее именно в этот день. В такую погоду хорошо сидеть дома, у очага и печь в золе картошку.

Я мчался на ферму во весь дух, а за мной гнались противные следы серого. Добрался все-таки благополучно и чуть было не чмокнул красавицу Рашку в лоб — так я радовался, что вижу ее цветущей.

На ферме я случайно застал среди доярок и мою старую знакомую Балабаницу. Ах, как она была хороша в своей лисьей безрукавке! Нет, что хотите, а лучше этой бездетной вдовушки нет никого на свете! Я знал, что она неравнодушна ко мне, хоть и держится притворно холодно. Поэтому я поздоровался с «ей особенно любезно и даже кивнул ей многозначительно.

— Как дела, Балабаница? Идут?

Это был довольно сложный вопрос — и, видно, она немного смутилась, потому что ничего не ответила, а лишь пожала плечами.

Тогда я принялся осматривать Рашку, а Балабаница сказала:

— Как вы не боитесь, доктор, тащиться из эдакой дали да еще в ненастье? А если пурга вас где-нибудь заметет? Или этот волк повстречается? Что тогда?

— Плохо придется волку, — ответил я. — Уж вы мне поверьте! — и я свирепо потряс кулаками. А сердце так и пело, так и пело. Ведь она неравнодушна ко мне!

Балабаница постояла молча, потом подхватила одну из доярок под руку и потащила во двор. Я услышал, как они расхохотались за дубовой дверью, и мысленно представил себе, как та чудесная безрукавка колышется сейчас у нее на груди.

Я вернулся обратно той же дорогой.

Какой-нибудь строгий литератор, вероятно, спросит меня: «Но к чему вы рассказываете нам эту историйку, как говорится, ни к селу, ни к городу? Что общего между этим волком или Балабаницей и убийством несчастного профессора? И зачем вы отвлекаете наше внимание от главного вопроса — об убийце?»

Но, если вы помните, я сказал, что вопрос об убийстве не самый важный. Мне пришел в голову этот эпизод, потому что в нем главная тема — тема волка. Ужасного убийцы-одиночки, который унес из кооперативной овчарни крупного барана. Иначе быть не может, ведь проклятому волку уделено все внимание. Даже Балабаница, если вы заметили, даже она вспоминает о нем… И, вероятно, не без основания. Справедливо сделает замечание и литератор-профессионал. Я ~ ветеринарный врач, и с литературными правилами не совсем знаком. Но я думаю так: какие бы доводы ни выдвигались, в той истории даже волк не самое главное. Пусть он идет по моим следам, пусть щелкает зубами, пусть все говорят о нем, и его зловещая тень лежит на трех четвертях печатного текста, но все равно зло не может быть главной темой рассказа.

Спросите, а что же тогда главное?

Судите сами. В конце концов, это может быть и корова Рашка. А почему бы и нет? Ведь я отправился в ужасную стужу, на зло вьюге и всем волкам в мире, чтобы только ее увидеть. Но вернемся от сумбурных воспоминаний. Кто убийца?

12

Они вбежали в дом почти одновременно. Марианна, правда, поколебалась секунду и отступила назад. По правилам первым следовало войти Гарри, но он так тяжело дышал, прижимал руку к сердцу и вообще имел вид человека, который едва держится на ногах. Сидячий образ жизни и систематическое недосыпание заметно подорвали его силы. Бывший кок выглядел, пожалуй, лучше всех, хотя был значительно старше остальных и дважды пробежал то же расстояние, что и другие. Но в глазах его был такой ужас, что Аввакум счел благоразумным отстранить его и первым поднялся по лестнице.

Дверь кабинета оказалась открытой. От большого абажура на порог падало эллиптическое светлое пятно.

Профессор сидел в кресле так, как всегда: маленький, съежившийся, ужасно худой и трагически смирившийся. По-детски тонкая шея профессора казалась почти сломленной. Широко раскрытые глаза смотрели удивленно и сердито.

Девушка, увидев профессора через плечо Аввакума и Гарри, вскрикнула, попятилась и пошатнулась. Тогда Аввакум приказал «боцману» отвести ее на кухню и дать воды. Аввакум взял опущенную руку — пульс не прощупывался.

Пока он держал безжизненную кисть, послышались голоса и торопливые шаги. Аввакум обернулся и второй раз за этот день поразился — глаза его встретились с такими знакомыми глазами лейтенанта Петрова.

Однако лейтенант почему-то не удивился.

— Мертв? — спросил он тихо.

Аввакум кивнул.

— Никого не выпускать из дома! — крикнул лейтенант в открытую дверь.

— Есть! — отозвались снизу.

Лейтенант подошел к трупу. На левой стороне домашнего сюртука профессора темнело влажное пятно.

— Пуля пробила предсердие, — сказал тихо Аввакум.

Лейтенант поднял голову.

— Это видно по цвету и интенсивности кровоизлияния, — добавил Аввакум.

Лейтенант вздохнул, достал сигареты и предложил их своему бывшему шефу. Потом поднял телефонную трубку и быстро набрал номер полковника Манова, причем с таким видом, словно это он сам прострелил грудную клетку Найденова и сейчас ожидал возмездия.

Лицо лейтенанта мертвело от каждого услышанного после рапорта слова. Воспользовавшись паузой, он выпалил, что вот, мол, и Аввакум Захов был пять минут назад здесь, в доме профессора, и, к счастью, снова тут. Лейтенант облизнул пересохшие губы и протянул трубку Аввакуму.

— Какой случай послал тебя так вовремя? — начал полковник. Голос его был притворно спокоен.

— Напротив, — сказал ему Аввакум. — Я опоздал на целых пять роковых минут.

— Теперь бери реванш, — предложил полковник. — Непременно! В конце концов это вопрос чести! Не позволяй разыгрывать себя!

— А может быть, я уже отвык? — нерешительно проговорил Аввакум, но сердце его учащенно забилось.

Полковник откашлялся, помолчал немного.

— Слушайте, товарищ Захов, — сказал он сухо. — Насколько мне известно, вы еще в наших служебных списках.

— Слушаю вас, — чуть склонил голову Аввакум. Он ожидал этих слов, как подарка. Но почему-то сейчас, когда слова уже прозвучали, он не испытывал торжественных чувств, которые предвкушал.

— Немедленно приступайте к следствию! — Манов не понимал, что ему не идет напыщенный тон. Есть люди, которые кажутся просто смешными в накрахмаленных воротничках. — Я приказываю. Заеду, чтобы объяснить вам кое-что.

Аввакум положил трубку и задумался. Ему казалось, что профессор, сидящий в кресле, похож на утопленника, опутанного отвратительными водорослями.

— Лейтенант Петров, — сказал Аввакум, — вы пришли сюда примерно через минуту-полторы после нас. Я не думаю, что вы и ваши люди находились на этой улице случайно. Следовательно, вы находились все это время где-то поблизости.