Утерянные победы Красной Армии - Артем Ивановский

Несколько иначе оценивал обстановку в своем корпусе сам Д.И. Рябышев: «Оставшаяся материальная часть после таких скоростных маршей оказалась для боя не подготовленной в техническом отношении. Отсутствие службы регулирования со стороны фронта и армии на важнейших оперативных магистралях приводило к беспорядочному передвижению войск, созданию «пробок», огромному количеству аварий и несчастных случаев, а также к бесполезной трате времени на передвижение войск, что вело в результате к несвоевременному выполнению приказов»[62]. Так что у Г.К. Жукова, как говорится, «ошибочка вышла». В 9 часов утра июня он никак не мог прибыть на командный пункт комкора Рябышева, так как в это время 8-й мехкорпус находился на марше где-то южнее Львова. Соответственно, ни о каком вступлении в бой 24 июня не могло быть и речи.

Примерно то же творилось в прочих выдвигавшихся к линии фронта корпусах. Форсированные марши, не предусмотренные никакими уставными нормами, приводили к излишне высоким внебоевым потерям матчасти от поломок и аварий, растягиванию и отставанию подразделений, а значит — к изначальной потере полноценного управления мехкорпусами их командирами. Не говоря уже о вышестоящих штабах. Поэтому атакующие войска не удалось собрать в единую, мощную группировку.

В сложившейся обстановке командование Юго-Западного фронта приняло иное решение. Слово Г.К. Жукову: «Начальник штаба фронта генерал-лейтенант М.А. Пуркаев и командующий фронтом генерал-полковник М.П. Кирпонос доложили:

— На всех участках фронта идут бои. Главное предельно ожесточенное сражение разыгрывается в районе Броды — Дубно — Владимир-Волынский. 9-й и 19-й механизированные корпуса 25 июня выходят в леса в районе Ровно. Мы решили, — сказал командующий фронтом, — 24 июня, не ожидая полного сосредоточения корпусов, начать контрудар на Клевань и Дубно. Командующий 5-й армией, кроме 22-го мехкорпуса, должен объединить действия 9-го и 19-го механизированных корпусов и оказать им необходимую помощь.

Решение было разумным, и я согласился с командованием фронта, предложив проверить обеспечение взаимодействия между корпусами и авиацией фронта[63]. Странную, однако, позицию занимал представитель Ставки Главного Командования на Юго-Западном фронте. Сначала Рябышев, затем Кирпонос и Пуркаев предлагали ему заведомо неверные решения, он же со всем соглашался, правда, после высказывания мотивированных замечаний. Которые, кстати, не претворялись в жизнь.

Утром 24 июня перешел в наступление 15-й механизированный корпус генерала И.И. Карпезо. Поскольку вовремя сосредоточить все подчиненные ему части не получилось, Карпезо выполнял поставленную корпусу задачу по овладению Радеховым силами 10-й танковой дивизии генерал-майора С.Я. Огурцова. Остальные только подтягивались к району боя. К тому же дивизия Огурцова действовала не в полном составе. Ее батальон тяжелых танков, имевший на вооружении KB, безнадежно отстал не марше. Ситуация усугублялась отсутствием точных данных о противнике. Бывший комбат З.С. Слюсаренко писал в воспоминаниях, как его батальон вместо Радехова направили в Броды: «Нам предстояло пройти около 60 километров. Средняя скорость KB 20–25 километров в час. Дорога песчаная, день жаркий… В таких условиях не реже чем через час работы двигателя необходимо промывать масляные фильтры… Приказ, разумеется, мы выполнили, но какой ценой! Более половины машин застряли в пути из-за технических неисправностей. Высланная же мною вперед разведка вернулась с сообщением, что противника в Бродах и его окрестностях не обнаружено. Не успели мы, как говорится, дух перевести, получили новый приказ — немедленно вернуться обратно, в прежний район обороны, идти форсированным маршем. На подготовку отводилось три часа»[64]. Таким образом, командование действовавшего в этом районе 48-го немецкого мотокорпуса имело возможность оказать хорошо организованное сопротивление вводимым в бой поодиночке частям корпуса Карпезо.

В течение дня 24 июня части 10-й советской танковой дивизии вели в районе Радехова встречный бой с 16-й танковой дивизией противника. Танкисты Огурцова сражались самоотверженно, но понесли невосполнимые потери и вынуждены были выйти из боя. Остальные части корпуса вступали в сражение по мере своего прибытия на исходные позиции 25, 26 и 27 июня. Затем к ним на помощь из района Львова подошла 8-я танковая дивизия 4-го мехкорпуса. Немецкое командование, заметив выдвижение к своему правому флангу крупных сил противника, отказалось от тактики встречных боев и занялось организацией прочной противотанковой обороны. Поэтому атакующим советским танковым частям удалось вклиниться в оборонительные порядки немцев лишь на несколько километров. Дальнейшее продвижение парировалось ожесточенным сопротивлением сосредоточенных на оборонительном рубеже немецких войск.

Главная беда заключалась в том, что для немцев советское наступление не стало неожиданностью. Они предвидели подобное развитие событий и готовились к ним. Генерал Гальдер оставил на этот счет запись в своем дневнике: «Противник все время подтягивает из глубины новые свежие силы против нашего танкового клина… Противник, как и ожидалось, значительными силами танков перешел в наступление на южный фланг 1-й танковой группы. На отдельных участках отмечено продвижение»[65]. Так что все атаки частей 4-го и 15-го мехкорпусов привели только к огромным потерям в живой силе и технике. Итог их действиям кратко подвел Г.К. Жуков: «15-й механизированный корпус генерала И. И. Карпезо выполнил свою задачу, к сожалению, не в полную меру своих значительных по тому времени возможностей»[66].

Схожим образом проходили боевые действия 22-го мехкорпуса на левом фланге танкового клина противника северо-западнее Луцка. К началу атаки генералу Кондрусеву не удалось собрать все свои войска. 41-я танковая дивизия корпуса находилась в отрыве от основных сил в районе Мацеюв — ст. Кошары и вообще не приняла участия в наступлении. Как уже отмечалось выше, немцы просчитали намерения советского командования и подготовили на пути атакующих частей корпуса Кондрусева надлежащую противотанковую оборону. Как только все наличные силы 22-го мехкорпуса втянулись в затяжной бой, 14-я немецкая танковая дивизия предприняла обходной маневр и обрушила левый фланг противника. Советские войска, понеся значительные потери, отошли за реку Стырь. Г.К. Жуков выразил свою оценку действиям этих частей всего несколькими словами: «В сражениях показали себя с самой лучшей стороны 22-й механизированный корпус под командованием генерал-майора С.М. Кондрусева и 27-й стрелковый корпус 5-й армии»[67]. Добавим, что из всех частей 27-го корпуса поддержку танкам оказала только 135-я стрелковая дивизия. 1-я противотанковая артбригада в наступлении на Владимир-Волынском направлении не участвовала и после очень пригодилась для организации обороны.

Пока по флангам 1-й танковой группы шли ожесточенные бои, Клейст продолжал в центре развивать прорыв в оперативную глубину. 25 июня немецкие танки ворвались в Дубно, пройдя за три дня около 150 километров. Развитие немецкого наступления заставило генерал-полковника М.П. Кирпоноса пороть горячку и бросать на фланги противника все вновь прибывшие в район боев свежие силы.

Утром 26 июня 9-й мехкорпус из района Клевань-Олыка нанес контрудар в направлении Дубно. Ему противостояли те же 13-я и 14-я немецкие танковые дивизии, накануне отразившие наступление 22-го мехкорпуса. Образ их действий не изменился. Встав в жесткую оборону, немцы смогли сдержать атаки 9-го мехкорпуса. Его командир К. К. Рокоссовский отметил в воспоминаниях: «У меня создалось впечатление, что командующий фронтом и его штаб в данном случае просто повторили директиву Генштаба, который конкретной обстановки мог и не знать. Мне думается, что в этом случае правильнее было бы взять на себя ответственность и поставить войскам задачу, исходя из положения, сложившегося к моменту получения директивы Генерального штаба»[68]. Проще говоря, мнение Рокоссовского совпало с мнением Пуркаева: не на немецкую оборону надо было лезть, а самим становиться в оборону.

Все последующие дни в полосе 9-го мехкорпуса шли затяжные, позиционные бои. Продвижение вперед было незначительным. Только 20-й танковой дивизии полковника М.Е. Катукова выпал заметный успех. В своих мемуарах он записал: «Первая победа под Клеванью обошлась нам дорого… В этом неравном бою мы потеряли все наши «бэтушки»[69]. Сражавшаяся против танкистов Катукова 13-я танковая дивизия противника также понесла большие потери. Но этот отдельный успех не мог изменить обстановку в целом.

Соседом Рокоссовского слева стал 19-й механизированный корпус генерал-майора Н.В. Фекленко. Его наступление должен был поддерживать 36-й стрелковый корпус генерал-майора П.В. Сысоева. Поскольку до прибытия на фронт корпусу Фекленко пришлось совершить марш протяженностью почти 400 километров, с его сосредоточением повторилась все та же история. Утром 26 июня на исходные позиции в районе Ровно удалось выйти только 43-й танковой дивизии полковника И.Г. Цибина. Подхода прочих частей можно было ожидать не ранее, чем через сутки, а то и двое. Но времени, конечно, не было.