Первородный грех. Книга вторая - Мариус Габриэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Интересно, кто из нас более несчастный узник?» – криво усмехнулся Джоул.
Его взгляд упал на ее ляжки. Он в недоумении нахмурился, затем наклонился поближе.
Иден заворочалась и открыла заспанные глаза. Джоул ткнул пальцем в худосочную ляжку.
– Что это, черт побери? – прорычал он. Девушка поспешно отвернулась и, схватив простыню, натянула ее на себя. Джоул вцепился в край простыни и грубо дернул. Дешевая хлопчатобумажная ткань с треском разорвалась на две половинки. Прижавшись к стене, Иден подобрала колени к груди и изо всех сил стиснула их руками. Джоул бросился на нее. Какое-то время они отчаянно боролись. Но она была слишком слаба, чтобы оказать ему сопротивление. Он легко справился с ней и, придавив к кровати, снова грозно спросил:
– Что это, черт побери?
Удерживая ее одной рукой, другой он провел по бесчисленным крохотным шрамам на лодыжках, под коленками, на бедрах… И до него дошло.
– Следы от уколов, – прошептал Джоул. – Так ты ширяла себе героин? Отвечай!
Иден молчала. Как только он отпустил ее, она тут же схватила рваную простыню и снова натянула ее на себя.
Совершенно ошеломленный, Джоул выпрямился.
– Значит, это была вовсе не болезнь, – проговорил он. – Просто ты наркоманка.
– Нет…
– Да! У тебя была ломка. Вот почему ты так загибалась.
Она затрясла головой, но в ее огромных зеленых глазищах ясно угадывались ощущение вины и страх.
– Почему, мать твою, ты скрыла это от меня? – сам того не желая, заорал он. – Сука! Ах ты сука! – Открытой ладонью он ударил ее по лицу. Голова Иден откинулась набок. У нее на губах показалась полоска крови. – Я ведь думал, ты умирала!
– Я и сейчас умираю!
– Чушь! – продолжал вопить Джоул. – От ломки не умирают.
– Да что тебе об этом известно? – завизжала она, в ее глазах заблестели слезы. – Мне нужен врач! Мне нужна помощь!
Он протянул руку и попытался схватить ее за ляжку. Она снова сжалась в комок. Наклонившись, он уставился на ее усеянные следами от уколов ноги, потрогал пальцем вспухшие рубцы.
– И давно ты ширяешься? Лет пять?
– Год, – стиснув зубы, пробормотала Иден, стараясь прикрыться своими маленькими ладошками.
– Лжешь! – Она дернулась, словно ожидая очередного удара. – Как, черт тебя побери, ты могла сделать такое с собой всего за один год? Колола себе по десять иголок за раз? Наркоманка, мать твою!
– Оставь меня, – взвизгнула она, зажав руки между ног и уворачиваясь от него. – Не прикасайся ко мне!
Джоул сразу понял этот ее жест.
– Ты что, думаешь, я собираюсь тебя изнасиловать? Думаешь, у меня на тебя поднимется? – возмутился он. Голос его задрожал. – Да ты же омерзительна. Ты только посмотри на себя. Засушенный лягушонок!
И тут Иден взорвалась. Подавшись вперед, она с таким остервенением принялась поносить его, что Джоул даже опешил.
– Кто ты такой, сволочь, чтобы оскорблять меня?! – завопила она. – Ты же больной! Псих! У тебя крыша поехала! Если бы ты был нормальным, ты бы никогда этого не сделал!
– Заглохни!
– Да пошел ты в жопу! – Сейчас она была похожа на маленького разъяренного зверька с горящими глазами и оскаленными зубами. – Ты сумасшедший! Как же ты сам-то не видишь, что у тебя с мозгами не все в порядке? Ты ведь чокнутый!
Он попытался схватить ее, но Иден намертво вцепилась ногтями в ткань надетого на нем капюшона, норовя выцарапать ему глаза. Послышался треск рвущейся материи. А в следующую секунду капюшон уже был у нее в руках, и она оказалась лицом к лицу со своим тюремщиком.
Ее взору предстали ястребиный нос, темные усы, худые щеки. Темные вьющиеся волосы. Пронзительный взгляд сверкающих черных глаз.
Она словно перенеслась в прошлое, в тот день в каньоне Лорель. Это был человек, который стащил ее с коня.
– О Боже! – отпрянув, в ужасе прошептала она. – Ты!
Его лицо исказила гримаса бешеной злобы. Схватив Иден за волосы, он рывком повернул ее лицом к стене. Она изо всех сил вцепилась в железную раму кровати, а он навалился на нее, стараясь прижать ее лицо к подушке. Она слышала его тяжелое дыхание, чувствовала его запах, мужской, едкий. И вдруг Иден отчетливо поняла, что находится всего в нескольких дюймах от смерти.
– Богом клянусь, я сделала это не нарочно, – в отчаянии проговорила она. – Кто бы ты ни был, я никому не скажу!
Джоул продолжал давить на нее. Это длилось, казалось, вечность. Потом он неожиданно отпустил ее и встал.
– Я никому не скажу, – повторила Иден, не оборачиваясь и не смея открыть глаза. – Клянусь тебе, никто не узнает, что я видела твое лицо! Я никому никогда не расскажу этого!
У нее за спиной с грохотом захлопнулась дверь.
Глава одиннадцатая
СВЯЩЕННОЕ СЕРДЦЕ
Март, 1938
Барселона
Самое невыносимое – это страдания детей.
Мерседес не такала уже несколько месяцев. Ее сердце ожесточилось, душа огрубела.
Но теперь, после шестнадцати авианалетов в течение двух дней, именно дети явились причиной ее слез.
Иногда их доставляют с ранами, на которые невозможно без содрогания смотреть, и, пока их лечат, они тоненькими голосочками пронзительно визжат. Словно кролики. Невыносимо. А иногда они переносят боль с совершенно невероятным стоицизмом, лишь молча уставясь на докторов громадными глазищами, пока те латают и штопают их плоть.
Часто их привозят в больницу Саградо Корасон[5] нагими, никем не опознанными. И мертвыми. Убитыми взрывами бомб. С внутренними органами, превращенными в кровавую массу.
Таких крохотных, таких невинных, таких беззащитных, их вытаскивают из-под обломков домов с открытыми глазами и ртами, с безжизненно болтающимися ручками, словно это руки тряпичных кукол.
Есть какая-то ужасная несправедливость в этих маленьких мертвецах. И ужасная несправедливость есть в женщинах, которые, стоя возле них на коленях, сложив руки в тщетной молитве, заходятся в другие раздирающем, животном крике.
Покидая больницу, Мерседес плачет навзрыд, но никто даже не пытается ее успокоить. Все понимают, что творится у нее в душе от этих картин. Они и сами плачут.
Систематические бомбовые удары измотали всех и вся. Мерседес едва держится на ногах. Слишком много людей нуждаются в ее помощи.
На улицах женщины с младенцами и дети выстраиваются в длинные очереди за хлебом. Мясо стало совершенно недоступным, даже конина. Уже начали есть собак и кошек. Вдоль проспекта Рамблас сидят мужчины, продающие табак, извлеченный из окурков.
И как только Республике удается все еще держаться? В этом году Франко как никогда хорошо вооружен. В его войсках больше порядка. У него больше денег. Он просто чувствует, что победа буквально выскальзывает из его рук. Но долго так продолжаться не будет.
