Карьерист - Юрий Иванович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Светать начинает! Мне пора срочно уходить! А ты – лечись, ночью я опять к твоим артефактам приплыву».
«А что с каркасом того самолёта, что мы подняли?» – вспомнил а’перв.
«Всё на том же месте болтается, – последовал ответ уже затихающей ментальной связи. – Течений там вроде нет, разумные то место не навещают. Ну и то чудовище…»
Что случилось с глубоководным монстром, расслышать не удалось. Скорей всего он умер уже на этой стороне от полученных ран. Или не умер? А попросту сбежал в самое безлюдное место ДОМА? А что ему ещё остаётся делать, если первый же встреченный им человек оказался ему не по зубам?
Так или иначе, но после ухода Тилиуса из ментального пространства Поль остался один-одинёшенек. Поэтому самое время настало, чтобы разобраться с собственным здоровьем. Для начала… И уже только потом думать: «Где это я?», «С какой такой стати?» и «Можно ли отсюда убраться?» Вроде всё просто и последовательно, а ничего сразу не получилось. И причины на поверхности: нет сил, нельзя пошевелиться, и даже глаза не открываются.
Хуже всего, если не страшней, оказалось с глазами. Они вроде как и шевелились, и красные с оранжевым круги виднелись от напряжения, а… никак открываться не желали! Показалось даже в какой-то момент, что глаза засыпаны толстым слоем грунта. Или песка?
Нарастающую панику удалось отогнать логикой:
«Спокойно! Какая земля? Я ведь спокойно дышу. Причём носом. И ничего этому процессу не мешает… Значит…»
После такого гениального вывода догадаться, что на глазах повязка, уже оказалось намного проще. Ну и наступившее успокоение помогло слуху кое-как прорезаться. Непонятные шумы и скрипы преобразовались в отдельные слова, а чуть позже и в хорошо воспринимаемые предложения. Нельзя было сказать, что говорили на чистом, правильном рииксти, но вполне хватало для общего понимания, а мелочи угадывались по контексту.
Некто, явно из больших чиновников (министр, если не местный царёк какой-нибудь) громогласно поносил работников здешнего здравоохранения. При этом он возмущался, что врачи сумели спасти всего лишь четверых человек из экипажа в двести единиц!
Что интересно, ему твёрдо отвечал мужской голос без всякого страха или подобострастия:
– Нашей вины в этом нет! К нам доставляли уже практически трупы. Да и большая часть доставленных якобы живыми никак не могли долго прожить после жутких ожогов, многочисленных переломов или не совместимых с жизнью внутренних кровоизлияний.
– О-о-о! Кракен вам всем в печень! – не унимался расстроенный донельзя чиновник. – Вам доставили пятьдесят моряков, а выжило из них только четверо?! Как это понимать?! Всё равно слишком мало! Плохо работаете!
– Работали целые сутки на износ, – в прежнем тоне продолжал отвечать невидимый главврач. – Никто не спал и не присёл ни разу. А если не устраивают результаты самоотверженного труда подотчётного мне госпиталя, я готов немедленно уйти в отставку.
– Далась тебе эта отставка?! – вроде и кричал некто, но уже намного тише и не так озлобленно. – Вот ведь заладил… А мне что прикажешь делать? Как и у кого я выясню, что случилось на этом драном пароходе, если все передохли? Или остались ничего не соображающими инвалидами? Сам ведь слышал, что эти утырки двух слов связать не могут и толком ничего не видели. А этот чего разлёгся, не мычит не телится? – Голоса раздавались совсем рядом. – Он вроде самый целый из них?
– Относительно… Голова у него содрана преизрядно. Скорей всего серьёзное сотрясение мозга. Ну и по всему телу мелких ожогов, потёртостей и ссадин хватает. Глаза вон чуть взрывом через уши не выдавило, все капилляры полопались, не факт, что зрячим останется… И не факт, что выживет.
Похоже, прибывшие начальники читали нечто в виде амбулаторной карты больного. Потому что крикун хмыкнул, а потом стал уточнять:
– Почему этот тип в отдельной палате?
– Очень, очень тяжёлый случай. И мы применили к нему особое лечение. Не каждый после такого выживет. Вот и приходится возле него постоянно держать квалифицированную сиделку.
– Чего это он в заливе совершенно голым оказался?
– Мало ли… – пустился в предположения главврач. – Может, спал как раз…
– Но совсем уж голыми матросы не спят?
– Так после взрыва ещё и керосин горел. Или что там у вас горит-то?.. Многие срывали с себя горящие одежды, как я понял…
– Хм! И опознать его никто не сумел?
– С его-то опухшей мордой? Да с кучей повязок на голове? Причём все его сослуживцы, считай, погибли.
– Ну да… Хоть бы выяснить, с какой он боевой части?
– Очнётся – сам расскажет. Но не факт, что добавит сведений о причинах взрыва. Да и очнётся ли? Может, так и умрёт в виде бессознательной медузы. Есть для этого все предпосылки. Консилиум подтвердил самый негативный анамнез.
– Тьфу ты! Сожри кракен ваш консилиум!
– Напоминаю: нашей вины нет.
– Ладно, ладно… Заладил одно и то же! – Голоса стали удаляться. – Но если вдруг очнётся этот парень, пусть сразу у него выспросят, что случилось на пароходе и кто виноват. А то мне очень, ну очень…
Слова слились в неразборчивое бормотание. Оставшись в относительной тишине, Поль не знал, радоваться ему или укорять себя за притворство? С одной стороны, вроде пока ничего не грозило. Приняли за одного из выживших моряков. То есть время есть, спешить некуда. С другой – где силы взять, если раненого даже кормить не станут? Дескать, медуза, всё равно помрёт. А применить воздействие к недавним посетителям а’перв почему-то не решился. Вдруг что-то не так пойдёт? Или рядом посторонние будут? Ведь явно ещё кто-то был из сопровождающих! И вообще: силёнок-то для «отката» и «подбора» где взять? Вначале с ними надо решить… Или поесть… Или попить хотя бы… Или примучить кого не глядя?.. Но если кто посторонний умрёт при «отборе»? Могут быть неприятности… Замкнутый круг получается.
Напряжённо прислушиваясь, Труммер понял, что кто-то возле него крутится. Шорох, движения поправляемого одеяла, вроде как сочувственный вздох…
Решил рискнуть, простонав еле слышно:
– Пить…
Повезло! Рядом оказалась сиделка с хорошим слухом. Вроде даже как молодая, если судить по голосу:
– Сейчас! Сейчас, болезный! Потерпи чуть-чуть.
Голову аккуратно приподняли вместе с подушкой, а губ коснулся носиком фарфоровый чайничек. Вода оказалась страшно вкусной, жутко полезной и невероятно освежающей. Поощер выпил всё до капельки, после чего, набравшись наглости, опять простонал:
– Бульончика бы…
Сиделка засомневалась:
– Не знаю, можно ли тебе? – но тут же и приняла решение: – Но и запрета на жидкую пищу не было. Значит, принесу. Подожди немножко.
Умчалась. Но и вернулась довольно быстро с бульоном, используя для кормления всё тот же фарфоровый чайничек. Пусть только одна порция, зато настолько вкусная и живительная, что Поль почувствовал себя возрождающимся, словно Феникс из пепла. Теперь только и оставалось, что уговорить сестру милосердия на добавку, потом… ещё на одну. Желательно – на две! И можно в полной мере начинать самолечение.
Но не успел а’перв отдышаться после бульона да порадоваться первому всплеску энергии в районе солнечного сплетения, как обстановка вокруг резко изменилась, а атмосфера в палате стала грозовой. Причём волна негатива хлынула не на Труммера, а на бедную девчушку, которая оказалась объектом грязных сексуальных домогательств какого-то хамоватого типа. Похоже, он ворвался в палату бегом, захлопнув плотно дверь, и с ходу сграбастал пискнувшую жертву в объятья.
– Ну и чего ты вырываешься? – прорычал он, будучи уверен в своей неотразимости. – Наконец-то мы одни, и нам никто не помешает. И не криви свои прекрасные губки!..
– Я буду кричать! Отпусти! – шипела разъярённая жертва.
– Не вздумай! Иначе вообще голову сверну! – последовала жестокая угроза. – Ты за кого себя принимаешь?.. Нищенка-задавака! И не забывай, благодаря кому ты устроилась на это место.
Труммер на услышанное только мысленно вздохнул. И в этом мире нет места справедливости! Хотя что можно сказать о доброте местных аборигенов, если они только забавы ради расстреливают из пушек незнакомого им безоружного человека?
Зато появился весьма удачный повод поживиться так необходимой раненому жизненной энергией и при этом не терзаться моральными сомнениями. Только и следовало произвести воздействия, чтобы «откат» настиг озабоченного хама и не коснулся беззащитной сиделки. В этом плане пригодились наработки со смертниками, которые Труммер успел проработать в тюрьме города Крюдинга. Да и применялись они уже не раз, особенно в свалке сражений во время прорыва из города и на памятном мосту.
То есть некие две сущности как бы ощущались в пространстве, различаясь к тому же размерами. Глаза для этого не стоило держать открытыми, и должное воздействие воткнулось тонким лучом в массивную тушу насильника. Следом понёсся «подбор», весьма удачный, хотя желаемой энергии оказалось маловато.
