Подарок - Джан Макдэниел

— Знаешь, Селина, ты… ты…

Ярдли начинала сердиться. Не могла же она рассказать сестре, что упала в обморок, а Саймон схватил ее и затащил в свою постель. Ирония ситуации заключалась в том, что никто, кроме Саймона, не знал о ее обмороке, и она предпочитала, чтобы это так и оставалось. Не хотелось попусту тревожить близких, поскольку сама она не считала, что с ее здоровьем что-то неладно. Саймон не в счет. Он-то не станет за нее тревожиться.

— Что — я?

— Ты неисправима.

— Подчас я думаю, что ты — тоже. Разве может с тобой случиться что-нибудь хуже того, что уже… В самом деле, может, если бы ты забыла про эту идиотскую форму и предоставила решать эту проблему самой Мими, то тебе не пришлось бы сейчас сердиться. Ты просто радовалась бы возможности приятно провести время, потанцевать на осеннем балу с красивым парнем.

Ярдли задумчиво посмотрела на Кэйси, но вид веселого ребенка не смог отвлечь ее от того, что у нее на уме.

— Я уже раз попробовала покрутить, что называется, любовь с одним человеком, но, когда вернулась из Бостона, решила больше не пускаться в такие авантюры. Нет уж, если я и лягу с кем в постель, так не раньше, чем полюблю этого человека, и не прежде, чем мы поженимся. И потом, какого черта мы вообще говорим о Саймоне Блае? Он плохой человек. И я говорю это не только потому, что Мими его не одобряет, можешь не сомневаться.

— Но не кажется ли тебе, что он очень красив?

— Да, красив… — Ярдли осеклась, поняв, что ответила слишком уж быстро. — Но фальшив и чересчур груб. Ты не знаешь его. К тому же он ненавидит все наше семейство.

— Ты же сказала, что он имеет зуб на нашего дедушку.

— Нет, он всех нас ненавидит. Поверь мне.

— Помню, еще ребенком я одно лето частенько крутилась возле мастерской. Мне казалось, что дедушка любит Саймона. Когда дедушки рядом не было, Саймон позволял мне войти и посмотреть на то, как он работает. Он даже угощал меня жевательной резинкой, знаешь, той, которая надувается.

Ярдли повернулась к сестре.

— В самом деле? А мне дед не позволял и близко подойти к мастерской.

— Ну, ты — другое дело. Тебя-то оберегали от всего, что тебе не годится. Как же, не дай Бог, деточка положит глаз на кого-то, кто ее не достоин. Дедушка вполне искренне верил, что такие, как Саймон и люди его круга, тратят свободное время лишь на одно-единственное занятие — валяются на сене, делая детей.

— Селина!

— Только не говори, что это неправда. Они все так боялись, что ты не туда посмотришь и не того приметишь. Со мной-то было проще, можно было не обращать внимания, куда я там смотрю, я ведь для них была заведомо пропащим существом, и все из-за моей мамы.

— Это нелепо. Мими любит Франческу. Да и дедушка любил ее.

— В самом деле? Так почему же тогда в гостиной до сих пор висит свадебная фотография папы с твоей матерью, а не с моей?

— Они никогда не навещали Мими. Бабушка не раз жаловалась на это.

— И громко, я думаю. Слишком уж громко, далеко было слышно… Ох, Ярдли, ты не должна была возвращаться сюда. Посмотри, что она с тобой сделала. Возвращайся в Бостон и живи своей собственной жизнью.

— Моя жизнь теперь здесь. Почему бы и тебе не остаться и не поработать на «Коллекцию Киттриджей»? Бог знает, какое множество здесь комнат, неужели для вас с Кэйси не найдется места?

— Когда вернется Мими, здесь не останется свободного места. — Селина покачала головой и ухмыльнулась. — Да и вообще, неприятно мне смотреть, как из тебя тут делают взломщицу и грабительницу.

Ярдли негромко рассмеялась. Уж с Селиной-то она могла посмеяться над этим.

— Знаешь, и сама не пойму, как я решилась на подобную глупость.

— Мне иногда кажется, что она тебя гипнотизирует.

Ярдли вздрогнула, услышав, что в дверь позвонили.

Они обменялись с Селиной настороженными взглядами.

— Я открою, — сказала Селина. — Хочу поближе взглянуть на Саймона. Уж несколько лет как я его не видела.

Она подхватила Кэйси и, прежде чем Ярдли смогла ее остановить, устремилась по лестнице вниз.

Беря пальто и сумочку, Ярдли, слышала, как внизу отпирается дверь. Тотчас послышался голос Селины.

— Привет, Саймон. Я Селина, вы что, не узнаете меня? Сестра Ярдли. Она сейчас спустится. Проходите.

Ярдли закатила глаза. В этом вся Селина. Она разговаривает с ним так, будто они студенты, только что вернувшиеся с каникул. Ярдли любила сестру, но иногда ей хотелось, чтобы Селина была более осмотрительной и хоть немного думала о том, что делает.

— Это мой сын, Кэйси. Кэйси, поздоровайся с дядей. Саймон, вы чего-нибудь выпьете?

— Нет, спасибо, Селина.

— Мими в отсутствии, так что можете расслабиться и не озираться, боясь, что она с минуты на минуту свалится вам на голову.

Ярдли улыбнулась, услышав раскатистый басовитый смех Саймона. Она не переставала удивляться общительности сестры, тому, как легко той удавалось ладить с людьми. Даже такие, как этот мрачный Блай, не могли устоять против нее. Вот ведь, и двух минут не прошло, а Селина его уже рассмешила.

Пальто висит на одной руке, в другой руке сумочка, а сама она замерла в открытом дверном проеме и, склонив голову, прислушивается к голосам внизу.

— Я не видел вас в городе, Селина, с тех пор, как вернулся сюда, — прозвучал голос Саймона.

— А вы, значит, помните меня?

— Да, я замечал, как вы мелькали неподалеку, когда я работал на вашего деда. Но тогда вы были ребенком.

— Просто беда. Ну что она там так долго возится! И без того уж часы потратила на приготовления. Видно, вы действительно нравитесь ей.

— Вы так думаете?

От возмущения у Ярдли перехватило дыхание. Нет, она явно допустила ошибку. Селину и на минуту нельзя было оставлять наедине с Саймоном. Едва отдышавшись, Ярдли появилась на верхней площадке лестницы. Эти несколько часов, что ей придется провести в обществе Саймона-победителя, она решила быть вежливой и любезной. Впрочем, это было совсем не просто, ибо стоило ей вспомнить торжествующе холодный взгляд Саймона в тот момент, когда она, подобно тряпичной кукле, повисла на заборе, как ее захлестывала волна стыда и ненависти. Какие наглые глаза у него были в тот момент! Ни капли человеческого сочувствия!.. Но она тотчас напомнила себе, что сама виновата во всем случившемся и что на его месте каждый имел бы право на презрение к ней, не суть важно, в чем оно выражалось бы, в злости или издевке. Но хуже всего, что она не может забыть горячей волны, захлестнувшей ее, когда он притиснул ее к ограде. Да почему, черт возьми, он так волнует ее? Даже теперь…

По какой-то совершенно необъяснимой причине, чем больше она злилась на Саймона Блая, тем сильнее ее влекло к нему. Хорошо, она может признать существование чисто животного влечения, с которым человеку совсем не просто справиться. Но разве однажды она уже не обожглась на этом? Ей нужен кто-то, кто был бы добр к ней в любых обстоятельствах, принимая ее такой, какова она есть, иными словами, кто-то, кто любил бы ее.