Там, вдали, за… Повесть и рассказы - Сергей Чевгун

– Нам десять скважин до первого сентября надо пробурить, а ты с одной неделю возишься, – бушевал этот умный.

Бурильщик вяло отбивался:

– Да вы посмотрите, какой здесь грунт, Павел Иванович! Невозможно работать: то противотанковое ружье на бур намотаешь, а то, извиняюсь, в бытовые отходы угодишь.

– Ты насчет ружья осторожней… мало ли что… Сразу саперов зови, – предупредил этот умный из НИИ, на поверку оказавшийся обычным Павлом Ивановичем. – А насчет отходов я и без тебя знаю. Здесь когда-то овраг был, всем городом его засыпали. Ты не волнуйся, Петрович, это не опасно.

Пообещал Петровичу премию, лишь бы только бур у него не ломался, и отправился прямиком к мэру, где все подробно и пересказал.

– К сентябрю-то успеете? – озабоченно спросил Турин. – Вам же еще, я так понимаю, надо измерительные приборы хотя бы в половине скважин установить? А потом еще расчеты сделать… В сроки уложитесь?

– Надо бы установить, Аркадий Филиппович, надо бы сделать! Да боюсь, не успеем, не установим. И не уложимся, – вздохнул умный Павел Иванович.

– А в чем дело? Может, средств не хватает? Так вы скажите, мы еще выделим, – торопливо пообещал Турин.

– Не в деньгах дело, Аркадий Филиппович! Здесь дело в другом, – неожиданно брякнул из НИИ. Глаза у него затуманились, и это не укрылось от мэра.

– Что, осадка продолжается? – спросил он напрямую.

– Продолжается, Аркадий Филиппович! Уже на метр семьдесят Монумент под землю провалился. Это утренние замеры. А к вечеру, я так думаю, еще сантиметров на сорок под землю уйдет…

Начиная с обеда, Герману Шульцу не работалось. От профессора он вернулся с растревоженной душой и отяжелевшим сердцем. И хотя последствия тектонического процесса, произошедшего в районе Тихого океана, Европе не угрожали (здесь Крестовски стоило верить, в своих прогнозах тот ошибок не давал), прежний покой к магистру так и не вернулся. Одна лишь мысль, что прямо сейчас в глубинах Земли происходят невидимые процессы, последствия которых невозможно предугадать, заставляла магистра то задумчиво прохаживаться по лаборатории, то возвращаться к столу и снова брать в руки утреннюю сейсмограмму.

Шульц представил себе тектонический разлом, протянувшийся от Курил до Суматры. Сейчас он нисколько не сомневался, что именно аномальное возмущение астеносферы изменило геоструктуру земной оболочки в штате Флорида. Землетрясение произошло в Тихом океане, а в городе Дельтон (США) на федеральной дороге? 65 почти сразу же образовался провал. Как это понимать? Вероятно, дело в водоносном слое: практически не сжимаемая вода способна передавать перепады внутрипластового давления на огромные расстояния. Так что если завтра где-нибудь в центре Варшавы неожиданно забьет геотермальный источник, или на Средне-Русской возвышенности за одну ночь исчезнет какое-нибудь озеро, причину следует искать совсем в другой стороне…

Дойдя в своих мыслях до этого места, Шульц заставил себя остановиться и в дебри геотектоники больше не лезть. Выпил кофе, вернул в книжный шкаф научных светил, в трудах которых уже не нуждался. Вспомнил, что сегодня вечером должен быть в гостях у бабушки Берты, и позвонил жене – напомнил, пусть заранее закажет такси. До конца дня успел написать несколько страниц для монографии, закрыл лабораторию и отправился домой. «Kolnische Zeitung» Шульц захватил с собой – почитать на досуге.

По случаю встречи с родственниками фрау Шульц надела глухое черное платье и навела легкую косметику. У тети Клары платье тоже было темное, а вот с косметикой она явно перестаралась: синие тени и лиловая помада живо напомнили Шульцу девушек его молодости с улицы Красных фонарей. Впрочем, тетка вела себя благопристойно и с племянником не заигрывала.

– Бедный дядюшка Курт! – начала она всхлипывать еще за три квартала до бабушкиного дома. Так, с потекшими ресницами, и поднялась на второй этаж, прижимая к груди каллы цвета перезревшего граната.

Пока Шульц освобождался на кухне от кольраби и бутылок с «Айсвайном», женщины наскоро глянули в зеркало и перешли в гостиную. Судя по тому, что массивный стол был сервирован саксонским фарфором на пять персон, было ясно, что придет, кроме родственников, еще какой-то бабушкин знакомый. Или – знакомая, без разницы.

Почетное место за столом предназначалось отставному генералу фон Дайхену. Ровно в семь он позвонил в квартиру, а в семь ноль две уже по очереди приветствовал всех присутствующих, начиная, понятно, с хозяйки дома.

– Примите мои сочувствия, – сказал фон Дайхен, и хозяйка их с благодарностью приняла. – До чего же печальный сегодня день! – вымолвил он, подходя к фрау Шульц, и та невольно склонила голову. А учтиво кивнув тете Кларе, генерал вздохнул: – Каким прекрасным математиком мог бы стать ваш дядюшка Курт, если бы остался жив! – и тетя Клара, не удержавшись, в очередной раз всхлипнула.

Пока женщины хлопотали на кухне, мужчины сидели в гостиной и разговаривали о пустяках. Запах жареной утки с яблоками к серьезным темам не располагал. А минут через тридцать, когда кольраби была уже готова, отставной генерал вызвался помочь откупорить бутылочку «Айсвайна» и сделал это истинно по-военному, то есть мгновенно и без всяких брызг. Шульц убавил в квартире свет и зажег двадцать поминальных свечей. Они дрожали и расплывались в заплаканных глазах бабушки Берты.

– Германия скорбит о вашем погибшем муже, дорогая Берта! – торжественно сказал генерал, первым поднимая рюмку. – Прекрасно помню тот страшный бой у местечка Rossosсhki. От нашей пехотной роты осталось всего пятнадцать человек, а потеряли мы около двухсот… и среди них – нашего славного Курта. Помянем же его, господа!

Здесь свечи в глазах у бабушки и вовсе расплылись, тетя Клара всхлипнула, на этот раз уже в полную силу, а фрау Шульц почувствовала, что голова у нее хоть и не болит, но валерьянки накапать все же не мешает. Лишь Герман привычно держал себя в руках. Он склонил голову и несколько секунд так сидел, глядя перед собой – в тарелку с кольраби. Молча выпил вино и принялся за еду, стараясь делать это как можно тише.

Потом выпили за всех погибших и пропавших без вести на Восточном фронте, затем подняли бокалы за возрожденную Германию… Отставной генерал не подвел – оказался настоящей душой компании. Он не только за Восточный фронт выпил, но еще и Западный вспомнил, а заодно уж и за Нормандию бокал поднял.

В общем, когда подошло время подавать на стол утку с яблоками, генерал был уже в ударе: доказывал тете Кларе, что прежние таблицы расчетов при танковой стрельбе из укрытия безнадежно устарели и их давно пора пересмотреть. «Был бы жив Курт, он бы этим обязательно занялся!» А доказав все, что хотел, тут же принялся рассказывать Шульцу про своего однополчанина – полковника Фитшена, с которым когда-то воевал в страшном Городе на реке Wolga.

– Фитшен попал в плен совершенно случайно – выкрали из блиндажа. Наверное, думали, что это важная птица, – вспоминал генерал. – Я же сдался вместе со всеми – по приказу. В нашей группе военнопленных было пять тысяч человек, а через месяц в живых осталось всего пятьдесят. Остальные замерзли в поле, у села Beketovka… Нам с полковником повезло: в первую же ночь рядом с нами умер раненный офицер-интендант. Мы сняли с него настоящий русский тулуп и всю зиму по очереди грелись, пока нас с Фитшеном не разлучили. Его отправили вверх по реке восстанавливать какой-то завод, а я до сорок шестого года расчищал завалы в центре Города.

– А где он сейчас, этот Фитшен? – спросил Герман Шульц, аккуратно обгладывая утиное крылышко. – Надеюсь, находится в полном здравии, как и вы, генерал?

– Увы! Полковника давно нет в живых, – глаза у фон Дайхена стали еще грустней, чем были. – Помню, как однажды он прибежал ко мне домой и прямо с порога закричал: «Ганс, дружище, ты слышал новость? Сегодня в Берлине начали ломать проклятую стену!» Бедняга… Это радостное известие полковник Фитшен так и не пережил. В тот же вечер, возвращаясь из гостей, он выпал из трамвая, когда вагон тряхнуло на повороте. В полиции мне сказали, что полковник был пьян, как последний унтер, но я этому не верю. Да он любого из нас мог на спор перепить!

На этом месте генерал дал слабину: неожиданно прослезился и предложил выпить за тех, кто еще жив. При этом он так выразительно посмотрел на бабушку Берту, что та не выдержала и разрыдалась. Фрау Шульц с тетей Кларой подхватили бабушку с двух сторон и отвели в спальню, предоставив мужчинам возможность самим решать: пить им за тех, кто еще жив, либо пока воздержаться.

– Полковник так ничего и не простил русским – ни поражения у стен Города, ни этого дикого зимнего поля вблизи села Beketovka, – вздохнул генерал и покосился на спальню. Потом решительно взялся за бокал. – Может, выпьем, герр Шульц… пока еще живы?