Зимние солдаты - Игорь Зотиков

Меня сделали квартирьером и направили в тыл, в Винницу, километров за шестьсот. Дали мне лошадь, и Чашин, новый командир полка, говорит:

– Мы здесь сами будем управляться, заявку сделали, чтобы вагоны грузить. А тебе, как ротному командиру, даю впридачу к винтовке еще наган и лошадь, и ехай куда хочешь, готовься к приезду полка, потому что мы решили ехать через Винницу.

Я даже сейчас еще удивляюсь, какой же я квартиръер, если не знал, где и когда для полка снимать квартиру.

Но я приказ получил и поехал. Ехал ночами, когда стемнеет. Как я не боялся, что меня застрелят в одно прекрасное время?

И вот однажды вдруг стоп! – перетянута веревками дорога, по которой я ехал, лошадь остановилась. И сразу гул голосов, и встают из кустов несколько десятков человек.

Меня сразу задержали, проверили документы и отправили в деревню. Оказывается, деревня эта восстала, а местный помещик засел в имении. Меня решили судить. Но не могли определиться, как со мной поступить. Они все вооружены, несколько сот домов в деревне. В конце концов суд постановил: возвратить винтовку и обязать жить в этой деревне, а когда пойдут брать фольварк – имение, – я должен буду участвовать с ними в штурме.

Я понял, что попал в руки партизан и лучше не перечить. Но через некоторое время они поверили, что я квартирьер, мне надо ехать в Винницу, и отпустили, отдав оружие и документы.

Квартирьер в Виннице

– Примерно через месяц приезжаю, наконец, в Винницу, и не знаю, что делать дальше. Чашин, когда я уезжал, дал мне инструкцию:

– Когда дело осложнится, и вас станут задерживать, или что-то в этом роде, то, в крайнем случае, если сложится неблагоприятная ситуация и, может, задержат, а может, наоборот, бежать будет нужно, то лошадь вы можете продать.

Ведь зарплату-то мне никто не платил, а я как-то и на что-то жить должен был. На первое время мне дали несколько сотен рублей, а дальше… Разрешили мне лошадь продать. И тут, когда я подъехал к Виннице, я понял: лошадь здесь и девать-то некуда. Тем более, оказалось, никто не знает, когда прибудет сюда наш полк. Ну, я и продал все. Седло продал, лошадь, пришел к коменданту пешим и говорю:

– Я квартирьер из второй стрелковой дивизии, она должна сюда прибыть. – Рассказал ему все и спрашиваю, когда будет здесь наша часть. И тут оказывается, что я не первый, уже были переговоры с представителями части, прибывшими прямо по железной дороге. Их даже на время задержали, но они заявили, что если их немедленно не отпустят, представители части, оставшиеся на свободе, вернутся в дивизию, и она придет сюда все равно, только разгонит здесь всех и разрушит железнодорожную станцию. Тогда местные власти согласились пропустить наш эшелон…

Мне оставалось только ждать. И, наконец, однажды ночью пришел-таки наш эшелон.

– Пап, а ты квартиры-то им нашел?

– Нет, в должность квартирьера не всегда входит снятие квартир. Мне просто нужно было находиться впереди по движению и разведывать все. Причем никто не знал, что там, впереди. Поэтому мне и лошадь разрешили продать, если что.

Племянник Коля, сын Юра и Игорь Зотиков на охоте. 1958

Так вот, пришла наша часть. Даже еще не собственно в Винницу, но Винница, как ты помнишь, согласие уже дала, когда другие квартирьеры ее припугнули, приехав целой делегацией с ультиматумом: либо пропускайте, либо мы вас всех завтра разгромим.

Вот такая была ситуация. С одной стороны, железная дорога – государственная, имеет важное значение. Но кому она принадлежит? Произошел переворот. Кому служат солдаты? Никто часто не знал, какая часть едет, большевистская или служит другому знамени. Знали только, что едет в Тамбов и у нее есть командир. Никто даже не знал, какой это командир, настоящий или, как у нас, выбранный, как Чашин.

Встреча со своим полком

– Наш Чашин оказался настойчивым, резким и сумел поставить вопрос как надо. Вот Винница и отдала приказ: «Пропустить».

Я находился на предшествующей Виннице станции. И вот ночью выхожу к путям – там уже скопилось несколько наших эшелонов. На всех открытых площадках стояли по углам пулеметы, и сидели наготове пулеметчики. Я быстро нашел своих, меня, конечно, узнали: «А, Алеша, наш командир роты!»

Так я присоединился к своим, и никаких осложнений больше не было. Мы мчались, вооруженные, даже все время ощетинившиеся, и так доехали до самого Тамбова.

В Тамбове нас встретил настоящий командир полка – полковник. Стали сдавать имущество. Сдали. Мне выдали удостоверение, и оказалось, что я числюсь уже не командиром роты, а командиром батальона – повысили меня, пока я странствовал на лошади.

Приехали в Козлов, мне нужно получать деньги, довольствие, а там глаза на лоб: какой вы командир батальона, вы у нас числитесь солдатом! Сначала даже не хотели выдавать зарплату: солдатские деньги дадим, а за командира батальона – извините! Писари начали с издевок, а потом почему-то изменили тон на уважительный – поняли ли, или депеша какая-то пришла по телефону, но дали мне справку и выдали денег. Не помню сколько, но порядочную сумму. Тогда «керенки» – деньги Керенского ходили.

Когда окончательный расчет стали делать, опять начали все с усмешкой, а потом с уважением. Ведь тогда все сами не знали, кому кто должен подчиняться.

Итак, демобилизовался я и приехал домой. Отдыхаю… На клиросе в церкви пел, подпевал. Есть правое крыло, а есть левый клирос. Правый клирос – это где хор, а левый – это поповское крыло. Небольшое такое. Подпевалой был. А потом меня сагитировали вступить в большевистскую партию. И сразу поручили организовать ячейку в своей деревне. Я организовал ячейку. Причем помню такую фамилию – Петров. Он был железнодорожный рабочий и уполномоченный ЧК. И вот это ЧК и его уполномоченный и поручили мне: езжайте домой и организуйте там ячейку…

Новая война и смерть брата

– Сейчас я думаю о том времени и удивляюсь, какими мы все, и я в том числе, одержимыми и даже беспощадными к себе были в то время. Ведь Петров-то посылал меня организовывать ячейку в мое родное Изосимово. То Изосимово, где жил мой папа – человек тоже жесткий, не отказавшийся от прежних ценностей, а, наоборот, укрепившийся в том, что надо стоять за веру, царя и отечество, хоть царя тогда уже свергли. Встреча сына-большевика с отцом-священником, сторонником монархических взглядов, трагична. Но я и не подумал об этом. Я был сыном, вернувшимся живым с войны и рвущимся скорее увидеть родителей, братьев и сестер. Радость встречи и тепло родного дома вначале затмили все.

Но прошел день, два, и я сказал отцу, что приехал создавать в селе большевистскую ячейку. Одна из целей ее – прекращение всех этих религиозных служб и монархических настроений… Плохой, наверное, я был сын, или время было такое. Шли ведь брат на брата.