Творение сознания. Миф Юнга для современного человека. - Эдвард Эдингер

Иов исполняет роль жертвы, необходимой для развивающегося сознания Яхве, — «внешнего повода для внутреннего диалектического процесса, совершающегося в Боге» 30. Здесь мы имеем

25 Jung, Answer to Job, par. 584. Ответ Иову, с. 128.

26 Ibid., par. 600. Ответ Иову, с. 135.

27 Ibid., par. 617. Ответ Иову, с. 143.

28 Ibid., par. 686. Курсив мой. Ответ Иову, с. 186.

29 Rivkah Kluger, Satan in the Old Testament (Evanston: Northwestern University Press, 1967), p. 129.

30 Jung, Answer to Job, par. 587. Ответ Иову, с. 130.

дело с подлинно революционным пониманием вещей, и, несомненно, потребуется не одно столетие, чтобы такое понимание стало общим достоянием.

Как уже говорилось, «Книга Иова» играет роль поворотного пункта в Ветхом Завете. Если рассматривать Ветхий Завет с психологической точки зрения, он представляет собой описание грандиозного процесса индивидуации, развертывающегося в коллективной психике. Переломный момент этого процесса — история Иова; своей кульминации он достигает в видении Иезекииля. Это видение, по существу, — краеугольный камень психики западного мира. О его фундаментальном значении говорит, в частности, тот факт, что Юнг берет его за основу своей наиболее дифференцированной модели Самости в «Aion» 3I. Видение это описано в первой главе «Книги Пророка Иезекииля».

И я видел: И вот бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него, а из средины его как бы свет пламени из средины огня; и из средины его видно было подобие четырех животных, — и таков был вид их: облик их был как у человека; и у каждого — четыре лица, и у каждого из них — четыре крыла; а ноги их — ноги прямые, и ступни ног их — как ступни ноги тельца, и сверкали, как блестящая медь. И руки у них человеческие были под крыльями их, на четырех сторонах их; и лица у них и крылья у них — у всех четырех; крылья их соприкасались одно к другому; во время шествия своего они не оборачивались, а шли каждое по направлению лица своего. Подобие лиц их — лице человека и лице льва с правой стороны у всех их четырех; а с левой стороны — лице тельца у всех четырех и лице орла у всех четырех. И лица их и крылья их сверху были разделены, но у каждого два крыла соприкасались одно к другому, а два покрывали тела их. И шли они, каждое в ту сторону, которая пред лицем его; куда дух хотел идти, туда шли; во время шествия своего не оборачивались. И вид этих животных был как вид горящих углей, как вид лампад; огонь ходил между животными, и сияние от огня и молния исходила из огня. И животные быстро двигались туда и сюда, как сверкает молния. И смотрел я на животных, — и вот, на земле подле этих животных по одному колесу перед четырьмя лицами их. Вид колес и устроение их — как вид топаза, и подобие у всех четырех — одно; и по виду их и по устроению их казалось, будто колесо находилось в колесе.

31 Jung, Aion, CW 9ii, pers. 410 ff. К. Г. Юнг. Aion. nap. 410 и далее. Русск. перев. В письме к Джеймсу Киршу Юнг отмечает: «Модель самости в «Aion» основывается на видении Иезекииля». Jung Letters, vol. 2, p. 118.

Когда они шли, шли на четыре свои стороны; во время шествия не оборачивались. А ободья их — высоки и страшны были они; ободья их у всех четырех вокруг полны были глаз. И когда шли животные, шли и колеса подле них; а когда животные поднимались от земли, тогда поднимались и колеса. Куда дух хотел идти, туда шли и они; куда бы ни пошел дух, и колеса поднимались наравне с ними, ибо дух животных был в колесах. Над головами животных было подобие свода, как вид изумительного кристалла, простертого сверху над головами их. А под сводом простирались крылья их прямо одно к другому, и у каждого было два крыла, которые покрывали их, у каждого два крыла покрывали тела их. И когда они шли, я слышал шум крыльев их, как бы шум многих вод, как бы глас Всемогущего, сильный шум, как бы шум в воинском стане; а когда они останавливались, тогда опускали крылья свои. А над сводом, который над головами их, было подобие престола по виду как бы из камня сапфира; а над подобием престола было как бы подобие человека вверху на нем. И видел я как бы пылающий металл, как бы вид огня внутри его вокруг; от вида чресл его и выше и от виды чресл его и ниже я видел как бы некий огонь, и сияние было вокруг него. В каком виде бывает радуга на облаках во время дождя, такой вид имело это сияние кругом (Из I).

Это величественное видение — наиболее дифференцированный образ нуминозного, который можно найти в Ветхом Завете. Более ранними вариантами нуминозного являются облачный столп днем и столп огненный ночью (Исх. 13:21); горящий куст, из которого Яхве говорил Моисею (Исх. 3:2); и облако, которое накрыло скинию (Исх. 40:34).

Видение Иезекииля представляет собой мандалу, определенный тип символического образа, знаменующий, согласно наблюдениям психотерапевтов, апогей процесса индивидуации. Таким образом, есть все основания полагать, что видение Иезекииля выполняет аналогичную роль в процессе коллективной индивидуации, последовательным описанием которого и является Ветхий Завет. С психологической точки зрения, это кульминационный момент Ветхого Завета и отправной пункт иудейского мистицизма 32 и каббалы. Система образов, характерная для этого видения, была унаследована христианством. Четыре евангелиста соответствуют четырем животным, явившимся Иезекиилю, и представляют

32 Gershom Scholem, Major Trends in Jewish Mysticism (New York: Schocken Books, 1954), p. 44.

собой четыре опоры престола Христа. Глубинная психология использует этот традиционный образ для описания архетипа Самости.

Яхве потерпел моральное поражение в столкновении с Иовом, и поэтому человек духовно возвысился над Яхве, хотя это прошло незамеченным. Яхве потребовалось наверстать упущенное, «догнать» человека. Теперь Богу необходимо стать человеком. Юнг демонстрирует то, как видение Иезекииля раскрывает сущность возвышения человека:

Первое большое видение представляет собой два упорядоченных и компактных кватерниона, т. е. образ целостности, каким мы часто можем наблюдать его и сегодня в его спонтанных проявлениях. Совокупность изображается фигурой, которая представляет собой «подобие человеческого облика». Иезекиилю открылся важный элемент бессознательного, а именно, идея высшего человека, которому Яхве морально проиграл и в котором должен воплотиться 33. Иезекииль в символической форме постиг, что Яхве нуждается в человеке. Иов пережил нечто подобное, но, по-видимому, не осознал это. Иными словами, он не понял, что его сознание совершеннее сознания Яхве, и поэтому Бог желает стать человеком. Кроме того, в «Книге Иезекииля» впервые встречается обращение «Сын Человеческий», с которым Яхве — и это знаменательно — обращается к пророку, по-видимому, давая понять, что пророк — сын «Человека» на престоле и, следовательно, прообраз Христа 34.

Выражение «Сын Человеческий», которое используется применительно к Еноху, Иезекиилю и Мессии, загадочно. Юнг пишет:

Иезекииль является свидетелем того, как Яхве начинает приобретать человеческие черты. Обращение «Сын Человеческий» намекает на то, что воплощение и четверичность Яхве — это пле-роматическая модель того, что, благодаря трансформации Бога, рано или поздно произойдет не только с сыном Бога, но и с человеком 35.

Видение Иезекииля, в котором Бог имеет человеческий облик, является свидетельством того, что Яхве уже воплотился в человеке в его бессознательном. Поэтому выражение «Сын Божий» анало-

33 Jung, Answer to Job, par. 665. Ответ Иову, с. 177.

34 Ibid., par. 667. Там же, с. 178.

35 Ibid., par. 686. Там же, с. 186.

гично словам «Сын Человеческий», ведь Бог уже стал человеком. Трансформация позволяет Богу «нагнать» человеческий род. Бог стал человеком, а человек — участником божественной драмы. Этот факт признается до тех пор, пока речь идет об одном человеке, Христе, которому воздаются божественные почести. Благодаря психологическому взгляду на этот образ, данное переживание становится доступным для всех индивидов.

Тема девальвации статуса Яхве была подхвачена гностицизмом, в котором играла важную роль. Иалдаваоф, демиург гностиков, который создал мир и которого отождествляли с Яхве, изображается в гностических текстах невежественным и самодовольным. В одном из текстов, цитируемых Хансом Йонасом, демиург похваляется: «Я есмь Отец и Бог, и выше меня нет никого». На что мать его (низшая София) резко возражает: «Не лги, Иалдаваоф: выше тебя Отец всего, Первочеловек, и Человек, Сын Человеческий» 36. Йонас по этому поводу замечает:

Это возвышение... «Человека» над божеством, находящимся за пределами мира, признание его существом, предшествующим творцу вселенной, или приписывание данного имени («Человек») вселенскому божеству — одна из наиболее выразительных черт гностической теологии... Эта черта предвещает новый метафизический статус человека в мире 37.