Алмаз Мандукья - Бхагаван Раджниш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я только что осознал, что смеюсь над некоторыми из ваших шуток из-за того, что у меня еще сохранилась старая христианская мораль»
Не некоторые, а все!
Ты говоришь:
«Святой человек никогда не должен говорить таких матерных слов, как трахаться, или дерьмо».
Это правда, но я не святой! Мне бы не хотелось, чтобы меня относили к категории святого человека. Я не хочу в одном ряду находиться с этими людьми с удлиненными лицами, с этими постными томатами, со всем этим вздором. У них в голове есть только одна мысль: «Я более святой, чем ты». Именно по этой причине они не могут использовать этих слов, иначе бы эти слова использовались ими с удовольствием. Они не могу пользоваться ими, но эти слова в них присутствуют.
В Южно Калифорнийской христианской школе для детей из бедных семей одного ребенка звали Иисус Христос Гонсалис. Во время подготовки к визиту Кардинала О Брайена одна монахиня начала репетировать с мальчиком: «Меня зовут Гонсалес и я собираюсь написать слово роза». Так монахиня учила его не называть своего имени полностью.
Когда Кардинал приехал, мальчик поднялся и сказал: «Меня зовут Гонсалес и я собираюсь написать слово хризантема».
Удивленная монахиня отметила: «Иисус, но ты не умеешь писать слово хризантема».
Кардинал воскликнул: «Черт возьми! Да пусть оба пишут, если им так хочется!»
Они такие же люди, как и вы, просто они прячутся за маски.
Я слышал:
Папа, возможно, этот польский папа, прогуливался утром с раби. Раби споткнулся о камень, поранил себе ногу и сказал: «Дерьмо!»
Папа сказал ему: «Это не правильно. Бог повсюду и может услышать тебя».
Они прошли еще немного, и снова раби споткнулся и произнес: «Дерьмо!»
Папа сказал: «Достаточно, хватит! Бог накажет тебя».
И после того, как то же самое произошло в третий раз, в небе раздался гром, сверкнула молния, которая убила насмерть Папу, после чего кто-то в небесах произнес: «Дерьмо, я промахнулся!»
Нет ничего плохого в этих словах, даже Бог пользуется ими. Я не знаю насчет ваших святых, я знаю только про Бога, а кого волнуют ваши святые? Давид, ты англичанин или кто-то другой?
Судья: «Вас обвиняют в том, что вы занимались любовью с трупом в пустыне».
Пьяница: «Кто я, мистер судья?»
Судья: «Да, вы!»
Пьяница: «Но эта женщина, ик, эта женщина, ик, эта женщина, разве она была мертвая?»
Судья: «вы что, пытаетесь сказать мне, что не знали об этом?»
Пьяница: «Клянусь Богом, судья, ваша честь, сер, я, ик, не знал. Я думал... она была англичанкой!»
Ты говоришь: «Святой человек никогда не должен говорить таких матерных слов, как трахаться, или дерьмо».
Тогда после меня тебе придется изменить определение святого человека.
Один индус, наш друг, написал, его зовут Курешу, он говорит:
«Ошо, то, что вы говорите между шутками, это прекрасно, религиозно, духовно, но шутки подрывают ваш авторитет в глазах общественности. В конце концов, какова цель всех этих шуток?»
Курешу, именно в этом и заключается цель: разрушить образ! Мне бы не хотелось быть известным как святой. Именно в этом и заключается цель. И меня совершенно не волнует, что другие думают обо мне, я не политик. Только политики волнуются об этом, они постоянно думают об этом, о том, что другие думают о них, потому что они зависят от других, от голосов других людей. Я же не завишу ни от чьего голоса, ни т чьего мнения. Я просто такой как есть. Почему меня должно волновать это?
Само беспокойство об имидже эгоистично, но ваши святые беспокоятся об этом, я знаю это. Я знал всех ваших святых: индуистов, мусульман, христиан, сикхов, джайнов, буддистов. Я сталкивался со всеми вашими так называемыми святыми. Они намного более политичные, чем ваши политики, потому что сама эта мысль о том, что другие думают о вас, сама мысль о том, как сохранить уважение в обществе, полна политики. Это есть ни что иное, как эго.
Я не хочу чтобы меня уважали. Вы можете либо любить меня, либо нет, но уважение меня совершенно не волнует. Уважение и желание обрести уважение - эгоистичны. Поэтому те, кто любит меня, будут меня любить таким как есть. Я не собираюсь делать компромиссов, не собираюсь приспосабливаться. И я могу приспособиться так легко. Если я не буду пользоваться этими словами: дерьмо и трахаться, меня начнут считать святым. Вы видите, как дешево это дается! Но меня не интересует такая дешевая святость. Если я святой, все что я говорю свято. Если я не святой, я могу продолжать воспевать Гиту и Коран, и Веды, но я не буду святым, я буду просто попугаем.
Меня совершенно не интересуют зеркала. Я знаю свое изначальное лицо, а изначальное лицо постигается не благодаря зеркалу. Мнение окружающих - это только зеркало.
Курешу, должно быть, беспокоится о моем имидже. Он говорит: «Это наносит урон вашему имиджу». Но что плохого в том, чтобы поставить все вверх дном? Именно для этого существует ширшасана, стойка на голове. И что касается меня, я знаю, что это вы перевернуты, поэтому когда вы видите меня перевернутым, это просто означает, что я стою на двух ногах, а вы стоите на голове!
Есть такая история:
Однажды осел отправился встретиться с пандитом Джавахарлалом Неру, когда тот был премьер министром. Охранник был на страже, и как обычно это бывает - храпел. И когда осел вошел, он открыл один глаз и сказал себе: «Это всего лишь осел он не может быть шпионом, он не может убить премьер министра, он не может принести с собой оружие, значит беспокоиться не о чем. Осел - это осел, пусть идет. Что он может сделать? Самое большее, он может съесть немного травы где-нибудь». Поэтому он закрыл глаз и снова начал храпеть.
Пандит Двахарлал Неру очень сильно интересовался ширшасаной, стойкой на голове, поэтому рано утром он выполнял эту стойку на коврике. Осел подошел к нему близко, посмотрел на него и сказал: «Пандитаджи, почему ты стоишь вверх головой?» Но он вскочил на ноги в тот миг, в который понял, что осел говорит человеческим голосом. Он спросил: «Я не ослышался? Ты на самом деле, заговорил?»
Осел сказал: «Не расстраивайся, я просто осел, я просто научился искусству писать и читать. У меня много свободного времени, и я просто не знаю чем заняться, поэтому я читаю газеты. Не расстраивайся!»
Джавахарлал расслабился и произнес: «Я не расстраиваюсь, потому что я видел много говорящих ослов в своей жизни. На самом деле, ко мне не приходит больше никто разговаривать, кроме говорящих ослов!»
Но Джавахарлал подумал, что осел стоит вверх ногами. Он совершенно забыл о том, что он сам стоит вверх ногами.
Все человечество стоит вверх ногами, но из-за того, что все стоят верх ногами, если кто-то пытается встать на ноги, выглядит перевернутым, оказывается в меньшинстве.
Курешу спрашивает по дружески... Он, должно быть, любит меня, поэтому он беспокоится. Он спрашивает:
«Ошо, то, что вы говорите между шутками, это прекрасно, религиозно, духовно, но шутки подрывают ваш авторитет в глазах общественности. В конце концов, какова цель всех этих шуток?»
Мне так не кажется, это в действительности дерьмо. Лишь шутки прекрасны, религиозны, духовны. Но мы не можем понять этого. Я же не могу согласиться с тобой, потому что ты совершенно бессознателен, а ты не можешь со мной согласиться из-за того, что я совершенно сознателен. Мы живем в совершенно разных измерениях.
Он спрашивает: «Какова цель всех этих шуток?»
Я также спрашиваю: «Какова цель всех этих религиозных и духовных бесед, которые мы проводим?» Просто старая привычка, так мне кажется. Иначе смысла бы не было. И раньше или позже вы увидите, я начну говорить только шутки.
Его подоплека - индуизм, мусульманство, а люди думают согласно своей подоплеке.
Мистер Бете сначала представил свою жену президенту Линкольну. Потом он представил своего сына и сказал: «Мне бы хотелось, чтобы вы встретились с моим сыном, мастером Бетсом».
Президент Линкольн ответил: «Да? Мне так жаль слышать это!»
Люди слышал согласно тому, к чему привыкли. Теперь Курешу слышит согласно индуистской подоплеке. Иначе он бы легко относился к тому, что я говорю. Я говорю эти шутки лишь для того, чтобы внести немного юмора в религию. Религии не хватает юмора настолько, что Уэлс сказал, что религию основал человек, у которого не было совершенно чувства юмора. Мне хочется доказать, что он ошибался, чтобы позже никто не мог сказать это.
Причем чувство юмора имеет свою собственную духовность. Если вы не можете смеяться, вы не можете понять жизнь. Если вы не можете смеяться, вы не можете быть открытыми. Смех открывает вас к существованию. Когда вы не смеетесь, когда вы печальны и серьезны, вы закрыты. Ваши двери, ваши окна закрыты. Когда вы смеетесь, от всего сердца, все ваши чувства действуют оптимально. Вы чувствуете, как жизнь входит в вас, прикасается к вашим глубинам.
