Плата за жизнь - Николай Леонов

Режиссер одобрительно кивнул, сел, подвинул телефон.

– Я позвоню на “Мосфильм”, закажу пропуска.

– Не стоит, мы и так пробьемся, – сказал Крячко. – В принципе я сумею договориться, но лучше, проще, если вы позвоните в съемочную группу, чтобы они нам дали своего костюмера.

Игорь смутился, после паузы сказал:

– Понимаете, я не Михалков, не Рязанов, по телефону мне такого вопроса не решить. Надо побродить по коридорам, разыскать знакомых.

– Поехали, розыск моя профессия. – Крячко повернулся к Гурову: – Вот так. Лев Иванович, я всегда тебе говорил. – Он вздохнул и направился к дверям. – Идем, Игорь! Хорошего актера тебе не дают, будешь мучиться с Гуровым.

Когда дверь за полковником и режиссером захлопнулась, Гуров прошел в ванную, уставился в зеркало, помял лицо, сказал осуждающе:

– Действительно, что-то здесь не так.

Глава 4

Сыщики и авторитеты

Утром двадцатого октября лужи замерзли, ветер гонял по обледенелым тротуарам и мостовым первые снежинки, обертки “Сникерсов”, обрывки газет с портретами вождей и прочий мусор, который москвичи и их гости выбросили за ненадобностью. Когда дворники получали гроши, то исправно выходили на службу и плохо ли, хорошо, но лопатами скребли. Сегодня дворник, обслуживая два участка, может заработать столько, сколько никакому инженеру не снилось. Однако никто к лопате не рвется, легче что-либо купить, перепродать, выпить и клясть чертовых демократов, сгубивших великую державу и обрекших россиян на голод и нищету.

Борис Михайлович Харитонов поднялся затемно, около семи. Собрался он с вечера, да и что собирать, уезжая под Москву на два-три дня.

Спал Борис Михайлович плохо, часто просыпался, все ему что-то виделось, казалось, в общем, чудилось. И что крутиться, запивать элениум коньяком, когда защищают человека с одной стороны Лялек с автоматчиками, с другой – полковник МВД? Да о такой защите ни один банкир или приватизатор мечтать не может.

Харитонов прошлепал босиком в ванную, долго стоял под душем, пуская попеременно холодную и горячую воду. Удовольствия никакого, одна жуть, но, говорят, полезно. И точно, когда он вылез из-под душа и начал бриться, то чувствовал себя превосходно.

В девять он, сидя за столом, пил вторую чашку кофе. Перед Борисом Михайловичем стоял телефонный аппарат, рядом лежали блокнот и две шариковые ручки. Пять минут десятого телефон вздрогнул, звякнул, Харитонов снял трубку:

– Слушаю.

– Вы заказывали номер в пансионате?

– Заказывал, заказывал.

– Запишите адрес. – Спокойный, невыразительный голос продиктовал адрес. – Платить наличными, кредитными карточками не принимается, паспорт обязателен, регистрация заканчивается в двенадцать тридцать. Всего хорошего.

В одиннадцать часов Борис Михайлович вышел из дома, вывел машину из гаража. К нему подошел гаишник, стукнул по окну жезлом, представился и сказал:

– Хозяин, подвези сменщика.

– Охотно, если по дороге, командир.

– Ему по дороге. – Гаишник отошел, махнул жезлом, останавливая “Жигули”, проскочившие на желтый свет.

Харитонов открыл правую дверцу, мельком взглянул на штатского, воскликнул:

– Опять вы, полковник?

– Борис Михайлович, вы припаркуйте, а то в аварию попадем. – Крячко придержал руль.

Харитонов притормозил, прижался к тротуару.

– Меня прислал полковник Гуров, который решил ехать на сходку вместо вас. Место встречи и пароль, – протянул руку Крячко. – Давайте, давайте, у вас есть бумажка с адресом.

– А откуда я знаю...

– Слушай, козел! Я не Гуров, интеллигентностью не болею. Еще один вопрос, заткну твою паршивую глотку. Усвоил?

– Раз так решили, – промямлил Харитонов, вынул из кармана листок с адресом.

– Молодец, будешь слушаться, все будет о’кей! – Крячко достал из-под куртки телефонную трубку с антенной, крутанул диск, продиктовал адрес и пароль, хлопнул Харитонова по плечу. – Двигай.

– Куда?

– Пока на Тверскую, дальше зависит от тебя. Договоримся – поедем на конспиративную квартиру, где ты поживешь, пока ваш съезд не закончится. Не договоримся – двигаем прямиком в тюрьму.

– Простите, но Лев Иванович...

– Ты меня слушай, вякать опосля будешь, когда осознаешь. Гуров мой начальник, я его уважаю. Но с его методами работы не согласен. Генерал тоже не согласен. Гуров, конечно, ас, слов нет. Он в конторе в авторитете, но его фигли-мигли с вашим братом не всем нравятся. Я это к чему? У тебя когда первый выход на связь с Ляльком?

– В двенадцать тридцать.

– Вот и ладушки, правь в сторону этого пансионата. Не доезжая двух километров, остановишься. В двенадцать тридцать ты доложишься шефу, а в конце завопишь, что машинка отказывает, присылать никого не надо... На связь больше не выйдешь.

– Зачем рисковать? – Харитонов понял, как Гуров рискует, агенту на жизнь мента было, конечно, наплевать. Но теперь его, Харитонова, жизнь намертво скована с жизнью полковника. Гуров провалится, Харитонова зарежут, хоть на воле, хоть в камере или зоне, но зарежут или повесят наверняка. – Зачем рисковать? – повторил он. – Лялек человек неуправляемый. Потеряв со мной связь, он чего угодно может выкинуть. Набьет две машины автоматчиков и заявится в пансионат. У меня с ним связь в двенадцать тридцать, затем в двадцать три или в ноль часов. Пусть Гуров сочинит сообщение, вы его примете, мы подъедем к пансионату, и я сообщение передам.

– Не хочешь в камере сидеть, чую, не хочешь. Ладно, раз ты такой умный и покладистый, будешь жить как человек. Лучше, чем обычный человек, тебя будут надежно охранять.

Пансионат “У озера” – двухэтажный особняк, построенный в начале века, – некогда принадлежал русскому купцу Петру Мамонову. Пришли большевики, Мамонова не расстреляли, так как он, по случаю, проживал в данный момент в Ницце, где забавлялся, проигрывая жалкие копейки в рулетку.

Большевики, люди исправные, жителей особняка согнали гуртом, особо не разбирая, кто барин, кто слуга, и погнали в Сибирь. Как положено, дорогую обстановку растащили, сожгли, мраморную лестницу побили, паркет изуродовали, поселили семьи красноармейцев и активистов из соседних деревень. Во что превратилась барская усадьба – описать невозможно.

Когда власть встала прочно и партия натянула вожжи, разобралась, что же от России осталось, в особняке разместился райком.

В годы войны райком уехал, заглянули в особняк немцы, обустроиться не успели, бежали.

В последующие годы жили в особняке кто придется, ставили печки-времянки, взламывали паркет на растопку.

Партия была крепка и вернулась. Как люди ни издевались над особняком, он, красавец, временами ободранный, расстрелянный, так и стоял в вековом бору – особняком. Секретари менялись, время текло, люди рождались и умирали, в общем, жили, и некоторые дотянули до перестройки.

Демократы партийных функционеров разогнали, особняк отобрали, куда его девать – решить не могли, руки не доходили.

Партийцы надели другие костюмы, вступили в другие партии, наприватизировали деньжат и на аукционе, буквально за копейки, называется “по остаточной стоимости”, особняк купили.

Если бы Петр Мамонов на день воскрес и узнал, за сколько продан его загородный дом, купец моментом бы спрятался назад, в фамильный склеп под Парижем.

Умывшись, слегка подрумянившись, особняк, наращивая цену, переходил из рук в руки. Наконец ему повезло. Пришел Хозяин. Он оценил качество постройки, высоту потолков, вложил в реконструкцию миллионы долларов, назвал особняк пансионатом “У озера” и начал сдавать его за валюту иностранцам и всяким американцам, выгребать лопатой вложенную в реконструкцию и оборудование валюту.

Около полудня на стоянку у особняка подкатил “Мерседес-300”, замер, но из машины никто не вышел. В течение пятнадцати минут, сверкая лакированными телами, подкатили еще четыре иномарки, водители вышли из машин, приблизились друг к другу.

– Здравствуйте, господа.

– Здравствуйте, отличная погода.

– Здравствуйте, рад знакомству.

– Здравствуйте, надеюсь, здоровье в порядке?

– Здравствуйте, спасибо, не жалуюсь.

Когда коллективный пароль был собран, приехавшие, раскланиваясь, уступая друг другу дорогу, прошли в особняк.

Здесь приехавших ждали. Молодой, лет тридцати, мужчина в элегантной тройке не российского пошива, с фальшивой улыбкой и идеально выведенным пробором, поклонился достойно, сказал:

– Здравствуйте, господа. Я благодарю вас за честь, которую вы оказали мне своим прибытием, надеюсь, останетесь довольны. Имеется бар, где вы можете перекусить и пообедать, при желании вы можете заказать еду и напитки. Небольшая формальность: несмотря на то, что особняк находится в частном владении, прошу сдать паспорта. Собственность частная, но она находится в России, порядки соответствуют. Власти о нас не забывают, порой заглядывают.