Гоголь в Москве (сборник) - Сергей Шокарев

В.В. Каллаш полагает, что живописные вывески, так красочно описанные Гоголем в первой главе поэмы и которые как бы характеризуют город N, где развертываются события первого тома «Мертвых душ», имеют безусловно в основе московские оригиналы. Он считает, что эти строки гоголевской поэмы есть результат живых наблюдений, в доказательство чего приводит документальное описание московских вывесок в «Молве». Действительно, и тематика и изображения вывесок здесь настолько родственны, что трудно не согласиться с тем, что Гоголь описывал лично им подмеченное и отобранное как своеобразную и типичную деталь32.

«Далее, в одиннадцатой главе первого тома, автор говорит о том, что, наконец, после долгих приготовлений, «представилось Чичикову поле гораздо пространнее: образовалась комиссия для построения какого-то казенного, весьма капитального строения». В первоначальных редакциях находится более прямое указание на то, какую именно комиссию разумел здесь Гоголь: это была именно комиссия при построении храма Спасителя в Москве («Составилась комиссия постройки храма Божия»). «Комиссия, – говорится в первоначальной полной редакции, – как водится, подвизаясь с ревностью и усердием, приступила к делу. Но климат что ли мешал или огромность храма была причиною, только целые четыре года равняли они место для фундамента, и все еще ни один кирпич не был выведен; но зато явление случилось другого рода: фундамента не выводили, а в других частях города очутилось у каждого члена комиссии по каменному дому в три этажа весьма недурной гражданской архитектуры»33. Как видим, эта редакция, измененная впоследствии, очевидно, по цензурным обстоятельствам, почти в точности передает существо негласного процесса комиссии по сооружению храма – памятника Отечественной войне 1812 года на Воробьевых горах, от которого так жестоко пострадал совершенно невиновный архитектор А. Л. Витберг34. Многогранно и разносторонне вплетает Гоголь московский материал – события, типичные детали, жанровые сцены – в прихотливую ткань своей поэмы.

Уже с конца марта 1840 года он начинает готовиться к новому отъезду за границу. Стесненный в средствах, он в прибавлениях к № 28 «Московских ведомостей» помещает публикацию о желании найти себе спутника. Объявление это было повторено в № 29 и № 31. Небезынтересен черновой текст этого объявления: «Некто, не имеющий собственного экипажа, желает прокатиться до Вены с кем-нибудь, имеющим собственный экипаж, на половинных издержках. Оный некто – человек смирный и незаносчивый: не будет делать во всю дорогу никаких запросов своему попутчику и будет спать вплоть от Москвы до Вены. Спросить на Девичьем поле, в доме Погодина, Николая Васильев[ича] Гоголя»35. Однако шутливый тон этого объявления оказался неприемлемым для цензуры. В. С. Аксакова писала братьям 16 апреля 1840 года: «Гоголь ищет попутчика и объявлял в газетах о том, только не тем смешным объявлением… вообразите, что этого не пропустили»36. Гоголь был вынужден сохранить в тексте объявления лишь сугубо деловую часть.

Прошло полторы недели. На публикацию никто не откликался. 17 апреля Гоголь читал у С. Т. Аксакова «6-ю главу, в которой создание Плюшкина» привело всех «в великий восторг»37. В числе присутствовавших был B. А. Панов, входивший в кружок славянофилов и бывший впоследствии редактором славянофильского «Московского сборника». «Панов пришел в упоение и тут же решился пожертвовать всеми своими расчетами и ехать вместе с Гоголем»38. Следует отметить, что этот спутник оказался весьма полезным для болезненного Гоголя. Ф. И. Буслаев, встретивший их в Италии, вспоминает, что Панов «вполне предался неустанным попечения о Гоголе, «был для него и радушным, щедрым хозяином, и заботливою нянькою, когда ему нездоровилось, и домашним секретарем, когда нужно было что переписать…» 39.

Начинаются последние сборы. 27 апреля мать писателя уезжает в Васильевку с дочерьми Анной и Ольгой. Елизавету, свою любимицу, Гоголь решает оставить в Москве. После долгих хлопот ему удается поместить ее у П. И. Раевской. 10 мая состоялся ее переезд от Погодиных. Адрес Раевской установить не удалось.

9 мая 1840 года состоялась последняя широкая встреча Гоголя с москвичами. Это был его первый именинный обед, положивший основу своеобразной литературной традиции погодинского дома. Даже после смерти Гоголя была сделана попытка продолжить эти обеды, но уже в связи со Щепкиным. Гоголь придавал большое значение этому дню встречи со своими московскими друзьями. Сын Погодина вспоминает: «Злоба дня, весь внешний успех пиршества, сосредотачивался на погоде. Дело в том, что обед устраивался в саду, в нашей знаменитой липовой аллее. Пойдет дождь, и все расстроится. Еще дня за два до Николы Николай Васильевич всегда был очень возбужден… Сад был у нас громадный, на 10 000 квадратных сажен, и весной сюда постоянно прилетал соловей… пел он большею частию рано утром или поздно вечером… у меня постоянно водились добрые соловьи. В данном случае я пускался на хитрость: над обоими концами стола, ловко укрыв ветвями, вешал по клетке с соловьем. Под стук тарелок, лязг ножей и громкие разговоры мои птицы оживали… Гости восхищались: «Экая благодать у тебя, Михаил Петрович, умирать не надо. Запах лип, соловьи, вода в виду…»…Н. В. был посвящен в мою соловьиную тайну… но никому, даже отцу, не выдавал меня. Кто были гости Гоголя? Всех я не могу припомнить, но в памяти у меня сохранились следующие лица: Нащокин, когда был в Москве, Н. А. Мельгунов, Н. Ф. Павлов, Михаил Семенович Щепкин, Пров Михайлович Садовский, Васильев, C. П. Шевырев, Вельтман, Н. В. Берг, известный остряк Юрий Никитович Бартенев, знаменитый гравер Иордан, актеры Ленский и Живокини, С. Т. Аксаков, К. С. Аксаков и много других, которых я уже и не запомнил. Обед кончался очень поздно… Общество в день именин расходилось часов в одиннадцать вечера, и Н. В. успокаивался, сознавая, что он рассчитался со своими знакомыми на целый год…»40.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

В Городском историческом научно-техническом архиве при Архитектурно-планировочном управлении г. Москвы (в дальнейшем сокращенно: ГИНТА) нам удалось обнаружить план этого владения от 1831 года, по которому мы можем составить себе некоторое представление о внешности этого не дошедшего до нас мемориального памятника, связанного с именами Пушкина, Гоголя, Щепкина, Аксакова и других представителей литературно-художественной Москвы. Почти параллельно Большому Златоустинскому (ныне Большому Комсомольскому) переулку владение делилось – начале оградой, затем постройками – на две части. Часть, примыкавшая к Большому Златоустинскому переулку и занимавшая примерно треть всей площади, была под двором и под хозяйственными одно– и двухэтажными постройками. На остальной площади показан сад, в середине которого находился обращенный фасадом к Мясницкой большой дом с мезонином. По углам к нему примыкали одноэтажные небольшие строения, которые на плане уже обозначены снесенными. Снесена была и терраса с тремя сходами, соответствующая средней, «третной», части дома. В углу сада, возле Мясницкой улицы, у границы с соседним владением, находилась беседка. Два бока ее были обстроены одноэтажными флигелями. Сзади дома показано несколько строений, также частично подвергшихся сломке.

2

По словам С. Т. Аксакова, это свидание произошло в кабинете, «находившемся в мезонине… В комнате было жарко, и некоторые, в том числе и я, сидели без фраков» (С. Т. Аксаков. История моего знакомства с Гоголем, 1890, с. 5). Войдя во двор, мы можем видеть на боковой стене основного строения несколько окон, расположенных возле самой крыши, чем объясняется жара в этом небольшом помещении.

3

В начале XIX века это владение принадлежало П. А. Ефимовскому, родственнику и близкому приятелю популярного в те годы поэта и театрала И. М. Долгорукого. Как явствует из материалов этого владения, находящихся в ГИНТА, застройка его площади слагается при Ефимовском и сохраняется в основном до 1880-х годов. Сохранившиеся планы 1817 и 1858 годов рисуют нам это владение следующим образом: строения вдоль улицы были сдвинуты с оси несколько вправо, освобождая левый угол владения под сад или двор. В середине этого комплекса стоял одноэтажный деревянный оштукатуренный дом «покоем» в девять окон. По бокам его два деревянных же флигеля в три окна. Все нежилые постройки (сараи, конюшня, оранжерея и т. п.) были отнесены в глубь владения. Следует отметить, что в 1832 и 1833 годах в доме Загоскина жил Н. И. Надеждин, издатель московских журналов «Телескоп» и «Молва», в которых через три года появились статьи Белинского о произведениях Гоголя, сыгравшие громадную роль в творческой биографии писателя.