Языческий календарь. Миф, обряд, образ - М. Грашина

- сосна, которую надобно срубить, чтобы построить указанный мост;

- всадник, едущий по этому мосту, или скачущий издалека по неторной дороге;

- гости, приходящие по этому мосту, или просто из нездешнего края.

В содержании мифов без труда можно выделить три основные содержательные линии, общие для всех северных традиций. Первая из них — это огромное количество мифов, связанное с рождением и возрождением животворящего начала, уснувшего или умершего осенью.

Но КТО рождается на Коляду?

Рождение Солнца — самое очевидное с календарной точки зрения, но не всегда раскрытое буквально в сказаниях и поверьях. Солнце в русских волшебных сказках — всегда зрелый муж, о его происхождении и тем более времени рождения говорится немного. Фольклор других северных народов также не слишком подробно повествует о тех временах, когда Солнце было ребенком.

Может быть, правильно будет говорить о Рождении Бога, вместе с которым рождается–возрождается уснувший на зиму мир. Балканские славяне в эти дни поднимают чару «За старого Бадняка, за молодого Божича!». Если Бадняк — огромное дубовое бревно, сгорающее в домашнем очаге — символизирует уходящую силу старого года, проходящую через огонь, чтобы возродиться, —то Божич не может быть ничем иным, как юной силой нового года, бог–дитя, едва народившийся и не обретший еще мощи противостоять силам холода и мрака. Но само его рождение означает надежду.

Тот же архетип в несколько ином аспекте, не связанном с рождением на свет, — убийство и оживление «демона года», такого существа, которое служит олицетворением самого года, точнее, проживающей полный цикл природы. Этот сюжет более ярко выражен не так в нордической, как в античной традиции, где смерть и воскресение демона года празднуют в конце месяца Посидеон (конец декабря) большими играми, жертвоприношением Дионису посвященного ему козла. На Балканском полуострове и Солнце, и природа умирают и воскресают одновременно! Но подобный сюжет можно встретить и в славянских песнях, посвященных Коляде, где такой «демон» присутствует в образе Козы:

Го–го–го–коза,Го–го–серая,Го–го–белая,Где ж ты козочка,Где ж ты ходила,Где ж ты бродила?Ходила коза,По темным лесам,По сырым борам,По крутым горам.Как тебя, козочку,Волки не съели,Стрельцы не вбили?Не боюся яНи стрельцов, волков,А боюся яДеда старого,А у того дедаБорода седа,Он меня, козочку,Исколе, испореСквозь полотенцеВ ретивое сердце.Быть коза пропала,На ноги упала.Го–го–го, коза,Го–го, серая,Го–го, белая,Не ярись‑ка ты,Поклонись‑ка тыИ саму пану,И хозяюшке,Дробным детушкам,Да соседушкам.Ой ты, пан хороший,Готовь пятак, грошей,Мерочку овса,Наверх колбаса,И кусок сала,И того мало.Дайте колбасу,Батьке понесу.Батька буде есть,Бородою тресть,Усами мигать,Козу поминать.

В этих песнях по преимуществу погибает и оживает Коза — существо женского рода. Ниже, при знакомстве с мистериями Коляды, мы увидим, что женская сила, женская, рождающая сторона природы как бы отдыхает в это время, принеся плод. Мужская же сила, оставшись «без присмотра», беснуется, наливаясь яростью и дикостью, сбрасывая ту агрессию, которая в теплое время года трансформировалась в производящее начало, а после Самайна оказалась заперта внутри. Отметим также, что отнюдь не юное, новорожденное божество повергает Козу, это делают совсем другие силы: Старый Дед или непонятные «стрельцы».

Вторая группа мифов описывает явление в дом странного гостя (или группы гостей), приходящих из далекого края и чем‑то обязательно отличающихся от обыкновенных гостей. Они либо приходят незваными, либо очень поздно, после захода солнца, и обыкновенно не открывают своего имени или лица. Странное поведение и облик этих гостей противоречат всем людским обычаям и выдают происхождение гостей из Иного Мира, но для гостеприимного хозяина приход странных посетителей оборачивается благом — на время праздников, на будущий год, на грядущую жизнь. Сказаний, описывающих приход гостей из Иного Мира именно зимой, накануне самой короткой ночи, нами пока не найдено. Зато необычайно подробно та мифологема раскрыта в бесчисленных народных обрядах, знаменитых ряжениях. Ниже, в части, посвященной обрядам, мы увидим, как в пестрых костюмах ряженых проступают облики почитаемых духов, а иногда и великих богов.

Случается, что герой встречается с Иным Миром не на своем дворе, а в недоступном для людей месте. Пример — западнославянская сказка о Двенадцати Месяцах, послужившая основой для глубоко мистериальной пьесы С. Я. Маршака.

Сказка Маршака, как и другие его драматические произведения, обладает собственным архетипическим значением. Казалось бы, что в ней выходит за рамки благодушного святочного рассказа? Добро победило, злые Мачеха и Дочка наказаны собственной жадностью, легкомысленная Королева получает урок на всю жизнь, а трудолюбивая Падчерица — княжеские подарки, и вдобавок… обручальное колечко от Апреля–месяца. Что произойдет дальше? Куда поведет ее судьба через условленные три года? Где, в каком мире станет возможным ее брак с Апрелем? И кем она при этом станет? Впрочем, возможно, ответы на эти вопросы найдутся в главе, относящейся ближе по времени к Апрелю–месяцу, а именно «Бельтан»…

Третья группа, самая «нестрашная» и потому наиболее прочно укоренившаяся за пределами традиционного быта — сказания о могущественном хозяине праздника, который за время праздника навещает каждый дом и которому в эту ночь доступно любое чудо. Это не новорожденный Бог, его облик во всех народах — облик старого старика. Это и не просто гость из Иного Мира, скрывающий свое лицо под маской или звериным обликом — он не отмечен никаким уродством и не несет разрушения.

Если вспомнить все, что рассказывают про св. Николая, Санта- Клауса или Деда Мороза, праздник которого наступает за 5 дней до Солнцестояния, а образ четко связан с Рождеством и Новым годом, то за этим образом просматривается сильное и многоликое божество. Даже вполне благообразное христианское имя святого Николая Мирликийского, которое этот персонаж носит последние несколько веков, не может скрыть его божественных, и вполне традиционных, отличительных черт.

Что о нем известно — и по Руси, и по Европе, кроме того, что он кладет подарки под елочку? Николай покровительствует водной стихии — мореходам и рыбакам, помогает студентам — ученикам мудрости, тако ж и ворам, странникам и прочим гулящим людям. На Руси Николай пользуется особенным почетом, «народное православие» ставит его на третье место после Христа и Марии, едва ли не на более важное, чем Бога–отца. О популярности скульптурного изображения Николы с саблей в одной руке и миниатюрной церковкой в другой мы упоминали отчасти в главе «Самайн». Среди героев народного месяцеслова Никола также выделяется из ряда тем, что ему, одному из немногих, посвящены два праздника: зимний и летний, вернее, весенний.

Никола — белый старец, который приходит на помощь героям былин, когда богатырская сила и отвага становятся недостаточны против коварства Иного Мира (например, «Михайло Потык») или создает испытательные ситуации для моральна неустойчивого персонажа (авторская сказка М. Х. Кочнева «Миткалевая метель»). Именно Никола приходит на помощь Садко — гусляру, легко преобразившемуся в купца и морехода, но сохранившему талант и опыт певца. Никола приносит богатство, но ему же посвящены декабрьские братчины–николыцины — своего рода «заигрыш» настоящей Коляды, когда достойным считается «промиколиться», пропиться до последнего гроша. Тогда‑де весь год деньги так же легко будут приходить, как сейчас уходят.

Итак, что мы видим? Старец с седой бородой, скрывающий под невзрачным обликом немалое могущество. Даритель богатства, помощник гуслярам — людям Искусства, помощник против сил смерти, помогающий не столько чудесами, сколько хитростью. Если намекнуть, что один весьма схожий образ можно встретить в Традиции древних скандинавов, то нетрудно будет назвать и имя, состоящее всего из четырех букв.

Хотя очерченный нами лик несколько сложнее, вернее, не во всем совпадает с образом Предателя Воинов, зато более соответствует тому, что мы знаем о великом славянском боге Велесе. Вспомним об обычае на Святки рядиться в шкуры и волохатые маски. Один — прославленный мастер смены обликов, одно из самых известных его имен — Гримнир, «Скрывающийся‑под–маской», но к скотоводству не слишком причастен, а Велес славен едва ли не в первую очередь как покровитель скота.

Один, Велес, Рождественский дед — седобородый, могущественный, обитатель Зимы, сородич Смерти, проводник нехоженых троп и повелитель беспутных духов. Он приходит из Иного Мира, он уходит в него, будучи убитым в шутовском поединке, и возвращается с благом для живых. Он правит смертоносным буйством обесчеловеченной мужской силы, он сам олицетворяет это буйство, которое с концом магических ночей канет в ледяную — мертвую — воду. Он стар, он без возраста, ибо нет возраста в обиталище умерших, он проводит силу волохатой (устар.), дикой стороны весь год, а наипаче теперь. В эти темные ночи, когда дикий мир подходит к самым окнам, он всемогущ — но он лишь строит мост, или же скорее сам становится мостом—для рожденного нового Бога, для обладающего возрастом, которому суждено прожить полный круг жизни, — под новым Солнцем, на просыпающейся от зимнего сна Земле.