Хрущевская «оттепель» и общественные настроения в СССР в 1953-1964 гг. - Юрий Аксютин

В то же время, поверив всем другим, этому обвинению не поверили, сомневались в нем соответственно 26 и 21% опрошенных. «Все знали, как у арестованных выбивают признания, еще свежи были воспоминания о процессах промпартии, троцкистов и т. п.», — делился работник Внуковской таможни Ю.М. Шубников. Полагал, что это обвинение является следствием какой-то непонятной борьбы вверху, разнорабочий авиастроительного завода в Химках В.И. Лаврухин{185}.

Не поверили всем или большей части обвинений 10-11% опрошенных. «Такого быть не может!» — восклицала работница домоуправления в подмосковном поселке Лыткарино М.С. Ширкулова. Токарю завода п/я 30 в Каменске-Уральском Ф.Н. Соловьевой казалось, что «этот человек не мог совершить того, в чем его обвиняют». Ведь Берия был одним из ближайших соратников Сталина и одним из первых наследников его дела, — говорил преподаватель географии в одной из московских школ Ю.В. Кузнецов. «Его считали главным борцом с контрреволюцией», — говорил бригадир поездной бригады из Николаева В.А. Попов. Не поверили обвинениям офицер МВД в Германии А.И. Носков и многие его знакомые, они считали, что это следствие борьбы за власть. «Никаким обвинениям, естественно, не поверил» сотрудник органов госбезопасности в Тульской области А.П. Козюхов, которому вскоре пришлось переквалифицироваться в прокуроры{186}.

1.2. Поиск новых подходов в определении основополагающих тенденций развития

1.2.1. Обещание накормить, одеть и обуть народ за два-три года

Избавившись от Берии и взвалив на него одного вину за провалы и преступления, «коллективное руководство» предприняло ряд шагов, направленных на то, чтобы решить наиболее острые социально-экономические проблемы. Граждане СССР питались не лучше, чем подданные Российской империи.

Хлеб (кг в год) …… 200 — 172

Картофель (кг в год) …… 114 — 241

Молоко (кг в год) …… 154 — 172

Мясо и сало (кг в год) …… 29 — 26

Яйца (штук в год) …… 48 — 60

Такое положение могло беспокоить советских руководителей по ряду причин. Прежде всего, перебои в снабжении населения могли вызвать недовольство населения новым руководством, которое сейчас, после смерти «горячо любимого вождя» и после схватки за власть в Кремле очень нуждалось в укреплении своей легитимности. Продовольственные затруднения, особенно нехватку хлеба уже нельзя было списать на последствия войны. К тому же они подрывали веру в силу социалистических институтов в деревне, в силу колхозно-совхозного строя. И уже на июльском пленуме ЦК КПСС, посвященном делу Берии, приходилось оправдываться:

— У нас в сельском хозяйстве много недостатков, но колхозный строй у нас здоровый, он таит в себе огромные резервы, огромные возможности{188}.

А то, что эти резервы и возможности должным образом не использованы, объяснялось тем, что в силу ряда обстоятельств многие годы не принимались необходимые решения по сельскому хозяйству. Оказывается, «прохвост Берия», ловко используя то обстоятельство, что Сталин ввиду очень слабого здоровья бумаг не читал и никого не принимал, «подсказывал товарищу Сталину, что вопрос не проработан, и вопрос снимался».

— В результате, — говорил Н.С. Хрущев, — многие отрасли сельского хозяйства находятся в запущенном состоянии: молока, масла, мяса мало. А какой же коммунизм, если нет лепешек и масла?

— Картофеля тоже мало, — добавил кто-то из президиума.

Эти слова резко противоречили тому, что партия и страна услышали на XIX съезде КПСС, где в отчетном докладе ЦК, оглашенном, кстати, Маленковым, утверждалось, что продовольственная проблема в стране решена. Было ясно, что необходимо предпринять какие-то меры по улучшению сельского хозяйства. Кое-что уже предлагалось ими ранее, но было отложено вождем в долгий ящик.

Для того чтобы кардинальным образом улучшить ситуацию, власть располагала весьма скромными ресурсами. Ее свобода маневра ограничивалась рядом обстоятельств. Производство орудий производства и уничтожения (группа «А») явно преобладало над всеми другими секторами экономики, а всякая попытка как-то урезать его могла быть воспринята как покушение на святая святых, как ревизия укоренившихся постулатов и оппортунизм на практике. К тому же в соответствии с утвержденными полгода назад директивами по пятому пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР все инвестиции вплоть до 1955 г. были уже распределены, а задания спущены производителям. Остановить этот процесс, пересмотрев плановые задания или же наделив отдельные хозяйственные единицы изрядной долей самостоятельности, то есть путем ослабления самого планового начала в экономике, означало бы отказ от привычных социалистических принципов управления, да и могло бы привести все народное хозяйство в состояние хаоса.

Кроме того новые правители оказались в своего рода ценовой ловушке, созданной для них политикой ежегодного снижения цен. Отказ от нее мог бы вызвать массовое недовольство населения, за предыдущие 5 лет привыкшего, что продукты питания, одежда и обувь, а также товары длительного пользования дешевеют. Вот почему 1 апреля 1953 г. было объявлено о новом снижении цен. Но продолжать такую практику в дальнейшем можно было главным образом за счет безвозмездного изъятия продуктов из аграрного сектора, тем самым доводя его разрушение до крайних пределов.

Оставалось прибегнуть к весьма ограниченному набору средств фискального и административного послабления.

Сообщив, что Секретариат ЦК недавно заслушал отчеты ряда обкомов (Новгородского, Псковского и Смоленского) и принял решения, направленные на улучшение работы этих партийных организаций в деревне, Хрущев вынужден был признать, что никакая резолюция сельскому хозяйству не поможет, «если мы 4 копейки за килограмм картофеля будем платить», иными словами, если коренным образом не изменить экономические отношения между государством в лице его заготовительных органов и колхозами и колхозниками.

— Когда подсчитаешь все, что сдает колхозник за корову, то получается, что ему остается только навоз, — иллюстрировал он этот свой вывод. — Сейчас этот вопрос изучается, и мы убеждены, что положение будет исправлено{189}.

Об острой нехватке мяса и животного масла говорил А.И. Микоян:

— Мясом по-настоящему мы торгуем только в Москве, Ленинграде, с грехом пополам в Донбассе и на Урале, в других местах с перебоями. Л.М. Каганович, только что вернувшийся с Урала, уточнил:

— На Урале не с грехом пополам, а на четверть{190}. Неотложными признал такие вопросы сельского хозяйства, как животноводство и овощеводство, и В.М. Молотов:

— За такого рода вопросы мы должны взяться теперь же, немедленно. На это потребуется выделить уже в ближайшее время немало государственных средств, материалов, машинного оборудования{191}.

Но откуда же взять эти средства? Из того, сообщили участникам пленума, что ранее предназначалось на законсервированные теперь гигантские стройки, наподобие переброски вод Амударьи в Каспийское море. Однако в ходе дальнейших прений была обозначена еще одна острая проблема, требующая к себе не меньшего внимания.

— Освобождаемые капиталовложения партия несомненно направит на улучшение сельского хозяйства, — заявил на пленуме Л.М. Каганович. — Но необходимо часть освободившихся денег направить на жилье, дать больше жилья рабочим.

По его мнению, в данное время нет более острого вопроса, чем жилье для рабочих.

— Конечно, продовольственный также острый: мяса мало, колбасы не хватает. Но жилье особенно остро{192}.

Каганович фактически признавал тупиковость прежней силовой экономической политики:

— Мы в свое время нажимали, когда нужно было, во время гражданской войны, во время Отечественной войны. Однако это не есть главный метод нашего хозяйства. Главный метод нашего хозяйства — это экономическое понимание сути дела, экономической заинтересо-ванности{193}.

Такого мнения придерживались и другие члены коллективного руководства. Молотов, спустя 23 года, отвечая на вопрос, доходило ли до них, что 60 рублей в месяц рабочему не хватает, отвечал, что очень даже доходило, что знали, но не все могли сделать как надо, возможностей не было: «Пока существует империализм, народу очень трудно улучшать жизнь, нужна оборонная мощь и многое другое»{194}.

Да, наследники Сталина были коммунистами и державниками. И они не могли и подумать о поисках выхода из создавшегося положения за рамками, очерченными основополагающими идеологическими установками и внешнеполитическими концепциями. Поэтому пределы этого поиска были четко ограничены. Мало того, малейшее даже не нарушение этих границ, а даже приближение к ним вызывали, как это было с Берией и как это будет чуть позже с Маленковым, резкое неприятие остальных членов коллективного руководства, сопровождаемое обвинениями в оппортунизме и, соответственно, ослаблением позиций внутри этого руководства. Так что приходилось главный упор делать на организационных, то есть, по сути, не экономических, а административных мерах.