Звезда заводской многотиражки - Саша Фишер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя нет, сегодня же воскресенье.
Завтракаю, значит. Чтобы потом одеться потеплее и укатить к бабушке на Черемушки.
Как делал почти каждое воскресенье. До того момента, как с бабушкой приключилось…
Кстати, а когда это было?
Я напряг память.
Это точно была зима, почти под новый год. Я отчетливо помню, что пришел с городской елки во Дворце Пионеров, открыл дверь своим ключом, и услышал разговор родителей. Отец как раз рассказывал маме, что бабушка нашлась в психушке Законска, только назвалась чужим именем и его не узнала. А хоронили ее уже после Нового года. На зимних каникулах.
Перед глазами встали страницы школьного дневника. На развороте не было расписания уроков, вместо них наискосок накорябаны крупные буквы «КАНИКУЛЫ». Правая страница, верхний угол. Я нарисовал там череп с костями.
Ну давай, какой это был год?!
Восемьдесят первый, точно.
Восьмое января восемьдесят первого года. То есть, сейчас она еще жива, и с ней все пока что в порядке.
Ну, насколько может быть в порядке у дамочки с проблемами с алкоголем и характером, как водевильной профурсетки.
Но бабушку я всегда любил. Пирожки она жарить не умела, но с ней никогда не было скучно. Чем она выгодно отличалась от всех других-прочих бабушек моих одноклассников. Которые в основном проводили время, сидя на лавочках возле подъезда.
Кстати, интересно… Вряд ли здесь в восьмидесятом неугодных прохожих награждают, в зависимости от пола, ярлыками «наркоман» и «проститутка». Наркоманов с Союзе вроде как официально не существовало, да и проституция была чисто заграничным явлением. Ну, в теории, конечно. На практике и те, и другие были, конечно. Просто вряд ли про них много и активно говорили вслух.
Впрочем, я-то СССР помню только ребенком…
Веник заворочался, зевнул, потянулся и открыл глаза.
— О, ты все еще здесь! — сказал он и сел. — А я уж думал, что мне вся эта катавасия с ожившим жмуром приснилась. Не сильно скучал? Прости, надо было тебе что ли хоть телевизор включить.
— Не шалил, фортепиано не трогал, — отрапортовал я. Беспечный парень этот Веник. Привел в дом незнакомого человека и спать завалился. Я за это время мог уже полквартиры вынести.
— Надо бы кофейку сообразить, — Веник поднялся и пошел к двери. — Ты как вообще? Как голова?
— Нормально, — я покрутил рукой и скривился. — Могло быть и лучше.
— Вспомнил что-нибудь? — спросил Веник через плечо.
— В целом да, — сказал я. — Меня на ваш шинный завод распределили.
— Молодой специалист? Инженер? — Веник открыл дверцу одного из кухонных шкафов и извлек оттуда тускло поблескивающую гейзерную кофеварку советского образка. Многогранную такую, с черной ручкой. У моих родителей тоже такая была.
— Журналист в заводскую газету, — хмыкнул я.
— А учился где? В Горьковском? — Веник извлек из кофеварки «начинку» из потемневшего фильтра и трубочки.
— В МГУ, — вздохнул я, усаживаясь на мягкий стул.
— Так ты из столицы приехал, получается? — Веник даже отвлекся от таинства приготовления кофе. — Неужели не смог там нормальными джинсами разжиться? Там же на олимпиаде полно фирмачей было!
Я вздохнул и развел руками. Мол, сорян, так получилось…
— У кого на жопе «Рила», тот похож на крокодила, — хохотнул он и зажег газ. — Знакомые есть?
— Неа, — я покачал головой. — Жильем завод должен обеспечить.
— Ну сегодня воскресенье, отдел кадров не работает, — сказал Веник, водружая кофеварку на плиту. — Можем прошвырнуться до «Петушка», там наши собираются. А утром поедешь на свой завод.
— Заметано, — согласился я.
«Петушок»… Легендарное место, даже я его застал во студенчестве. Изначально это было кафе-мороженое рядом с кинотеатром, но вместо детей его оккупировала альтернативно настроенная молодежь. Именно тут зародился и вырос будущий костяк новокиневского рок-клуба. В девяностых кафешка скинула маску детского кафе и превратилось в бар. И получило неофициальное название «Яйца». А советскую вывеску с него сняли уже в двухтысячных, когда новый хозяин помещения решил разогнать бездельников, привыкших тусоваться в козырном месте, и открыл там итальянский ресторан.
— А вчера что случилось, вспомнил? — спросил Веник, разливая кофе по маленьким фарфоровым чашечкам.
— Увы, — я развел руками. — Понятия не имею, где мое пальто. Да и кошелек тоже. Так что у меня из денег только счастливый пятак.
— Нда, надо бы что-то придумать с твоим пальто… — Веник задумчиво почесал в затылке, разлохмачивая и без того растрепанную шевелюру. — Сейчас кофе попьем, гляну, что у нас есть на антресолях.
— Случшай, я же тебе так до сих пор спасибо не сказал, — я осторожно взял чашечку за тонюсенькую дужку. — Ты же меня спас, можно сказать.
— Да ладно, не о чем говорить, — Веник махнул рукой и смущенно улыбнулся. Даже слегка покраснел. — Все люди братья и должны помогать друг другу.
— Вообще-вообще ничего не помнишь? — спросил Веник. — Ты же говорил что-то про завод…
— Слушай, я тогда только очнулся и был немного… эээ… не в себе, — я поморщился.
— Но зачем ты на Новые Черемушки поехал помнишь, хоть? — Веник отпил одним глотком половину своей порции кофе.
«Новые Черемушки» — это где вообще?! А, кажется, вспомнил. Это народное название пяти «цветочных» улиц — Сиреневой, Тюльпановой и прочих трех. В восьмидесятом, должно быть, вообще выселки с голыми коробками новостроек. Рядом с автобарахолкой. Это место так и не стало респектабельным, как ему ни пытались придать лоск. Даже когда вместо стихийного рынка построили стеклянный торговый центр, возвели всякие там школы, больницы, стадион и прочие удобства, там так и остался «цветной» квартал, куда приличному человеку лучше не соваться.
— Веришь-нет, не помню, — я развел руками. — Помню, как с поезда вечером сошел, а дальше — как в тумане. Очнулся уже в морге.
— Наверное, тебе адрес на вокзале бабка какая-нибудь дала, — задумчиво проговорил Веник. — Они постоянно там приезжих караулят, а в Новые Черемушки всю Нахаловку переселили из бараков. Ну и там тебе по башке кто-то и стукнул.
— Наверное так и было, — согласился я. Хороший человек Веник. Но я пока что не готов делиться с ним откровением, что я пришелец из будущего, вселившийся в тело младшего брата двух парней, которые через лет пятнадцать утопят Новокиневск в кровище своими разборками.
— Это тебе еще повезло, что сумку нашли и документы, — разглагольствовал Веник. — Могли запросто все растащить.
— Факт, — покивал я. А сам подумал, что если меня все-таки не случайно сбросили с высотки, то надо быть осторожнее. Те, кто это сделал, вполне могут пожелать закончить начатое, узнав, что я чудесным образом воскрес. Надо осторожнее…
