Уинстэнли - Татьяна Александровна Павлова

Он содержал и недвусмысленное предупреждение левым республиканским силам. Один из его пунктов обрекал всех, кто, подобно Уинстэнли, верил во всеобщее спасение, в то, что каждый имеет свободную волю и право выбора между добром и злом, а также всех, кто отрицает таинства крещения и причастия, отказывается от применения оружия в защиту государства и тому подобное — на пожизненное тюремное заключение.

Роялисты ободрились. В апреле стало известно, что в Южном Уэльсе они соединились с мятежными силами полковника Пойера и захватили весь Пемброкшир. В конце апреля шотландцы подвели войска к северной границе Англии и направили английскому парламенту ультиматум: он должен ввести обязательное пресвитерианское церковное устройство по всей Англии, запретить все прочие религиозные течения и секты, распустить армию сектантов и возобновить почетные переговоры с королем. И парламент — подлое, трусливое пресвитерианское большинство, дрожавшее больше всего на свете за свои кошельки, — послушно согласился.

Вот тогда-то Кромвель и грохнул кулаком по столу. Разгневанный, с темным, страшным лицом он явился в Виндзор, ставку армии, и собрал совещание офицеров. Туда были допущены и индепенденты-республиканцы, и левеллеры, сторонники крайних мер. Три дня прошли в покаянных молитвах и жарких спорах. И 1 мая вынесли решение: «Карл Стюарт, Человек Кровавый, должен быть призван к ответу за пролитую им кровь и за тягчайшие преступления против Бога и народа». Через несколько дней Кромвель выехал в Уэльс во главе своей конницы «железнобоких».

И тут же смуты охватили пламенем центральные графства. 4 мая жители Эссекса потребовали возобновления переговоров с королем и роспуска армии. Вооруженное восстание вспыхнуло в Кенте. На севере роялисты захватили крепости Бервик и Карлайл.

И в Серри было неспокойно. В начале мая какие-то люди, все больше из господ — дворян и фригольдеров, — ходили по селам и собирали подписи под петицией. Они требовали, «чтобы король был возвращен с полагающимся ему почетом к своим прирожденным правам… и восстановлен на троне соответственно величию своих предков… Чтобы он теперь же вернулся в Вестминстер с честью и безопасностью для разбора всех несогласий. Чтобы свободнорожденные подданные Англии управлялись согласно известным законам и статутам. Чтобы начатая война прекратилась… Все армии со всей поспешностью распущены…»

В том взвинченном, раздраженном, недобром состоянии, которое владело деревней последние месяцы, господа эти нашли поддержку. Петицию подписывали дворяне из пресвитериан, зажиточные фригольдеры, богатые лавочники. И кое-кто из крестьян победнее: ведь она требовала прекращения солдатских постоев и полной уплаты жалованья армейцам. 8 мая подписавшие петицию толпой встретились в Доркинге, а 16 мая на рассвете собрались в Петни, откуда двинулись прямо на Лондон. Их было 700 или 800 человек.

Они вручили петицию общинам и стали ждать ответа. Подкрепились в прилежащих к Вестминстеру пивных и тавернах. Прошли торжественно по улицам с барабанами и свирелями, украсив шляпы зелеными и белыми лентами. Покричали: «Бог и король Карл! Да здравствует король Карл!» Еще добавили энтузиазма в пивных и харчевнях. И, возбужденные долгим переходом, ожиданием и большим количеством выпитого пива, вновь угрожающей толпой собрались у Вестминстера.

Солдаты, охранявшие вход, на требование впустить толпу в залы парламента ответили отказом. Тогда толпа сгрудилась, кое-где блеснули клинки.

— Как можете вы служить этой шайке мошенников! — раздались голоса.

— Продажные шкуры!

— Если нам не ответят немедленно, мы перережем вам глотки!

— Долой парламент!

Солдаты ожесточились тоже, отвечали резко; слово за слово — завязалась драка. Караул был обезоружен, один стражник убит, несколько ранены. Толпа смяла солдат и ворвалась в здание. Но тут из Уайтхолла и из конюшен подоспели подкрепления. Подателей петиции погнали по галереям, коридорам, переходам. Они, толпясь, в спешке вывалились на улицу, потеряв пять или шесть человек убитыми.

Через два дня жители Серри опубликовали памфлет, где обвиняли в происшедшем парламент и снова требовали возвращения короля. На помощь им поспешили роялисты Кента: они собрали конные и пешие отряды, выбрали офицеров, назначили сборные пункты и овладели Сэндвичем, Дувром и Рочестером. Вторая гражданская война заполыхала.

Сражались и лили кровь те, кто хотел действовать во что бы то ни стало — действовать силой оружия. Кто не мог, как он, Уинстэнли, ждать и размышлять в одиночку, терпеливо искать мирного, единственно достойного выхода.

Бедняги, как они обманывались! Он думал о тех простых душах, которые поддались уговорам хитрых господ, подписали петицию, требовали возвращения короля и старых порядков. Они пытались найти управу на лордов у Карла, забывая, что и король, и лорды — одной масти. Лорд-де вводит новые правила, повышает ренту, отнимает у крестьян общинные земли — сидел бы на троне король, он бы этого не позволил. Но кто такой король? Потомок Вильгельма Завоевателя. Он и его нормандская дружина захватили Англию в незапамятные времена, отняли у коренных жителей и разделили меж собой лучшие земли, установили законы для укрепления своей власти и ввергли простых людей в рабство. Как же можно искать защиты у короля против лордов?

Весенними ночами Уинстэнли писал снова — писал второй свой трактат. Ученый ли? Богословский ли? Нет, конечно. Хотя он и толковал в нем слова «Откровения святого Иоанна», главными в новом его сочинении были не религиозные рассуждения, а насущные вопросы дня. В стране бушевала война — он говорил о войне. Церковные власти требовали богослужебного единообразия — он отвечал на их свирепый и в то же время мелочно-педантичный ордонанс как свободный мыслитель и подлинно народный проповедник, идущий от опыта и здравого смысла, а не от буквы. Но самым сокровенным, самым смелым в трактате было обращение к беднякам, открытое выступление от их имени.

К ним, «презираемым сынам и дщерям Сиона, рассеянным по всему Английскому королевству», обращал он первые слова посвящения. К тем, кого мир ненавидит и осуждает, потому что на них именно и сияет свет и слава отца небесного. Злые и завистливые не могут вынести этого света и потому клеймят их как злодеев, а веру их объявляют заблуждением. «И под именем обманщиков и смутьянов (хотя сами они воистину обманщики и смутьяны), — писал он, — они угрожают вам разрушением и смертью… Вы предмет насмешек и осуждения; вы люди, которых они грабят, вы люди,