Опасный пациент - Майкл Крайтон

Дверь кабинета отворилась, и показалась голова Эллиса. Он бросил взгляд на экран и улыбнулся:

– Смотрите предварительные картинки?

– Работаю немного, – ответил Макферсон и кивнул на диктофон.

Эллис кивнул и исчез, закрыв за собой дверь.

– …знаю, что я предал род человеческий, – говорил Бенсон, – потому что я помогаю сделать машины более разумными. Но это моя работа – я программирую искусственный интеллект и…

Макферсон выключил звук. Потом вернулся к своему диктофону.

– Имея дело с компьютерной техникой, мы всегда различаем центральное оборудование и периферию. То есть главный компьютер считается основным даже в том случае, если, говоря человеческим языком, он расположен в некоем отдаленном месте – например, в подвале здания. Различное же оборудование – принтеры, пульты, дисплеи и тому подобное – является периферийным. Они могут быть расположены на рубеже компьютерной системы, на различных этажах здания.

Макферсон взглянул на телеэкран: Бенсон был не на шутку возбужден. Он включил звук и услышал:

– …все более и более разумными. Сначала паровые двигатели, потом автомобили и аэропланы, потом арифмометры. Теперь уже компьютеры, с сетями обратной связи…

Макферсон выключил звук.

– Если взять человеческий мозг, то аналогия тут такая: мозг и периферийные терминалы, как, например, рот, руки, ноги. Они выполняют команды мозга. В общем и целом, мы судим о работе мозга по результатам этих периферийных функций. Мы замечаем, что человек говорит, как он жестикулирует, как поступает, и на основании этих данных дедуктивным образом приходим к выводу о том, как функционирует его мозг. Это общеизвестно.

Он взглянул на Бенсона. А что бы сказал Бенсон? Согласился или стал бы возражать? А, какая разница!

– Теперь же в ходе этой операции мы создали человека не с одним мозгом, а с двумя. У него есть биологический мозг – поврежденный, и у него теперь есть новый – компьютерный мозг, который должен исправлять повреждения первого. Этот новый мозг предназначен для контроля над биологическим мозгом. Таким образом мы сталкиваемся с новой ситуацией. Поврежденный биологический мозг пациента является периферийным терминалом – единственным, точнее говоря, терминалом – нового компьютера. В одной области новый компьютерный мозг осуществляет полный контроль. И потому биологический мозг пациента, а в действительности все его тело, становится как бы терминалом для нового компьютера. Итак, мы создали человека, который представляет собой сложный компьютерный терминал. Этот пациент есть дисплей нового компьютера, и он столь же бессилен контролировать процесс вывода данных, как монитор бессилен контролировать информацию, поступающую на его экран.

Возможно, это слишком сильно сказано, подумал Макферсон и, нажав на кнопку, добавил:

– Гарриет, перепечатайте последний абзац, но я потом хочу его отредактировать, хорошо? «Римская четыре. Итоги и выводы».

Он снова замолчал и включил звук, чтобы послушать Бенсона. Бенсон говорил:

– …ненавижу их! В особенности проституток. Бортмеханики, балерины, переводчики, рабочие бензоколонок – люди, которые являются машинами или обслуживают машины. Проститутки! Я их всех ненавижу!

Говоря это, Бенсон яростно тыкал в собеседника зажженной сигаретой.

4

– И что вы чувствовали? – спросил доктор Рамос.

– Я разозлилась, – ответила Джанет Росс. – Разозлилась. Просто из себя вышла. Представляете: эта сестра стоит и смотрит! И притворяется, будто ничего не понимает, что происходит, а сама все прекрасно понимает!

– Вы разозлились на… – доктор Рамос не закончил.

– На хирургов. На Бенсона. Они захотели – и сделали. Я же им с самого начала говорила – с самого первого дня, – что это дурацкая затея, очень опасная затея, но Эллис, и Моррис, и Макферсон – все они только и мечтали об этой операции. Они все такие самодовольные. Особенно Моррис. Когда я увидела его в реабилитационной… Как он снисходительно разговаривал с Бенсоном – а тот, бедняга, был бледный как полотно, весь перевязанный, в проводках – я просто рассвирепела.

– И почему?

– Да потому, что он лежал там такой бледный, потому что… А!

Она осеклась, подыскивая слова для ответа, но так и не придумала ничего путного.

– Насколько я понимаю, операция прошла успешно, – сказал доктор Рамос. – И многие люди, перенесшие тяжелую операцию, теряют цвет лица. Так что же вас так вывело из себя?

Росс молчала.

– Не знаю, – наконец пробормотала она.

Она услышала, как доктор Рамос пошевелился в кресле. Его она не видела: она лежала на кушетке, а доктор Рамос сидел у нее в изголовье. Наступила долгая пауза. Она уставилась в потолок и попыталась придумать, что бы сказать. Но мысли ее путались, и ничего здравого в голову не приходило. Доктор Рамос сказал:

– Вам представляется важным присутствие сестры.

– Разве?

– Вы же сами упомянули про нее.

– Я не заметила.

– Вы сказали, что сестра находилась в палате и прекрасно понимала, в чем дело… Так что именно происходило?

– Я рассвирепела.

– Но вы не знаете отчего.

– Знаю. Из-за Морриса. Он такой самодовольный.

– Самодовольный, – повторил доктор Рамос.

– Чрезмерно самоуверенный.

– Вы сказали, самодовольный.

– Слушайте, я ничего не имела в виду конкретно. Это просто слово… – она осеклась. Опять рассердилась. Она отчетливо слышала, как ее злость прорывается в голосе.

– Ну вот, вы и теперь рассердились, – сказал доктор Рамос.

– Очень.

– Почему?

После долгой паузы она ответила:

– Они меня не послушались.

– Кто вас не послушался?

– Никто. Ни Макферсон, ни Эллис, ни Моррис. Никто.

– Вы говорили доктору Эллису или доктору Макферсону, что вы на них сердиты?

– Нет.

– Но вы излили свой гнев на доктора Морриса?

– Да. – Он куда-то гнул, но она пока не понимала, куда именно. Обычно она могла сразу все понять заранее. Но на этот раз…

– Сколько лет доктору Моррису?

– Не знаю. Он моего возраста. Тридцать, тридцать один – что-то около этого.

– Вашего возраста.

Это ее сводило с ума – его манера повторять за ней слова и фразы.

– Да, да, черт побери, моего возраста.

– Он хирург, как и вы.

– Да…

– Вам легче излить свою злость на кого-то, кого вы считаете своим ровесником.

– Никогда об этом не думала.

– Ваш отец тоже был хирургом, но не был ровесником.

– Не надо только анализировать мои отношения с отцом!

– Вы все еще обозлены.

Она вздохнула.

– Давайте переменим тему.

– Хорошо, – ответил он тем добродушным тоном, который иногда ей нравился, а иногда выводил из себя.

5

Моррис терпеть не мог проводить предварительные собеседования. В группу собеседования в основном входили психологи, и эта работа отнимала массу времени и душевных сил. Согласно последним статистическим сводкам, только одному из сорока пяти новых пациентов ЦНПИ требовалось серьезное лечение в стационаре. И только у одного из восьмидесяти трех стационарных больных подтверждалось наличие мозговых травм, повлекших за собой расстройство поведения. А это означало, что все эти собеседования по большей части просто пустая трата времени.

В особенности так обстояло дело со случайными пациентами. Год назад Макферсон принял политическое решение: со всяким, кто каким-то образом узнал про существование ЦНПИ и сам пришел на прием, должна проводиться беседа. До сих пор, естественно, большинство людей обращались в Центр по направлению лечащего врача. Однако, по мнению Макферсона, репутация Центра напрямую зависела от успешного лечения больных, попавших к ним по личной инициативе.

Макферсон также считал, что все штатные сотрудники Центра должны время от время проводить собеседования. Моррис два дня в месяц работал в небольшой комнатке, разделенной пополам стеклом с зеркальной поверхностью. Сегодня был один из его дней, но ему страшно не хотелось тут сидеть. У него еще не прошло возбуждение после утренней операции, и ему было тошно терять время на это скучнейшее занятие.

Он бросил несчастный взгляд на вошедшего в кабинет пациента. Это был молодой длинноволосый парень лет двадцати пяти, в полотняных штанах и свитере.

Моррис встал.

– Я доктор Моррис.

– А я Крейг Бекерман. – Рукопожатие неуверенное и слабое.

– Пожалуйста, садитесь. – Моррис указал на стул перед своим столом. За спинной стула располагалась прозрачная стена-зеркало. – Что вас привело к нам?

– Я… мм… Мне просто любопытно. Я о вас читал, – сказал Бекерман. – В журнале. Вы тут делаете операции на мозге.

– Верно.

– Ну вот… мм… мне и интересно.

– В каком смысле?

– Ну, в той журнальной статье… Здесь можно курить?

– Конечно. – Моррис подвинул к Бекерману пепельницу.

Бекерман достал пачку «Кэмела», вытряс одну сигарету на стол и закурил.