История села Мотовилово Тетрадь 4 - Иван Васильевич Шмелев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Николай Ершов на охоту явился без собаки. Он лишился ее, как он ранее рассказывал, в то время, когда ходил в поле за большую дорогу на лис. Тогда еще он хвалился мужикам, как он выманивал лис манком, спрятавшись за бугорком: «Дужу-дужу, а толку мало, лис не видно, да и только, а спустя некоторое время одна смелая нахалка, видимо, заинтересовалась моей музыкой, прямо мне на ствол ружья и набежала. Я от внезапности и растерянности пальнул прямо в небо. А она, каналья, с испугу перемахнула через меня, лапами у меня с головы шапку сбила». Сидеть же у лисьей норы и ждать, пока из нее появится лиса – нудное и утомительное дело, так Николай в то время натравил собаку, чтобы она по норам промышляла. Собака залезла в нору и, как ошпаренная кипятком, ногами затолмошила. Николай выхватил ее из норы-то за задние ноги, а она без головы оказалась. Лиса ей всю морду отъела. И с тех пор Николай и не мог еще обзавестись собакой.
Полюбил Николай охоту, хоть хлебом не корми. Свою шомполку он променял на берданку, придав трёшницу денег. Вот и сегодня идет он на охоту, направляясь к лесу, ружье вниз стволом на плече, ритмично размахивая свободной рукой. Издали можно подумать, что идет человек не на охоту, а словно в поле просо рассеивает.
Митька Кочеврягин, собравшись на охоту, взяв ружье на плечо, вышел на улицу. Он фигуристым высвистом поманил к себе собаку, которая, видимо, промышляя себе пищу на другой улице, долго не появлялась, а потом прибежала, запыхавшись от бега, высунув длинный язык, поплелась за хозяином. При выходе в поле собака, обогнав Митьку, задрав хвост, устремилась к лесу, но добежав до развилки дороги, по-собачьи торчмя уселась, в ожидании гадала, по которой же дороге пойдёт хозяин.
Около «Мохового» болота охотников собралось семь человек. Пока они обсуждали план, их собаки взаимно перезнакомились, а знакомство они обычно начинают с обнюхивания спереди и сзади, как бы проверяя «документы». Обычно они тщательнее обнюхивают зад, видимо, документы их находится в заднем кармане. После процедуры проверки, установив, что все в порядке, они с довольством расходятся и усаживаются в своей собачье позе на землю, с прискуливанием позевывают, широко раскрыв свои пасти.
Не подозревая ничего, но, видимо, предчувствуя, собака Митьки Бобик, не отходя от него, улеглась около его ног. Он без жалости пнул ее ногой, грозно на нее крикнув «Сыма!», – но она, крутившись около его волчком, так и не отходила от него.
Снег только что сошёл, талая вода обильно наполнила все низины и болота. Над болотами то и дело пролетали утки, в воздухе кувыркаясь и варьируя, в разных направлениях порхали пигалицы, тоскливо и навязчиво скрипят «чьи-ви, чьи-ви». Охотники поразбрелись по болоту, прыгая с кочки на кочку, с азартом преследовали пролетавших над головой уток. Открылась пальба, наступила радующая душу охотника весёлая потеха. Всполошенные выстрелом утки стайками носились над болотом. То они улетали куда-то к лесу, то снова возвращались к обширному моховому болоту и, шлепаясь об воду, притаённо вдали плавали. Охотники, пригибаясь, в причудливых позах преследуя уток, бродили по берегу, а иногда заходили в воду, чуть не захлёбывая сапоги.
У Сергея Лабина на ногах высоченные охотничьи болотные сапоги. Он болото проходил чуть ли не напрямик, и дело у него шло лучше, чем у остальных. Он вскоре подкараулил одну кряковую утку и метким выстрелом уложил ее на месте.
У Николая Ершова же дело никак не клеилось. Утки, как на грех, летали вдали от него, да еще эти неугомонные пигалицы надоедливо, как бы дразня его за неудачу, кувыркались над самой его головой, гнусаво кричали. Не выдержав, он с досады пальнул в одну из них. Она безжизненно рухнула почти у самых его ног. Подняв ее, он стал с интересом рассматривать. На него укоризненно смотрели омертвелые бусинки глаз. Тело еще было тёплое, лапки судорожно трепетали, а голова с высоким загнутым хохолком безжизненно, вяло повисла.
К полдням на обед и отдых все охотники собрались к условленному месту, около края леса. Началась хвальба трофеями. Сергей Лабин вытащил из-за пояса двух уток, Смирнов, Додонов и Лобанов по одной, остальные пришли на привал ни с чем, а Николай Ершов с убитой им пигалицей. Усевшись на сухом пригорке, курящие перво-наперво закурили, некурящие принялись за еду, уставшие в погоне собаки расположились поодаль, блаженно скуля, позёвывали, растянувшись на жухлой прошлогодней траве.
Николай Ершов, завернув самокрутку, набил ее табаком-самосадом, и, грызя зубами кончик козьей ножки, выжидающе оглядывался по сторонам, ожидая, кто зажжёт спичку, чтоб прикурить. Хотя и у него самого в кармане погремливал неполный коробок спичек, но он с целью экономии частенько пользовался чужим огоньком.
– Вот мужики, признаться и вам сказать, я курить стал только из-за того, чтобы от меня пахло мужиком, а не бабой, как обычно пахнет от некурящего, – неосмотрительно и неуместно высказался Ершов в вопросе курения.
– Но ведь от хорошей бабы всегда лучше пахнет, чем от хреносвкого мужика, вот, к примеру, как ты! – безжалостно оконфузил его Смирнов Николай, имеющий отвращение к курению. Все охотники дружно и весело рассмеялись над оплошностью Ершова, поощряя яркое высказывание Смирнова.
– По-твоему выходит, что мы, вон, с Сергеем Лабиным хуже тебя! Ах, ты, куль с говном, кошель лапотный! Ты только хвалишься «я здоровый, я сильный!», а не тебя ли дядя Терентий сграбастал в охапку, да с моста в сугроб забросил, что ты тогда едва выкарабкался! Эх ты, олух царя небесного! – продолжая разносить и унижать Ершова, под общий смех продолжал свою меткую речь Смирнов.
– Ты, тёзк, сегодня меня оконфузил, как именинника, ты, чай, полегче, – с мольбой в голосе и сознавая свою оплошность, робко проговорил Ершов.
– Так ты сам напросился и сказал, что от некурящих бабой пахнет, – урезонивал его Смирнов.
– Так это я не про вас с Сергеем сказал, не в ваш адрес, а вообще, – оправдывался Ершов.
– Так и я сказал вообще, а к тебе это относится в частности! – бойко заключил Смирнов. Все присутствующие весело смеялись и дружно хохотали над мешковатым, туповатым и вяловатым в разговоре Николаем Ершовым.
– Ты, Кольк, что не ешь? Видишь, все закусывают, а ты только куришь и, расхваливая себя, разговорами занимаешься, – не оставляя без внимания Ершова, продолжал подковыривать его Смирнов.
– Мне некогда, да
