Нашей юности полет - Александр Зиновьев

Высокое начальство решило посмотреть, каковы успехи бойцов. И они снова один за другим бросаются преодолевать страшную штурмовую полосу. Теперь они стараются, ибо на них смотрит начальство. Потом их строят. Командир хвалит их, благодарит за службу. «Служим Советскому Союзу!» рявкают они не очень громко и совсем не стройно. «Для начала терпимо, говорят командиры между собою. — Через полгода настоящими бойцами будут».

Подозрения

На другой день бойцов погнали грузить дрова. Сачки отправились в клуб — в кружки художественной самодеятельности. Интеллигента вызвали в штаб, в секретный отдел, расположенный рядом с Особым отделом и соединенный с ним особой дверью.

— Что за парень? — спросил Егоров о Студенте. — На вид хлипкий, а полосу преодолевает быстрее всех.

— Хороший парень, — сказал Интеллигент. — Тоже бывший студент. Ершистый немного. На все смотрит еще через розовые очки. Но настоящий комсомолец. Хороший товарищ. Надежный. В беде не бросит. Когда мы ехали сюда, на меня набросились ребята из другого вагона — хотели отнять дрова, которые я нес для нашей «буржуйки». Так он один против десятерых дрался. Его побили, конечно. Но дрова я все-таки до вагона донес. Между прочим, в армию ушел добровольно. Мог иметь отсрочку: в их институте еще осталась бронь, но отказался.

— Добровольно?! Тот замаскировавшийся сынок белогвардейского офицера тоже был добровольцем. Тут что-то кроется.

— Вот что, — сказал Егоров Интеллигенту. — Займись этим Студентом как следует. Что-то уж больно он старательный. Неспроста это. И к тому же доброволец.

Разговор по душам

Ночь. В казарме холодно. Солдаты спят, объединившись по двое, укрывшись двумя одеялами. Иногда дежурный наводит порядок — будит солдат и приказывает разъединиться. Спать по двое не положено. И шинелями укрываться не положено. Как только дежурный уходит, солдаты вновь нарушают порядок. Интеллигент шепотом разговаривает со Студентом после одной из таких побудок.

— У меня представление об армии сложилось по кинофильмам, — говорит Студент. — Думал, хоть тут нормальные человеческие условия есть. Оказывается, все вранье.

— Ты лучше помалкивай об этом. Тут стукачей полно. В штрафной попадешь — там еще хуже.

— Понимаю, не маленький. Я же знаю, с кем говорить можно.

Тес! Дежурный!.. Спим!

Мера

Шли дни, недели. Егоров наконец-то упорядочил сеть своих осведомителей. Информация об «академиках» обильным потоком потекла в его кабинет с зарешеченным окном и обитой жестью дверью. Из симулянтов Егорова особенно заинтересовал один, собиравшийся вызвать искусственное бельмо на глазу с помощью линзы. Но у него не было линзы. Попросить, чтобы мать прислала из Москвы, — рискованно. Могут заподозрить неладное. «Надо будет эту линзу достать ему в городе, — подумал Егоров, — и через Чацкого передать. А потом поймать на месте преступления. С дезертирством тут сложнее: все знают, что не убежишь никуда, даже если разрешат. Скоро в городе будет армейский смотр художественной самодеятельности. Пусть Граф Ростов займется этим плясуном. Плясун, видать, уже подпорчен основательно. Можно устроить попытку самоволки, а затянувшаяся самоволка сойдет за попытку дезертирства. Но как бы не переборщить. Тут надо знать меру. Если слишком много случаев такого рода, за это тоже по головке не погладят. Мол, как вы так людей воспитываете?! И завистники найдутся. Доносы пойдут. Клевета. У них за этим дело не станет. Начать надо с другого: с прошлого. Тут мы ни при чем — не мы родили. И не подкопаешься: факты вещь упрямая, как говорит товарищ Сталин».

Разговор по душам

Спросите любого, служившего в армии, и он вам ответит: нет чище, прочнее и душевнее дружбы, чем армейская дружба. Это и понятно. В армии люди вынуждаются на длительную совместную жизнь. Те чувства, которые на гражданке распределяются среди многих близких, здесь сосредоточиваются на одном человеке. Такая крепкая армейская дружба, как говорится, спаяла Интеллигента и Студента. Откровеннее и острее стали их задушевные разговоры.

— И это называется социализм, — резюмировал однажды Интеллигент свой рассказ о репрессиях в их институте.

— Ты, между прочим, меня призываешь к осторожности, — заметил Студент, — а сам иногда срываешься. Смотри, можно погореть из-за пустяка. Я обжегся раз, и больше не хочу.

— А что случилось?

— Сорвался в дружеской компании. Наговорил всяких глупостей. Друзья, конечно, донесли. Меня, конечно, забрали на Лубянку.

— Не может быть! Как же ты?!.

— Сбежал.

— Не загибай! Так не бывает.

— Они не поверили, что я сам все надумал. Решили найти тех, кто научил меня. Ну, и якобы выпустили, чтобы проследить моих сообщников, а я удрал.

— Куда?!

— Свет не без добрых людей. Работал где придется. Потом догадался пойти в военкомат. И вот я здесь. Никому в голову не придет искать меня в армии, да еще в такой глуши.

— Здорово! Молодец! Я бы на твоем месте ни за что не рискнул на такое. Так покорно и ждал бы, когда посадят.

— Ну, давай спать. Смотри, никому ни звука!

— За кого ты меня принимаешь?! Могила!

Сомнения

Получив сообщение Интеллигента, Егоров не поверил ему. Фантазирует! Цену себе набивает! Выслужиться хочет! Чтобы человек скрылся от органов такого не бывает. И чтобы ему помогали другие?! Нет, Интеллигент явно загибает. Надо все тщательно проверить, чтобы не попасть впросак. Но если это действительно правда, то удача сама идет в руки Егорову. Такой случай нарочно не придумаешь. Вверху, конечно, могут. Но на уровне полка — ни за что. Если это правда, то перевод в дивизию Егорову гарантирован. А Интеллигента через годик вполне можно будет направить в школу органов. Этот парень далеко пойдет! Образованный. Что же, новая смена растет. У нас не те условия были. Но мы свой долг честно выполнили.

На пушку

Среди приемов Егорова был один, уже проверенный в масштабах всей страны и всей ее истории: взять на пушку. Делается это так. Подозреваемый вызывается для «душевного разговора». Ты говоришь ему, что это не допрос, а задушевный разговор старого коммуниста со старым коммунистом, беспартийным большевиком, молодым товарищем, — в зависимости от возраста и положения допрашиваемого. Не забудь пошутить: мол, это пока не допрос (ничто так не располагает к откровенности, как здоровая шутка). Помогает также такая шутка: садись, мол, Иванов; на стул садись, ха-ха-ха; пока на стул, ха-ха-ха! Затем говоришь, что задача органов — не карать, а помогать. Караем мы закоренелых врагов. А наших людей… Ты же не враг, Иванов?.. Наших людей мы защищаем от врагов. Подозреваемый от такого дружеского, теплого обращения расслабляется. И ты ему в этот самый момент лепишь прямо в лоб: выкладывай, Иванов, сам все начистоту, от нас ничего не скроешь, нам все известно, но мы даем тебе возможность самому… Если подозреваемый делает изумленное лицо, — мол, он не понимает, о чем речь, — подкидываешь ему фактик. Пусть пустячный, но обязательно достоверный. И не забудь еще раз сказать, что от нас, от органов, ничего не скроешь. Но на сей раз не так дружески, потверже. Сделай ударение на слове «органы». Обычно подозреваемый сразу же капитулирует и начинает наговаривать на себя лишнее. Твоя задача отделить истину от вранья и направить признание в нужное русло. А если подозреваемый упорствует (что бывает редко, но бывает), излагай свои материальчики сполна. Тут промаха быть не может, проверено. Но если материальчики — клевета (что тоже бывает), скажи с усмешечкой, что ты просто хотел проверить подозреваемого. Мол, время теперь — сам знаешь какое. Кругом враги. Мы, органы, должны быть всегда начеку. Но, между нами говоря, нет дыма без огня. Так что, Иванов, выбирай: или в дело пойдет этот материальчик (не будут же ответственные лица зря выдумывать), или… Вот бумага, карандаш. Пиши чистосердечно обо всем. О чем? Ты что, неграмотный? Ну ладно, я тебе продиктую. Пиши!..

Обдумывая предстоящий разговор со Студентом, Егоров решил «пришить» ему намерение бежать в Японию и унести с собой военные секреты, касающиеся их воинской части. Что до Японии отсюда — пять тысяч километров, и главным образом по необитаемым местам и через зону вечной мерзлоты — не помеха. Как раз наоборот, именно такие обвинения действуют наиболее деморализующе. Тоже проверено.

Разговор по душам

Он приказал привести Студента среди ночи — это тоже дает дополнительный эффект. Угостил чаем (это располагает к интимности).

— Хочу поговорить с тобой по душам, — начал Егоров. — Это не допрос. Пока не допрос. Пока — беседа старшего товарища с молодым. Ты же комсомолец! Так вот, выкладывай начистоту. Ты что, задумал нас за нос водить?! Неужели ты думаешь, что органы можно обмануть? Откуда тебе известно, какие были намерения органов, когда тебе позволили сюда прибыть?! Да, позволили! От нас ничего не скроешь. Никуда от нас не скроешься. Ну как, будем сами говорить, по-хорошему, или?..