Любовное приключение - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«В чем дело, капитан?» — спросил я.
«А дело в том, — ответил капитан, суеверный, как и все коренные сицилийцы, — если бы вы меня послушались…»
Он замолчал, как будто стыдясь договаривать то, что собирался сказать.
«Ну, так если бы мы вас послушались, капитан, как нам следовало бы поступить?»
«Вы перенесли бы отплытие на другой день».
«Почему же?»
«А вы разве не видели священника?»
«И что же?»
Я повернулся к Фердинану.
«И что же?» — повторил я.
«Вот еще! — засмеялся барон. — Священником меня не запугаешь. Как раз священник нам и нужен».
«Нет ничего плохого в том, если вы встречаете священника, когда он вам нужен, — проговорил капитан, — но если он вам не нужен, тогда другое дело».
«И вы верите в то, что этот священник принесет нам несчастье?»
«Или вам, или вашим планам».
«Лично у меня нет никаких планов. Доказательством тому — то, что я хотел ехать в Амальфи или Сорренто, а еду в Палермо. Стало быть, — добавил я, смеясь, и повернулся к Марии и Фердинану, — это предостережение для тех, у кого планы есть».
Фердинан принялся напевать арию из оперы «Немая из Портичи»:
Небо красиво, море прекрасно…
Это вполне могло рассматриваться как ответ, ничуть не хуже любого другого. И мы продолжили наш путь в порт.
Наша маленькая сперонара грациозно покачивалась на воде. Экипаж, состоявший из десяти матросов и одного юнги, сына капитана, ждал нас, облаченный в праздничную одежду. Четверо из них стояли у концов сходен, спущенных с борта на берег, сделав для нас расположенные с двух сторон перила из пары весел.
Мария прошла первой. Я заметил, что она была очень бледна и ее рука, опиравшаяся на импровизированные перила, сильно дрожала.
Фердинан шел за ней, легкий и очень веселый.
Я шел последним, размышляя о предсказаниях капитана. Я спрашивал себя, какому же плану может помешать эта злополучная встреча со священником. Перебрав мысленно все, что я собирался предпринять и что могло бы сорваться, я успокоился на том, что это предзнаменование меня совершенно не касается.
Сходни втянули на судно, подняли якорь.
Матросы сели за весла, затянув какую-то бесконечно приятную песню, и мы заскользили по лазурному морю.
Легкий бриз был как раз кстати, и особенно потому, что можно было наблюдать, как медленно и величественно исчезает Неаполь. Капри, утонувший в утреннем солнце, казался светящимся облаком, в то время как слева от нас вырисовывались изящные очертания береговой линии Кастелламаре.
Было одиннадцать часов утра.
«А как насчет завтрака?» — внезапно воскликнул Фердинан.
«Как, — спросила Мария, — вы не позаботились о питании?»
«Я нет, а разве капитан не запасся провизией?»
«Вот сумасшедший!» — воскликнула Мария.
«Да нет, влюбленный, сударыня, — сказал я. — К счастью, я был более предусмотрительным, чем Фердинан».
«Это доказывает, — засмеялась Мария, — что вы и не сумасшедший, и не влюбленный».
«И, к счастью, не только для меня, но и для всех, — произнес я, поклонившись. — Если бы я был подвержен одной из этих болезней в той же степени, что и наш друг Фердинан, мы бы точно умерли с голоду».
«Ах, — заметил Фердинан, — надо жить любовью!»
«Да, конечно, — заметил я, — но каково видеть, как влюбленные питаются только амброзией и пьют нектар… Кстати, друг мой, — продолжал я, сделав знак одному из матросов, исполнявшему обязанности повара: по моей просьбе он принес огромную корзину, — вы вольны питаться любовью и ограничиться ролью зрителя. Что же касается госпожи Д., то она призналась, что желания желудка удерживают ее на грешной земле, и я с готовностью предлагаю ей кусок этого пирога или крылышко этой индейки. Пьетро, принесите вторую корзину. Вторая корзина, мой друг, вещь еще более презренная для влюбленного, чем индейка или пирог: это бордо, довольно посредственный лароз. И на вашем месте я бы к нему даже не притронулся».
«Ну вот еще! — проворчал Фердинан. — Если вы будете есть, я тоже поем».
«Да, чтобы доставить нам удовольствие; но все же сознайтесь, что вы голодны».
«Нет же, честное слово, это вы заставили меня об этом думать».
Мария отведала корочку пирога и крылышко индейки, почти не прикасаясь к ним зубами, и выпила бордо, едва смочив губы в стакане. Она обладала удивительной способностью женщин съедать примерно столько же, сколько мужчины, делая при этом вид, будто ни к чему не притронулась.
Фердинанд тем временем быстро истреблял съестные припасы.
Как видно, начало путешествия не соответствовало тем неприятным предсказаниям, о которых говорил капитан. Дул попутный ветер, наше судно делало два льё в час, а поскольку мы шли в открытое море, то ветер усиливался и казалось вполне вероятным, что мы пойдем еще быстрее.
Но, вопреки этому предположению, которое высказал сам капитан, к вечеру ветер ослабел и скорость нашего маленького судна заметно уменьшилась.
Мы занялись приготовлением ко сну.
Сзади сперонара была оборудована своего рода навесом; он был сделан из круглых дуг, тянущихся от одного борта к другому и покрытых навощенной тканью. Первоначально планировалось, что под этим навесом будет моя спальня. Предполагая путешествовать в одиночестве, я распорядился принести сафьяновый матрас, лучший из матрасов в условиях жарких стран: он остается всегда прохладным.
Однако, когда я подумал о том, что, по всей вероятности, путешествие продлится четыре или пять дней и столько же ночей, то увеличил свое снаряжение на два матраса.
Затем я попытался как можно корректней выяснить у Фердинана степень его близости с Марией. Результаты беседы с ним делали честь замечательной артистке. Тогда было решено, что вечером мы будем вытаскивать два из трех матрасов из-под навеса. Фердинан и я будем спать на палубе, в то время как каюта останется в полном распоряжении Марии.
Занавески, скользившие по металлическому карнизу, составляли единственную преграду на пути в это святилище, которое наша общая уважительность охраняла лучше, чем железные ворота Дербента.
Наступала ночь, и мы, следуя нашему плану, вытащили два наших ложа на палубу. Но ночь была настолько великолепна, столько звезд усыпало небо и отражалось в море, что грех было, как говорят неаполитанцы, закрывать глаза.
И мы сидели на палубе, раскрыв их от удивления.
У одного из матросов было что-то наподобие гитары с тремя струнами. Мария взяла ее и запела.
Через пять минут капитан и матросы кружком сидели вокруг нас. Через десять минут они с восхитительной музыкальной способностью, присущей южанам, уже хором повторяли припевы песен или арий, которые пела Мария.
