Под ударом - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
17-й скорый ходил с Белорусского. Николай приехал туда на метро, попутно отмечая приметы нового времени. Торговля, торговля то тут, то там, торговали с рук. Как только отменили уголовную статью за спекуляцию[15] — так торговали все больше и больше.
И квасили.
…
Квасить начали почти сразу, как поезд отошел от края платформы. Поезд был прямой, ехали либо жены с детьми, либо мужики к месту службы. И как только за окном замелькали подслеповатые домики крестьянского Нечерноземья — вагон разделился на мужскую и женскую части. Мужская — начала доставать всё, что у нее есть, и выставлять на стол, а женская — старалась не попадаться разошедшимся мужикам на глаза… ну и тоже как-то общалась.
Хотя у женщин это получалось труднее… натужнее. Иерархия заметна. У мужиков за бутылкой званий нет, все почти равны — и капитан, и полковник. А вот у женщин… жена полковника с женой капитана общаться никогда не будет — не по чину. Да что там общаться — с…ать на одном гектаре не сядет, простите…
Николай старался во всем в этом не участвовать, да куда там.
— Эй, капитан…
Николай не понял, что обращаются к нему. Он и звание свое обмыть не успел, да к тому же оно было званием для прикрытия. Хотя, наверное, оставят…
— Капитан, ты чего? Старших по званию не признаешь?
Николай посмотрел, кто к нему обращается.
— Прошу простить, — нейтрально сказал он.
Обращавшийся к нему майор тоже кое-что понял.
— Чего такой загорелый? Оттуда что ли? — Иди к нам, чего сидеть. Ехать долго еще…
Николай сначала хотел отказаться. Но потом подумал — а смысл? Все равно надо с чего-то начинать на новом месте, обустраиваться, наводить отношения. Почему бы и не с этого.
И он встал.
Народ ехал специфический…
Попасть в ЗГВ — было не так круто, как советником на загранку, где чеками платили — но куда круче, чем нести тяготы и лишения в каком-нибудь гарнизоне в Суходрищенске. Здесь тоже часть денежного довольствия полагалась чеками. Но главное было не это — а то, что в ГДР легально продавали всякие западные товары. Да и местные товары — были куда лучше советских. Так что люди поумнее заранее готовились — покупали то, что в СССР стоило копейки, и разузнавали, на что больший спрос у спекулянтов.
Николай к этому относился спокойно. Ему помогала книга «Бушидо», в которой говорилось: возвращаешься домой, вышли вперед слугу. Это значило то, что не стоит возвращаться домой как снег на голову, потому что там ты можешь застать что-то не совсем хорошее, и тебе придется наказывать, а так как люди дурны — это никогда не кончится. Потому — стоит выслать слугу и заранее предупредить о своем появлении, чтобы если кто-то что-то плохое и делал — то успел прекратить к появлению хозяина. В этом японцы были мудры…
Постепенно — с количеством потребленного — разговор сворачивал на политику…
— Нет, ты подумай, — горячился майор, который его пригласил, — чурка во главе страны! Куда это годится?
— А что, Горбач лучше был?
— Лучше!
— И чем же?
— Он свободу дал!
— Какую еще свободу?
— А что, гласность — это не свобода? Только объявили — и на тебе!
— А что — сейчас гласности нет?
— А какая сейчас гласность?! КГБ лютует, слышал про высылку? Афанасьева выслали, Гефтера, еще много кого…
Николай за политикой не следил, и о произошедшем не знал. С приходом к власти Алиева — КГБ развернул с новой силой борьбу с диссидентами. Только теперь немного по-другому: сорок восемь часов на сборы, паспорт с выездной визой в зубы — и уматывай куда хочешь. Хочешь в Израиль, хочешь в Америку — куда хочешь. Если при Андропове старались перевоспитывать, подписывали соглашения о том, что можно и чего нельзя, то при Алиеве все намного упростилось: не нравится? Уматывай!
— Правильно выслали. Пусть там и воняют. А ты что думаешь?
…
— Капитан, эй!
Николай посмотрел на спрашивающего.
— Ничего я не думаю.
Встал и вышел.
…
В тамбуре было холодно, из перехода — дул ветер. В вагоне курить запрещалось, потому все ходили в тамбур.
Николай курить не стал. Просто стоял и смотрел в окно.
Хлябнула дверь. Кто-то еще вошел. Николай обернулся, увидел незнакомого капитана. В возрасте — то есть, из тех капитанов, которые никогда не станут майорами. А отправили его в ЗГВ — перед пенсией, чтобы подзаработал.
Пожалели…
— Не куришь? Молодец…
Николай ничего не ответил.
Капитан закурил. Затянулся, сбросил пепел в пепельницу из консервной банки из-под кильки в томате. В Афганистане ее называли «красная рыба», она вызывала тяжелую изжогу и всем надоела до тошноты.
— В штаб или в дивизию?
— Простите?
— Штабной или в дивизию поедешь?
— Пока к штабу, там решат. Водитель я.
— Водитель — это хорошо. И то, что не куришь — тоже хорошо.
…
— Николай…
Николай не обернулся.
— Выходи не первым. На перроне задержись, к тебе человек подойдет. Вы знакомы. Он все объяснит.
Хлопнула дверь.
…
Через Польшу шли в основном ночью. Рано утром — встали на каком-то полустанке, непонятно почему. Из мужиков, кто уже проснулся — потянулись покурить. Полустанок был в каком-то польском городе, небольшом. Было видно, что город, в основном, сельскохозяйственный. Бросалось в глаза, какие большие участки у домов, больше пятидесяти соток, наверное. На некоторых работали крестьяне, тарахтел маленький трактор.
Николай прислушался.
— Здесь колхозов нет почти, не создавали. Есть что-то вроде совхозов, но в основном земля у крестьян вся. Потому и в магазинах не шаром покати, как у нас.
— А говорят, плохо все у них.
— Ты больше слушай! Я у них служил тут. Уж чего — чего, а жратвы-то в магазинах у них всегда хватало. Не то, чтобы шиковали — но и так как у нас, за курицей очередь, а мясо только по праздникам — нет такого. Тут еще в основном страна-то сельская, у многих родственники в деревне, а держат они скотины больше чем у нас. По две-три коровы у многих… В костёлы все ходят, тут религию не запрещали [16], в субботу на улицах пусто утром — все в костел ушли. И ненавидят нас…
— За что?
